знал…
С другой стороны, автором типизации прямо назван Орешкин. Это ведь сам Эдик тогда предложил так — интересно зачем: может, тогда главного соперника в будущем он предвидел в Лютикове, а не в нас? Может быть… В общем, еще не ясно как, но эта заметка должна повлиять на ход событий. Может быть, уже повлияла.
Во-вторых, по базе прошел слух, что Лютиков уволился — там, в Москве, по требованию Саркисова! Во всяком случае, его квартира открыта, там идет ремонт, говорят, будет помещение для приезжих, а их этим летом ожидается много. Опять неясно, как оценивать это. С одной стороны, врагом меньше. С другой, самая одиозная фигура исчезла. Весь «криминал» можно на него списать. Остались Саркисов и Эдик, и они заодно. Не оттого ли вновь «разлюбил» нас шеф?
Конечно, увольнение Жени — это наша победа. Но ведь мы не этого добивались. Да и жалко его все-таки, как это ни странно после всего.
В-третьих, насколько лучше нам теперь здесь живется и дышится! Нас наперебой зовут то в одну компанию, то в другую. Не все и не всё нам нравится и в этом лагере, разные люди туда входят, но все они работают сами, у каждого свой «пунктик», у одних интересный, у других так себе. Но никто ни к кому в карман не заглядывает, никто ни от кого не таится. И это так непривычно и приятно. Теперь, конечно, ясно, что наш результат никакой не выдающийся — у многих других не хуже, а у кое-кого, не при Орешкине будет сказано, так даже и поинтереснее есть. Просто у нас он «плохо лежал», вот и хотели стащить.
Семинар прошел очень смешно. Орешкин от нашего имени два битых часа выливал (по выражению Гены Воскобойникова) «п-потоки к-каши» на бедные головы обсерваторцев. Но скоро установилась довольно непосредственная обстановка, все очень живо реагировали на наши кривульки. Пару раз встревал Эдик — чувствовалось, он все это время занимался тем же самым, в основном его замечания сводились к тому, что типы можно назвать иначе, разграничить иначе, результаты представить иначе. Все почувствовали за такими возражениями что-то скандальное, зашевелились, заоглядывались. Кормилов обернулся и спросил:
— Можно, только зачем?
Мы-то догадываемся зачем: Эдик упорно работает над тем, чтоб представить ту же работу в ином виде и выдать за свою, теперь это ясно как божий день, но сказать такое на семинаре даже Вадим не решился — неприлично! Он сжимал губы, белел ноздрями и вообще был похож на себя в одном из лютиковских портретов, тогда я не признала сходства, теперь признаю. Сначала он отражал эти наскоки довольно основательно и доказательно, а потом вдруг выпалил:
— Потому что нам так захотелось, а не иначе.
Все вертелись на стульях, смакуя свару и явно теплея к Вадиму. Досталась и мне толика ободряющих сочувственных взглядов. Мне говорили (в очереди на склад), что в нашем положении чуть не все перебывали. Эдик органически не способен выдумать свою идею, всегда присоединяется к чужой, часто пытаясь ее перекрасить под предлогом «существенного шага вперед».
Нашей последней кривой Вадим не показал. Он как раз в эти дни работает над улучшением «прогноза по механизмам». Выясняется, что из семи типов только два по-настоящему ценны в этом смысле. Главное, методика будущего прогноза фактически ясна, ее не надо специально разрабатывать. Правда, она пока выглядит довольно трудоемкой, но чего не жалко ради прогноза катастрофы? Вадим хочет закончить эту часть к моменту отъезда в Ташкент.
О Ташкенте. Тут еще новость. Московские друзья не забыли о нас. Член-корреспондент Крошкин из Института философии природы прислал Вадиму приглашение на этот симпозиум (он входит в оргкомитет) и даже уже забронировал номер на нас обоих. В лучшей гостинице! Доклад Вадима «О методологических и философских критериях геопрогноза» уже есть в программе одной из секций. Значит, мы имеем слово независимо от хотения Саркисова. Возможно, Саркисов уже об этом знает, и это не способствует его доброму настроению. Интересно, решится ли он запретить нам ехать на симпозиум? Кое-кому из желающих уже запретил.
20 мая. Пока все ничего. Саркисов хотел уехать тайком, но Вадим его настиг, два часа проговорили. Вадим был тверд, не отступил ни на йоту, начальство попятилось и все обещало (а то мне уже шепнула сочувствующая Маша Грешилова, кадровичка, что в списке командируемых в Ташкент Вадим есть, а меня нет).
Один раз лазили на горку — невысокую, но с интересными скальными структурами. Долезли до вершины, хотели возгордиться — а там, смотрим, стадо пасется, пастух машет, к чаю приглашает. Очень красивый горец — голубые глаза, черные брови, хорошо говорит по-русски, выражается остроумно и даже, как мне показалось, интеллигентно.
Я спросила, много ли коровы здешние — они такие маленькие, вроде коз — молока дают.
— Мало, — говорит, — раза в четыре меньше, чем ваши, из России. Пробовали ваших больших разводить, привозили. Они болеют, никак все привыкнуть не могут — горы и солнце им не нравятся. А как вроде начинают привыкать — умирают почему-то.
И еще пару остроумных и неожиданно проницательных замечаний. Ну и выяснилось, что пастух — его зовут Шариф, — пастух на общественных началах, просто его очередь, а так он учитель из кишлака, причем неплохо знает полигонских, особенно Дьяконова и Силкина. Ну, это ясно почему: жена Силкина Ганна тоже преподает в кишлачной школе — русский язык и литературу.
Потом мы возвращались по полю — удивительно хороша старая дорога из колокольчиков, колеи только почему-то ими заросли — синие. Вдали клубятся испарения от реки. И облака на закате — разные, разные.
Это было в субботу. А в воскресенье утром лил дождик, только после обеда выглянуло солнце. Сеня Тугов со своим Федей и мы пошли в кишлак за горой. Встретили много черепах — удивительно они здесь симпатичные, очень самостоятельные. Совсем крохотные черепашата уже прекрасно соображают, как нужно прятаться от таких назойливых существ, как люди.
Гуляли в заброшенных садах, по колено в траве. Закончилась наша прогулка танцами, самыми настоящими таджикскими танцами. Мы набрели на 6 «б» из кишлака, у них в саду был пионерский сбор.
Милые, искренние детишки, танцевали так лихо, и каждый на бубне по очереди играл, — в общем, доставили нам массу удовольствия. Ради таких дней и таких встреч никуда не хочется ехать отсюда.
Алексеев — Орешкину
Москва, 21 мая
…У меня такое главное опасение: ты затеял все довольно основательно и жестко, такой темп трудно выдержать самому, и надо знать всякие грани… Советоваться на этот счет с Шестопалом и др. — конечно, можно, но следовать их советам надо осторожно: дело в том, что ты
