Я узнала этот голос.
— Сабра?
Я медленно повернулась к фигуре, приближающейся ко мне. Меньше чем за полный цикл луны женщина, которая когда-то была моей сестрой, превратилась в измождённое существо. Она всегда была худой, но сейчас он стала ещё тоньше. Её волосы были грязными и всклокоченными, а глаза красными. На её руках были синяки, а одежда — это была не та одежда, в которой она уходила — была разорванной и грязной.
— Эмель? — громко сказала она нараспев, произнеся моё имя с неестественной сладостью. — Сестра? — прокричала она, привлекая внимание тех, кто ещё не смотрел в нашем направлении.
Проигнорировав насмешку в её голосе, я подбежала к ней.
— Ты видела Фироза?
Я начала быстро описывать его — цвет и длину волос, то, как он носил свои шаровары и как завязывал тюрбан. Я говорила и говорила, пока не поняла, что Сабра смеётся.
— Ты видела его?! — почти закричала я.
— Мальчик, который желал других мальчиков? Который продавал напитки на рынке, словно ребёнок? Который рассказывал тем, кто готов был его слушать, о лучшей жизни, которую мы могли получить, если бы забрали джинна у Короля? — она прижала палец к подбородку, словно задумалась. — О, да. Я видела его. Много раз. Я как-то даже видела вас вместе, — сказала она небрежно, после чего наклонилась вперёд и ткнула пальцем мне в грудь.
Даже сквозь платок я смогла заметить, что её дыхание было кислым, а тело немытым.
— Хотя в тот день ты не обратила на меня внимания. Ты вообще видела меня? — спросила она, посмотрев в небо и бешено ища глазами облака.
— Я тут подумала, — продолжила она голосом, измененным наркотиками и алкоголем. — Мне надо рассказать своей любимой сестре о её мальчике. Она казалась такой удивлённой, когда увидела его с другим мужчиной, и когда он начал разговаривать с ней так, словно он был одним из тех мятежников, которые пытались убить Отца.
У меня перехватило дыхание. Могла ли она быть в одном из тех шатров, когда Рашид и Фироз разговаривали со мной об алтамаруках? Может быть, она следила за мной?
Но Сабра ничего не сказала об этом.
— Может быть, она знала его не так как хорошо, как ей казалось? Она считала его хорошим другом… а может быть, он был её любовником? Может быть, именно поэтому она всё время убегала от нас? Чтобы поразвлечься с деревенским мальчиком? Я подумала, что ей хотелось бы знать больше. Но, — она надула губы. — Я не смогла тебя найти, поэтому я пошла во дворец и рассказала обо всём стражнику, который пообещал мне, что расскажет обо всём визирю. А тот должен был рассказать обо всём тебе.
Сабра невинно захлопала ресницами.
Я в ужасе оглядела её с ног до головы.
— Ты рисковала жизнью, когда пошла во дворец, и всё это только для того, чтобы наказать меня?
— Наказать тебя? Эмель, нет! Я хотела помочь тебе узнать больше о твоём друге, — она махнула рукой. — Я никогда не думала, что всё так закончится!
Притворившись удивлённой, она начала бешено махать руками в воздухе.
— А теперь несчастный Фиро в беде.
— Даже не смей его так называть, — выпалила я, сделав шаг в сторону своей сестры.
Гнев волнами исходил от меня.
Сабра снова засмеялась.
— А как бы ты его ещё назвала? Мерзким человеком? Коровой? Мятежником? О, или, может, верующим? Но не переживай, — она сделала шаг назад и пошла от меня прочь. — Скоро его вздёрнут как животное, каковым он и является. Его подвесят за ноги и перережут ему горло.
Незнакомая мне ранее ярость начала изливаться из меня, а глаза застила пелена. В этот момент я словно превратилась в поток гнева. Всё, что я видела перед глазами, и всё, о чем могла думать, это обо всех тех, гадостях, что она делала. Каждый нехороший поступок, который она совершила по отношению ко мне или моим сестрам, каждое подлое слово, каждый недобрый взгляд.
— Неужели твоя ненависть ко мне стоит всего этого, Сабра? Стоит всех этих шрамов на твоей спине? Стоит того, чтобы рисковать своей жизнью только для того, чтобы уничтожить моего друга? Фироз хороший человек, он добрый и щедрый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Двор моего отца превратил Сабру в монстра, но в этом нельзя было винить только его. Сабра принимала свои собственные решения, как и другие ахиры. И было неважно, что её лицо было менее привлекательным, бёдра более узкими, а ноги более тонкими. Мама с радостью проводила бы с ней время за разговорами, если бы Сабра сама того хотела. И я тоже была бы этому рада, несмотря на её зависть и колкость.
Даже гости, приезжавшие к нам, сколько бы мы не потешались над ними из-за их любви к плотским утехам, не всегда уезжали с самыми красивыми девушками, или девушками, которые были более умелыми в постели. Сабра могла бы получить для себя свободу, а может быть даже любовь и уважение, если бы она каждый раз не фокусировалась на том, чего она не имела.
Её дурные поступки нельзя было оправдать. Сабра приняла решение быть жестокой, и я не смогла простить её за это. Я изо всей силы толкнула свою сестру, и она неуклюже упала на песок.
Она была обессилена. Её немощное тело и разбитая душа скрючились на песке.
— Ты считаешь, что моя жизнь чего-то стоит? — закричала она, её глаза потемнели от гнева и стыда. — Ты думаешь, я счастлива? Думаешь, я вообще была когда-нибудь счастлива? Мне плевать, умру я или нет. Надеюсь, что да!
Дрожащим голосом я сказала:
— Я надеюсь, Мазира исполнит твоё желание. Ты заслуживаешь всего того, что ты сейчас имеешь.
Те несколько человек, мимо которых я прошла на обратном пути к арене, показались мне спокойными, словно они не знали, что должно было произойти что-то значительное. Мне хотелось ухватиться за это ощущение, чтобы доказать себе, что никакой казни не предполагалось. Но реальность возвращала меня назад. Только самые испорченные люди находили радость в том, чтобы наблюдать за смертью другого человека.
Завернув за угол в очередной раз, я снова увидела арену. Меня обдало ужасом, тяжёлым и жестоким ужасом, когда я увидела, что там собралось ещё больше людей. В воздухе раздавались громкие нестройные голоса.
Люди повернулись друг к другу, их лица были закрыты, и они энергично махали широкими рукавами своих одежд, наблюдая за происходящим. Я не видела так много людей со времен Хаф-Шаты. Чужая трагедия избавила людей от их ужаса, пообещав, что источник их страха будет убит.
Когда я посмотрела в центр арены, колючие, горькие слёзы обожгли мне глаза.
Нет, нет, нет.
Фироз стоял там с несколькими стражниками. Их лица были закрыты, в отличие от лица Фироза. Его выставили напоказ зрителям, которые с нетерпением ожидали главного события.
Он стоял, выставив перед собой руки, которые были обездвижены веревкой. Его ноги были связаны точно так же, как мои, когда меня хлестали плетью. И выглядел он, как Сабра — его одежда была поношенной и грязной, на груди и под мышками были коричневые пятна от пота, волосы были спутанными, жирными и грязными. Его лицо было разбито и помято. Он опустил голову и смотрел в песок, словно увядший цветок. Я видела грязные полосы на его щеках, оставленные высохшими слезами.
Я подбежала к забору и перегнулась через него, отчаянно пытаясь привлечь внимание Фироза. Я хотела, чтобы он увидел меня, чтобы знал, что я не оставила его.
Слёзы катились по моим щекам. Он не взглянул на меня.
— Фиро, — прошептала я его имя.
Мне надо было произнести его вслух, но я не знала, мог ли кто-то услышать меня. Если кто-то решит, что я сочувствую ему, меня могут точно так же схватить и приговорить к смерти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Его семьи нигде не было видно. Скорее всего, они изливали своё горе в безопасности стен своего дома, прижавшись друг к другу и переживая вместе свою печаль. Я огляделась вокруг в поисках Рашида, мужчины, с которым я видела Фироза. Конечно же, он должен был прийти. С краю арены были несколько одиноко стоящих людей, их лица были плотно закрыты платками. Я плохо знала Рашида, чтобы узнать его по глазам.
