Однако, чем дальше, тем больше стали раздражать меня поучения этого чудовища в сутане. Он сделал для меня всё, что мог. Больше он уже ничему не мог меня научить, и больше яда в меня влить было просто невозможно, я и так вся пропиталась им. И я задумала убрать его со своего пути. Дело ускорило то, что он стал частенько заходить в покои подрастающего графского сына. У меня были свои виды на этого мальчика, и я должна была знать, что именно льёт в душу калеки этот изувер. Пришлось убрать прислуживающую ему служанку и занять её место. Это оказалось совсем нетрудно. И я узнала, что это чудовище отравляет душу мальчика ожиданием конца света. Но я хотела совсем не этого. Пришлось приложить немало сил, чтобы разжечь в юноше естественные для его пола желания. Да, он не мог удовлетворить их, но был в состоянии их испытывать. И я показала ему, что значит женское тело и что оно может дать. Калека исходил слюной, а я давала ему свою грудь только тогда, когда он этого заслуживал, и позволяла его осмелевшим пальцам столько воли, сколько он хотел. И я превратила мальчишку в своего раба, покорного мне во всём. Ведь за повиновение мне он получал то, чего ему не давал никто другой. И я внушила ему мысль, что это родители виновны в его беде. Они лишили его возможности ходить и быть мужчиной, потому что погрязли в грехе. И он поверил этому охотно, потому что слышал уже от того чудовища о проклятии, нависшем нал замком.
Вскоре я разделалась со своим духовным совратителем. Он был, повторяю, исчадием ада. Он весь исходил злобой и ненавистью. Он хотел убивать, но сутана не позволяла ему этого. И он стал убивать моими руками. Я прикончила его с огромным удовольствием.
Женщина замолчала. Молчали и онемевшие от всего услышанного судьи. Писец замер со своим пером, и глаза у него были, как у помешанного. Граф сцепил зубы, и впился пальцами в подлокотники кресла так, что побелели суставы. На Гильдебранду лучше было не смотреть, она стала похожа на мертвеца. Глинит тёрла её омертвевшие пальцы и пыталась согреть их своим теплом.
И среди этого оцепенения опять раздался голос брата Бенеда.
— А проклятие, Берта? — спросил он.
Женщина взглянула на него устало и как-то отрешённо.
— Его не было, — тихо ответила она. — Это чудовище придумало его, чтобы постоянно поддерживать огонь под котлом, в котором кипела его ненависть.
— А почему он так ненавидел семейство графа?
— Этого я не знаю.
Всё. Говорить больше было не о чем. Пришло время действовать.
Граф поднялся со своего кресла и устрашающе спокойным голосом огласил своё решение:
— Служанка Берта признаётся судом виновной по всем статьям обвинения и приговаривается к смертной казни путём заточения в тайной комнате, где было совершено её первое убийство. Вход в это помещение я повелеваю замуровать, чтобы никто и никогда не смог найти его и открыть.
Старший из призванных на заседание судей поднялся и проговорил принятую формулу:
— Если кто-нибудь из присутствующих имеет возражения против решения суда, требую сказать об этом сейчас или молчать до конца жизни.
Ответом ему была мёртвая тишина.
Берта как-то сразу поникла. Но, проходя мимо места, где сидела Гильдебранда, на мгновенье ожила вновь, бросила на неё полный ненависти взгляд и злобно прошипела:
— Я тебя и с того света достану, девчонка.
8
В последующие несколько дней замок медленно приходил в себя после всех перенесенных потрясений. Казнь Берты состоялась. Женщина приняла её без сопротивления, она как будто лишилась сил после всего, что излилось из неё в ходе процесса. Преступница так и не раскаялась в том, что совершила, и только вяло отмахнулась от отца Нуна, принявшегося увещевать её, — «уйди, слизняк». Однако взгляд, который она бросила на графа Гунфрида, входя в свой погребальный склеп, очень не понравился брату Бенеду. В этом взгляде проскользнуло скрытое торжество. «Неужели я что-то просмотрел, — подумалось ему, — и это ещё не конец?». Но дело было закончено, и никаких оснований думать иначе у него не было.
Разъехались прибывшие на заседание суда вассалы графа. Брат Бенед тоже покидал замок Альгенгерд.
— У меня нет слов, чтобы выразить вам мою глубочайшую признательность, брат Бенед, — проговорил при прощании граф. — Я готов заплатить любую сумму, только назовите её. Ведь вы совершили невозможное.
— Поверьте, Ваша Светлость, мне достаточно вашей искренней благодарности и похвалы моего епископа. Он будет доволен мной, — улыбнулся в ответ монах. — Но ваши слова я сохраню в душе, они приятны мне.
С тем брат дознаватель и отбыл, оставив обитателей замка всё ещё встрёпанными и неспокойными — такое быстро не забывается.
Граф Гунфрид, как и намеревался, сходил в покои своего несостоявшегося наследника, и они долго разговаривали там наедине.
— Я очень виноват перед тобой, сын, — признал отец, рассказав юноше, как всё было на самом деле. — Но я приложу все силы к тому, чтобы исправить то, что ещё можно изменить.
Лиуфрид не ответил ничего, но по его глазам граф понял, что сын услышал его и простил.
Через некоторое время графский сын перебрался в восточное крыло замка и занял покои, принадлежавшие раньше его матери. Отсюда, из помещения на первом этаже, его стало возможно вывозить на улицу после того, как местный мастер сноровисто изготовил кресло на колёсиках. Это было огромным удовольствием для Лиуфрида, и он теперь много времени проводил в саду, рисуя замок и окрестности, деревья и цветы. Молодая графиня частенько сопровождала его в этих прогулках. Гильдебранда тоже вернулась в свою прежнюю комнату, но теперь Зельда всегда была при ней. Брат с сестрой много разговаривали, вспоминая старое и думая о грядущих временах, как будто навёрстывали упущенное время. Отец пообещал Лиуфриду найти для него учителя рисования. А пока что приставил к нему для ухода молодую приятного вида служанку, которая получила совершенно определённые наставления. Она ничего не имела против, а юноша был просто счастлив.
Не забыл граф и о дочери. Он успешно завершил начатые раньше переговоры о замужестве Гильдебранды. В мужья ей выбрал сына одного из соседних графов, достаточно сильного и воинственного, но совсем не злого, и, к тому же, приятной внешности молодого человека. Она будет довольна его выбором, говорил, улыбаясь, граф. Девушка привыкла верить отцу, и была довольна.
Казалось, в замке наступил, наконец, благословенный покой, и он грелся в лучах летнего солнца, разнежившись.
Но давно замечено, что счастливые периоды в жизни не бывают долгими. Благолепие в замке Альгенгерд было грубо нарушено прибытием гонца от короля. Конрад собирал армию для противостояния не только язычникам-венграм, которые продолжали свои бесчинства в приграничных землях, но и внутренним врагам. Пфальцграф Эрхангер, вместе со своим братом, готов был отстаивать герцогское кресло с оружием в руках. Графу пришлось собирать своих вассалов и отправляться на войну.
В замке оставалось достаточно стражников, и их капитан получил наказ оберегать, как зеницу ока, самое дорогое, что есть у графа, — его детей.
Несколько дней прошли спокойно. И вдруг …
Ясный летний день к вечеру неожиданно нахмурился тучами, стало темно, поднялся ветер. Гильдебранда рано ушла в свои покои, но уснуть не могла. Зельда сладко посапывала у неё в ногах, а девушке почему-то было очень тревожно. Вспомнились недавние события и тот ужас, что преследовал её. Но сейчас бояться было нечего. Злобной Берты больше не было на свете, за стеной спал брат, а под дверью дежурили стражники. Это успокаивало, но тревога не уходила. Чувство страха накатило знакомой волной и накрыло девушку с головой. Она замерла, широко распахнув глаза. Но луну скрывали тучи, и было темно как в подземелье. И тут среди звуков разгулявшейся за окном непогоды Гильдебранда отчётливо услышала, как что-то мягкое упало в комнату из окна, мягкое, но тяжёлое. Девушка отчаянно закричала, к её крику присоединился громкий визг Зельды, неожиданно разбуженной и перепуганной до смерти. Тотчас же в комнату ворвался стражник с факелом в руке. Его глазам предстала странная картина — на постели, прижавшись спиной к стене, стояла во весь рост молодая графиня, к её ногам жалась онемевшая от ужаса служанка. В первое мгновение стражник ничего не понял, но госпожа указывала рукой на пол у окна. Мужчина взглянул туда и обмер. На полу извивалась и грозно приподняла голову большая чёрная змея. Не тратя времени на размышления, стражник ринулся вперёд и принялся бить по непрошенной гостье горящим факелом. Удар, другой, третий, и факел погас. Но в комнату уже ворвался другой стражник с горящим факелом в одной руке и мечом наголо в другой. Из-за стены доносился крик Лиуфрида.
