Наиб расцвел.
— Какая замечательная мысль! Я поделюсь ею со своим господином. — Он поднялся на ноги. — Пойдемте, я покажу вам сад. Здесь так хорошо по утрам!
Росс покорно последовал за ним. У дверей их встретил огромный узбек в военной форме.
— Лорд Кхилбурн, — обратился к Россу Абдул Самут Хан, — познакомьтесь с явиром Шахид Махмудом. Он капитан моей домашней охраны и будет нести ответственность за вашу безопасность.
Другими словами, это был главный тюремщик Росса, по званию явира сравнимый с британским майором. Шахид имел вполне командирский вид: крепкий, мускулистый человек, довольно высокий для узбека — всего на пару дюймов ниже Росса. Судя по его хмурому лицу, он не жаловал ференги, хотя, представляясь Россу, попытался выдавить из себя несколько скупых приветствий.
Росс удалился вместе со своим хозяином, спиной чувствуя испепеляющий взгляд явира. «Не надо быть слишком проницательным, чтобы понять, что этот человек весьма опасен: судя по выражению его лица, он способен принять взятку, а потом обвинить давшего ее в измене».
Они шли по парковой дорожке, и Абдул Самут Хан, грациозно взмахивая руками, обращал внимание гостя на цветы.
— Есть старинная персидская пословица, быть может, вы ее знаете? «Если у вас есть две буханки хлеба, продайте одну и купите гиацинт».
— Я ее слышал. Очень мудрая поговорка, — ответил Росс, гадая, что у наиба на уме. Вряд ли он решал философские проблемы.
Сад занимал огромную территорию, и когда они удалились на почтительное расстояние от дворца, наиб как-то разом подобрался. Повернувшись к Россу, он с жаром заговорил:
— В доме я не мог говорить свободно, ибо бухарцы — нация шпионов. Рабы подглядывают за хозяевами, уличные мальчишки выдадут любую информацию тому, кто им заплатит, мужья не вольны высказатъ свои мысли женам в постели, не опасаясь быть услышанными. Я персиянин, вы знаете, у меня есть враги, ибо многие завидуют моему влиянию на эмира. По этой причине я должен быть вдвойне осторожен, но должен сказать вам, что казнь вашего брата была ужасным деянием. Он был совершенно безгрешен, не совершил никакого преступления, а его приговорили к смерти.
Наиб невинными глазами посмотрел на своего гостя, и Росс мгновенно почувствовал, что доверять ему нельзя: «Возможно, мой хозяин искренне считает, что Иана казнили по ошибке, но он находится на службе эмира. Нельзя забывать об этом».
— Смерть Иана очень опечалила меня, — сдержанно произнес Росс, — но из ваших слов следует, что казнь явилась результатом недоразумения, а не дьявольских происков.
— Я пытался отговорить эмира, предлагал ему пятьдесят тысяч дукатов за освобождение Камерона, однако Насрулла ответил, что майор — шпион, а шпион должен умереть. — Абдул Самут Хан украдкой поглядел на Росса. — Я небогатый человек и, заплатив такую сумму, наверняка разорился бы, но я не сомневался, что королева возместила бы мне ущерб. Как вы думаете, жизнь его стоила пятьдесят тысяч дукатов?
— Оценить человеческую жизнь невозможно, но я знаю, что мое правительство ни за что не заплатило бы такую сумму, — твердо проговорил Росс. — Это сочли бы выкупом, и стоило только раз согласиться, как это повсюду в мире поставило бы под угрозу жизнь и свободу любого английского путешественника.
Наиб, казалось, был немало озадачен такими доводами и тем не менее все же рискнул спросить:
— Но если не королева, может быть, семья Камерона оплатила бы свободу майора?
Росс покачал головой: разговор о деньгах тревожным звоном отдавался у него в голове.
— Камероны принадлежат к старинному роду, они блестящие воины, но семья их небогата. Даже если бы они захотели, то все равно не смогли бы заплатив такую громадную сумму.
Абдул Самут Хан, похоже, был разочарован.
— Но ведь вы лорд, а он был вашим родственником, и наверняка ваши родные могли выкупить его и вернуть домой, как поступили бы, если бы в плену держали вас.
Росс понял, что они добрались до главного. По всей видимости, наиб хотел узнать, во сколько можно оценить жизнь Карлайла. «Что ж, придется лгать», — решил он.
— Если бы меня посадили в тюрьму, то мои родственники оплакивали бы меня, но не стали бы пытаться купить мне свободу, ибо решили бы, что на все — Господня воля. Я далеко не единственный сын, и мой отец счел бы несправедливым разорить остальных детей ради спасения моей ничтожной жизни.
Наверное, он говорил весьма убедительно, поскольку наиб разочарованно вздохнул:
— Жаль. — Потом он лукаво прищурился. — Говорят, Насрулла, став эмиром, некоторое время поступал по справедливости и был религиозен, но потом стал тяготеть к жестокости и мальчикам-танцорам. Он как бородавка на заду Туркестана. Хорошо бы британское правительство прислало войска в Хиву и Коканд, чтобы те убедили ханов выступить против Бухары. А если королева даст скромную сумму денег, например двадцать или тридцать тысяч дукатов, то и я, главный артиллерист, окажу поддержку при вторжении.
От этих слов Росс насторожился еще сильнее: «Может, наиб пытается спровоцировать меня на неблаговидный поступок, а может, желает продать себя подороже. В любом случае доверять ему нельзя».
— Я не являюсь официальным представителем всего правительства и приехал сюда не для того, чтобы подстрекать к бунту против эмира Бухары. Я всего лишь интересовался судьбой своего брата и теперь вполне удовлетворен.
— Вы не доверяете мне, правда? — проницательно заметил Абдул Самут Хан. — Правильно, мудрый человек всегда осторожен. Но я был другом майора Камерона. Смотрите, он собственной рукой написал благодарность за все, что я для него сделал. — Он сунул руку в халат, извлек листок бумаги и вручил его Россу.
Росс почувствовал, как у него от ужаса пробежали мурашки по спине. На бумаге неровным, но узнаваемым почерком Иана было начертано: «Я пишу этот документ, чтобы удостоверить, что наиб Абдул Самут Хан оказывал мне добрые услуги». Перечислив благодеяния наиба, Иан закончил словами: «Я, Иан Торквил Камерон, подписываю это в Бухаре, четырнадцатого сентября 1840 года от Рождества нашего Господа Иисуса Христа».
Письмо от мертвого человека. Слегка дрожащими руками Росс, сложив бумагу, вернул ее наибу.
— От имени родных майора и сам я выражаю вам глубокую признательность за все, что вы для него сделали.
Абдул Самут Хан мрачно кивнул.
— И так же, как я был другом ему, я буду другом и вам.
«Может быть», — подумал Росс. Однако несмотря на слова наиба, он не торопился доверять ему.
После того как Росс ушел на встречу с наибом, Джулиет отправилась на поиски съестного. В конце концов она нашла кухню и примыкавшую к ней комнату, где обедали слуги. Реза уже был там и радостно поздоровался с ней. Кроме Резы, Джулиет не разговаривала ни с одним из слуг, она просто съела хлеб, выпила чай и ушла. Как всегда, к ней присматривались с любопытством, но она проигнорировала все попытки завязать с ней разговор, и к ней больше никто не приставал.
