Прибыв в Гилдхолл, я оставил Канцлера в конюшне и вошел в здание. Верви я нашел в его маленькой, погруженной в полумрак конторе. Он просматривал какой-то контракт с неторопливой тщательностью, которая за годы адвокатской практики вошла у него в привычку. В какой-то момент я позавидовал его размеренной жизни, никогда не выходящей из накатанной колеи. Завидев меня, Верви приветливо кивнул, и я протянул ему лист бумаги, на котором вчера изложил все свои соображения относительно дела Билкнэпа. Он пробежал строчки глазами, временами одобрительно кивая, и поднял взгляд на меня.
– Итак, мастер Шардлейк, вы полагаете, что в суде лорд-канцлера мы можем одержать победу?
– У нас есть для этого все основания. Но не исключено, что рассмотрения иска придется ждать около года.
Верви бросил на меня многозначительный взгляд.
– Возможно, нам стоит внести в контору Шести клерков плату, которая превышает обычную, – заметил он.
– Да, это может значительно ускорить слушание дела. Кстати, сегодня утром я собираюсь осмотреть приобретенную Билкнэпом недвижимость. Несомненно, в суде лорд-канцлера пожелают ознакомиться со всеми обстоятельствами дела.
– Я рад, что вы так уверены в успехе, мастер Шардлейк. Городской совет придает большое значение этому иску. Многие здания, прежде принадлежавшие монастырям, ныне пребывают в плачевном состоянии. Эти полусгнившие трущобы, в которых ютится беднота, и домами-то трудно назвать. К тому же они служат источниками всяческой заразы, а сейчас, когда все вокруг высохло от жары, представляют угрозу пожара.
Верви бросил взгляд в окно, где виднелось безоблачное голубое небо.
– Если, не дай бог, в одном из таких домов вспыхнет пожар, имеющихся запасов воды не хватит, чтобы его потушить. А упрекать во всех бедах, как всегда, станут Городской совет. Мы делаем все, что в наших силах, пытаемся заменить протекающие трубы на новые, но состояние городского водопровода по-прежнему оставляет желать лучшего. – Я знаю литейщика, который делает новые трубы для водопровода. Его зовут мастер Лейтон.
– Да, есть такой. Кстати, мне надо срочно его отыскать. Он должен был предоставить готовые трубы подрядчикам, а сам как в воду канул. Вы хорошо с ним знакомы?
– Сам я с ним никогда не встречался, но слышал о нем как об очень опытном мастере.
– Да, он один из немногих литейщиков, способных выполнить столь сложный заказ, – кивнул головой Верви.
«Скорее всего, сей искусный литейщик уже покинул наш бренный мир», – подумал я.
Однако делиться с Верви своими предположениями не стал.
– Если уж я здесь, нельзя ли мне получить несколько книг в вашей библиотеке? – сменил я тему. – Возможно, мне будет позволено взять их домой?
– Не думаю, что в нашей библиотеке отыщутся какие-либо книги, которых не оказалось в Линкольнс-Инне, – с улыбкой возразил Верви.
– Но мне нужны отнюдь не труды по законоведению. Книги, которые я ищу, посвящены истории Рима. Сочинения Плутарха, Ливия и Плиния.
– Я дам вам записку к нашему библиотекарю. Кстати, я слышал о столкновении, произошедшем между вашим другом Годфри Уилрайтом и герцогом Норфолкским.
Я знал, что Верви является убежденным реформистом, и, следовательно, мог без всякой опаски говорить с ним об этой неприятной истории.
– Годфри проявил излишнюю пылкость, – заявил я.
– Да, времена вновь становятся опасными, и всем нам следует быть осмотрительнее, – подхватил Верви.
Несмотря на то что мы были одни, он понизил голос:
– В следующее воскресенье в Смитфилде будут сожжены два анабаптиста. Если только они не откажутся от своих убеждений. Городскому совету велено произвести необходимые приготовления к казни и обеспечить присутствие всех подмастерьев.
– Я ничего об этом не слыхал.
– Будущее внушает мне страх, – понурив голову, признался Верви. – Но я совсем забыл про ваши книги, мастер Шардлейк. Сейчас напишу записку.
Я беспокоился, что необходимые мне исторические труды исчезли и из библиотеки Городского совета. Но, к счастью, опасения оказались напрасными. Все интересующие меня книги стояли рядом, на одной полке. Я торопливо схватил их, словно обрел величайшее сокровище. Библиотекарь, похоже, относился к числу излишне ревностных хранителей, твердо уверенных, что книги следует держать на полке, а отнюдь не читать. Однако записка Верви убедила его, что мою просьбу необходимо уважить. С нескрываемой досадой он наблюдал, как я укладываю толстые тома в свою сумку. По ступенькам Гилдхолла я спускался с приятным сознанием того, что мне наконец удалось выполнить намеченное. Направляясь к воротам, я едва не столкнулся с сэром Эдвином Уэнтвортом.
За несколько дней, прошедших с нашей встречи, он, казалось, постарел на много лет. Душевная боль избороздила его лицо глубокими морщинами, взгляд потух. Он по-прежнему был облачен в глубокий траур. Под руку с сэром Эдвином шла его старшая дочь Сабина, а в некотором отдалении шествовал дворецкий Нидлер, с расчетными книгами под мышкой.
При виде меня сэр Эдвин резко остановился. Вид у него был такой разъяренный, словно он встретил злейшего врага. Я коснулся рукой шляпы в знак приветствия и уже собирался идти дальше, однако сэр Эдвин решительно преградил мне путь. Нидлер поспешно передал книги Сабине и встал рядом со своим господином, готовый оказать ему защиту и поддержку.
– Что вы здесь делали? – дрожащим от гнева голосом спросил сэр Эдвин. Лицо его, минуту назад бледное как полотно, теперь залилось краской. – Пытались что-нибудь выведать про мою семью?
– Вовсе нет, – ответил я со всей возможной кротостью. – Городской совет поручил мне ведение одного иска, которое не имеет к вашему делу ни малейшего отношения.
– Да, вы, крючкотворы, знаете, на чем нагреть руки. Вы своего не упустите, не так ли, горбатый скряга? Сколько вам заплатил Джозеф за то, чтобы вы обелили убийцу и помогли ей избежать заслуженной кары?
– Пока что мы не обсуждали с вашим братом размеры моего вознаграждения, – невозмутимо ответил я, твердо решив пропускать мимо ушей все оскорбления. – Я взялся за это дело исключительно потому, что убежден в невиновности вашей племянницы. Сэр Эдвин, неужели вам не приходит в голову, что вы стремитесь обречь на казнь невиновного, в то время как истинный убийца разгуливает на свободе?
– Похоже, вы воображаете, что разбираетесь в деле лучше коронера? – насмешливо спросил Нидлер.
Подобная наглость со стороны дворецкого уязвила меня больше, чем все нападки сэра Эдвина. Я ощутил, что внутри что-то щелкнуло.
– Насколько я понимаю, ваш слуга уполномочен выражать мнение хозяина? – осведомился я саркастическим тоном.
– Дэвид совершенно прав, – отрезал сэр Эдвин. – Всякому ясно, вам заплатили за то, чтобы вы запутали это очевидное дело.
– Кстати, вы имеете представление о том, что это такое – пытка прессом? – спросил я.
Двое членов Городского совета, поднимавшиеся по ступенькам, удивленно обернулись на мой излишне громкий голос, но я уже ни на что не обращал внимания.
– Осужденный на подобную пытку несколько дней лежит, придавленный каменными плитами, задыхаясь, изнывая от голода и жажды, и мечтает лишь об одном – чтобы хребет его поскорей сломался, положив конец адским мучениям.
По лицу Сабины потекли слезы. Сэр Эдвин с сочувствием взглянул на нее и вновь вперил в меня полыхающий злобой взгляд.
– Как вы смеете расписывать подобные ужасы перед моей несчастной дочерью! – взревел он. – Вы что, не понимаете, какую скорбь испытывает сестра, потерявшая брата! Какую скорбь испытывает отец, потерявший сына! Впрочем, где вам понять, гнусный, уродливый крючкотвор! У вас ведь нет ни семьи, ни детей. Нет и никогда не будет!
Гнев исказил его лицо, в уголках рта скопилась слюна. Уже несколько человек стояло на ступеньках, наблюдая за потешной сценой. У некоторых ругательства, которыми осыпал меня сэр Эдвин, вызывали сочувственный смех. Не желая, чтобы имя Элизабет прозвучало в присутствии всех этих зевак, я решил прекратить склоку. Не удостоив сэра Эдвина ответом, я двинулся своим путем. Нидлер попытался преградить мне путь, но я метнул в нахального дворецкого столь гневный взгляд, что он счел за благо ретироваться. Множество любопытных глаз глядело мне вслед, пока я шел к конюшням, где оставил Канцлера.
Руки мои дрожали, когда я отвязывал поводья. Я погладил Канцлера по голове, словно ища у него утешения, и старый конь, надеясь, что я принес ему что-нибудь вкусное, ткнулся влажными губами мне в ладонь. Ярость сэра Эдвина вывела меня из душевного равновесия. Судя по всему, жгучая ненависть, которую он испытывал к Элизабет, окончательно затмила его рассудок, не оставив места для сомнений и колебаний. Впрочем, возможно, сэр Эдвин прав: мне, никогда не имевшему детей, трудно понять чувства отца, потерявшего единственного сына. Я перекинул через плечо сумку с книгами, забрался в седло и двинулся по улице. К счастью, сэр Эдвин и его спутники уже ушли.
