– Прости Господи, ровно черт какой, – покивала она, любуясь на фотографию.
– А это вы? – гнула свою линию Катерина.
– Нет, нас вместе с Михал Петровичем карточки-то нету. Не успели, это ж было надо в город ехать. А это жена его. Умерла она. Весной, аккурат перед войной. Ну а мы с Лексеем вроде женихались. Я – дояркой на ферме, он в МТС тогда работал, а раньше в школе в одной учились. Ну, Михал-то Петрович меня и знал.
– А потом?
– Дак че потом? – неохотно вспоминала баба Катя. – Он первого мая – вот еще флаг был на сельсовете – мне и говорит: люблю, говорит, тебя, Катерина, пуще жизни. Выходи, дескать, за меня замуж. Не смотри, что я старый, всю жизнь на руках, говорит, носить буду… Я таких слов-то и вовсе не знала, тогда ведь не то, что сейчас. Молчу да убегаю. А он, черт, упорный!
Баба Катя раскраснелась и помолодела от воспоминаний, которые поначалу не хотела впускать в комнату, и больше Катерине не надо было ее подталкивать и расспрашивать.
– Так вот месяц, почитай, или скоко пробегала. Да потом ведь – и вдовец, едва жену схоронил, и детей двое. Лексей волком смотрит, говорит – если что, убью, говорит, Катерина, и тебя, и… На меня бабы деревенские пальцем кажут. А отец сказал – мало ему взрослых баб, охальнику, смотри у меня, Катерина, если что… Михал-то Петрович начальником МТС работал, большой начальник по-тогдашнему. Партейный. Да и я комсомолка. А он все едино посватался. Отец с матерью, понятное дело, отказали ему. Сказали, дескать, председателю пожалуются и в партком. Вон че. Я хожу – реву, ночь реву и день реву…
– А чего ревете-то? – не поняла Катерина.
– Дак любила я его, – пояснила баба Катя. – Он как сказал, что меня любит, дак и я сразу… Молода была!
– А потом?
– А потом что… Война. Я и согласилась.
– Поженились? – обрадовалась Катерина.
– Да нет. Так, – поджала губы баба Катя. – Говорю же – война. Кака тут женитьба? Две недели пожили – день в день. На руках меня носил. А потом проводила. Вот как раз с площади, где мы были-то давеча, грузовики в Свердловск и уходили. Тоже опять ох и ревели бабы! Которых водой отливали… На всю деревню вой стоял… А я нет. Я счастливая была. Думала, вернется, поди. Не могет такого быть, чтоб не вернулся. Поженимся тогда, думала, и детки будут.
Дальше Катерина спрашивать не стала: никаких детских фотографий в рамке не было. Но вечером, за чаем с сухарями и смородиновым вареньем, уточнила осторожно, уже угадывая ответ:
– Баба Катя, а вы больше никого… не любили? После войны?
– Дак не было больше мужиков-то, – откликнулась хозяйка. – Которы вернулись – дак у тех жены. А такого не было, чтоб от жены, как нынче-то. И негоже мне. Я хоть и не жена ему, а – обещалась.
– Что обещалась? – не поняла Катерина.
– Его только одного любить. А живого, мертвого ли – про то не договаривались. Один он мне был по жизни человек. Родной. С ним и помру. Жаль, что могилки его нет, а то бы рядышком… – Баба Катя помолчала и, вдруг оживившись, спросила: – А знаешь, дочка, вот певица такая есть, Валентина Толкунова? Она не стара еще.
– Знаю, – улыбнулась Катерина.
– Дак жива она? – встрепенулась баба Катя.
– Жива-здорова.
– Вот мечта у меня есть… – вздохнула старуха. – Повидать бы эту самую Валентину-то, поклониться ей, чтоб она мне песню про меня спела. Я ее раньше-то по радио часто слышала, а теперя и радио не то. Я не запомнила слова-то, маленько тока…
И баба Катя запела тоненьким, надтреснутым голосом:
– Еще до встречи вышла нам разлука, но все же о тебе я вижу сны-ы, да разве б мы прожили друг без дру-уга, мой ми-илай, если б не была-а ва-айны…
Она пела, пропуская слова и повторяя куплеты, как будто рассказывала Катерине всю историю их с Михаилом любви заново, красивыми словами, как положено такие истории рассказывать. Когда песня кончилась, баба Катя вздохнула, но не печально, а обыденно, как о привычной беде вздыхают, и задумалась, глядя в тот угол, где фотографии. Катерина тоже посмотрела и вдруг спросила:
– Баба Катя, а у вас Библия есть?
– Как не быть? – закивала бывшая комсомолка. – Нам батюшка за бесплатно раздавал, подарили ему богатые каки-то для нас, для старух. Тока буквы больно мелки, и в очки не видно. А тебе на что?
– Для работы.
– Работай, работай, разболталась я тут, дырява голова, прости старуху, – засуетилась баба Катя, убирая чашки.
А Катерина включила ноутбук и принялась переписывать сценарий с самого начала. Она увидела: по городской набережной идут, взявшись за руки, мальчик и девочка, идут не спеша и отдельно от царящей вокруг суеты. А за кадром звучит текст из Экклезиаста: «Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им, а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него, и нитка, втрое скрученная, не скоро порвется…»
Через несколько дней баба Катя, провожая Катерину на автобусной станции, плакала и называла «доченькой», а Катерина улыбалась и обещала обязательно летом приехать с дочкой, и брала с бабы Кати обещание, что она научит их рисовать такие же ковры, как у нее на стене, и махала рукой из-за стекла, глядя на маленькую согнутую фигурку. Слезы у нее навернулись потом, когда автобус выехал на трассу, а она откинулась в кресле, закрыла глаза, и в ушах у нее зазвучал тоненький старческий голосок, выговаривавший-выплакивавший: «Мой ми-илай, если б не была-а ва-айны…»
– Пассажиры, отправляющиеся рейсом 4807 Екатеринбург – Москва компании «Уральские авиалинии», просим пройти в зону досмотра и посадки, – механическим голосом объявляла диктор, даже не пытаясь перекричать ровный шум аэропорта. – Пассажиры, отправляющиеся рейсом 4807…
– Мамочка, давай мы пойдем уже! – пританцовывала от нетерпения Дашка. – Все пошли уже! Опоздаем!
– Ходи там в шапке и в куртке! Я по Интернету смотрела, там все лето плюс четырнадцать. Когда поедете на экскурсию в Торонто или на водопады, ни на шаг не отходи от группы! И чтобы у тебя всегда были деньги на телефоне! И носовой платок…
– Мама! – взвыла Дашка, уже выучившая весь длинный текст наизусть.
– Да не волнуйся, Катя, – вмешался Олег. – Там хороший детский лагерь, специально для детей сотрудников фирмы. Они со всей Канады там приедут, потому что папы месяцами на платформе и детей не видят, то есть все, как у нас. Ну, я же тебе объяснял. Там и воспитатели, и вожатые, и все, как надо. Даже двое ребят из Москвы будут, они из Москвы с нами полетят, я Дашку познакомлю. А на экскурсии вместе поедем, да, доча?
