6
— Люблю храбрых мужчин, — сказала я на дагарском, закидывая бастард плашмя на правое плечо. — Лишь храбрецы достойны разговора.
— Ты… кто ты?
— Я та, кто вас пощадил. Или тот, кто вас пощадила.
— Ты — Родах?
— В данный момент — нет. В данный момент я, как нетрудно заметить, женщина.
— Таких женщин не бывает! — бросил один из капралов.
— Храбрость не всегда сопутствует уму, — ответила я. — Ладно, ступайте к своим. И в следующую атаку вооружитесь чем-нибудь действительно опасным. А то на вас меч подымать стыдно.
Развернувшись к троице спиной, я пошла обратно к окопам Восемнадцатого полка.
И к Устэру, устало шагающему мне навстречу.
Ещё издали я отметила в его походке нечто неправильное. Подойдя ближе, я поняла: Устэр не устал, он скорее пьян. Ужасная догадка мелькнула в моём сознании. Забыв о формулах Бесконечного наречия, я потянулась к нему обычными магическими чувствами… и застонала.
Он убивал. Не так уж много. Возможно, от его руки пало от пятнадцати до двадцати дагарцев. Но и этого числа, вместе с отражённым и впитанным страхом, оказалось достаточно.
Некромантам нельзя становиться солдатами. Нельзя!
Но он об этом забыл.
Что-то вроде провала в памяти. Я стою, трясу мужа за плечи. Его голова мотается из стороны в сторону, локоны дурацкой причёски, имитирующей парик, качаются. Его руки бессильно висят, инстинктивно сжимая рукояти вымазанных кровью клинков.
— Устэр! Устэр!!!
— Что с ним? Он ранен?
Оборачиваюсь. Полковник Хиргес, ещё какие-то люди в изумрудных мундирах…
— Хуже. Этот придурок пьян!
— Что?
— Он убивал и творил запретное, чтобы насылать ужас. Да, дагарцев он отогнал — но посмотрите, в кого превратился наш блистательный лорх!
— Эйрас…
От полушёпота меня пробирает дрожь. И не только меня. Обернувшись, я встречаюсь взглядом с мужем — и поспешно отступаю на шаг.
Его усмешка почти безумна. А душу распирает от заёмной силы. Похоже, он прекратил убивать не потому, что достиг поставленной цели, а просто потому, что пресытился кровью.
Проклятье!
Шаг вперёд. Беру лицо Устэра в ладони — и страстно шепчу, взывая к нашему единству. Я не заклинаю свет, этого мне не дано. Я заклинаю тьму. Управляю тьмой. Смиряю её. Сила сочится, потом течёт… и вдруг, будто плотину прорвало — бьёт в меня мутным чёрно-алым потоком. Я задыхаюсь в нём, но продолжаю пить… пить… пить…
Сдвоенный удар кулаками в грудь отбрасывает меня шагов на пять, не меньше. Хорошо, что я так легка и крепка в кости, иначе не обошлось бы без переломов.
— Довольно! — Устэр почти рычит. А я готова расцеловать его при всех. Потому что это уже не пьяное от крови чудовище, а именно мой муж.
Расцеловать? Косточки в муку размолоть! Идиот! А он ещё и рычит на меня:
— Не бери больше, чем можешь взять!
Горлом — хрип. Похоже, я тоже опьянела от силы. И не сказать, чтоб слабо.
— А больше и не надо. Какого Орфуса ты начал убивать?
— Я просто устал! Я бы не справился иначе!
— Придурок.
— Что?!
— Придурок, вот что. Если ещё раз вздумаешь такое сотворить, мне придётся, во исполнение старого обещания, тебя прикончить.
— Попробуй!
— Не стану пробовать. Прикончу, и всё. Ты вспомни, во что превратился! Вспомни!
Устэр опускает взгляд. Подбирает выпавшие из рук клинки, вымазанные в чужой крови…
И вновь роняет, и падает на четвереньки, корчась в жестоком приступе рвоты.
— Поделом, — резюмирую я. Обращаюсь к Хиргесу, а заодно к остальной публике. — Всё, концерт окончен. Пошли отсюда.
Интарийцы пятятся. Полковник, однако, остался на месте.
— Эльи, я требую объяснений.
Меня затрясло. Видимо, лицо у меня стало совсем нехорошее, потому что Хиргес побледнел, как те дагарцы, которых я недавно (недавно?!) пугала. Но всё-таки не отступил.
Это меня немного отрезвило.
Совсем чуть-чуть.
— Знаете, полковник, вам только что поднесли на блюде два небольших таких чуда. Две полностью сорванные контратаки. Вы просили уменьшить ваши потери? Мы с блистательным лорхом уменьшили их до нуля. Мы выворачиваемся наизнанку для вас. Мы УРОДУЕМ свои, прах побери, ДУШИ! А вы ещё требуете у нас отчёта?
— Но…
— Вы знаете, какую цену приходится платить за некоторые чудеса? Нет! Вы видите, как щёлкают пальцами, бормочут какую-то чушь, чертят дурацкие рисунки… оп! Чудо! А чудотворец — вон он, блюёт всухую, потому что всё не так просто, как кажется со стороны. — Я повернулась к помянутому чудотворцу. — Эй, Сильвезий! Когда закончишь и сможешь стоять более-менее прямо, отправишься на "Ночную птицу". И до самого конца операции чтоб с неё — ни ногой. Понял? Я запрещаю тебе приближаться к дагарцам ближе, чем на двести шагов.
— Эльи Эйрас, вы…
— А ты заткнись!
Хиргес сглотнул. Челюсти его словно склеились, позволяя разве что мычать.
— Ты хоть понимаешь, — подойдя вплотную, я почти шепчу, — что мой ученик, сорвавшись, может натворить больше бед, чем весь военно-воздушный флот, который он вам построил? Но мне он нужен в качестве человека, а не машины для убийств. И я сделаю всё, чтобы этот дурачок не шагнул за грань ещё раз. Даже если придётся провалить операцию. Даже если придётся призвать силы, которых я обычно избегаю, как Белого Огня. Даже если пол-Интарии рухнет в бездну!
Выдохнув, я обогнула стоящего столбом полковника и поплелась к окопам. Хотелось жрать и спать, хотелось так дико, что тёмная магия во мне бурлила почти как от боли.
— А если вы сами шагнёте за грань, эльи? Если сорвётся не Сильвезий, а вы?
Я обернулась.
— Молись, Хиргес. Молись, чтобы этого не случилось.
— А если случится?
Упорный… едва от принудительной немоты отошёл, как снова за своё.
Но ругаться не хочется. Да что там, ругаться просто страшно. Уж себе-то я могу признаться в этом. Чужая, выкачанная из Устэра сила бурлит внутри, как взбаламученное ударами игристое вино в слишком тесных мехах. Нешуточные усилия воли нужны просто для того, чтобы это "вино" не вышло наружу в одной из многообразных, но одинаково отвратительных форм. Пока я вызверяюсь на полковника, муть со дна души шепчет, подсказывая, что надо сделать с этим дурным упрямцем… цыть! Я сама решу, что и как делать! Сама!
Устала я. Прах побери! Могу я устать, как все нормальные люди?
Вообще-то нет у меня такого права. Но…
— Если сорвусь я, Хиргес, вы меня не остановите. Передай блистательному лорху, чтобы он не дурил и не пытался ничего предпринять сам. Он знает, к кому обратиться за помощью в… исключительных обстоятельствах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});