— Всадник сказал, что им надо срочно ехать, и спросил о дороге на Дойран.
— И он поскакал по ней?
— Да, я проводил их до околицы и все объяснил самым подробным образом. Они пустились в галоп. Ну и понеслись же они!
— Таким образом, ты точно знаешь, что они поехали на юг?
— Так же точно, как то, что передо мной — вы, а не кто-нибудь другой.
— А не на запад, не в Остромджу?
— Да нет же. Я еще долго стоял и смотрел им вслед, пока те не исчезли за горой. Вороной так мне приглянулся, что я буквально не спускал с него глаз.
— Да, лошадка знатная.
— А теперь вам надо ехать туда же, чтобы поговорить с ними?
— Скорее всего. Но торопиться теперь нет нужды. Мы знаем, где они, и они нас подождут.
— Ну, тогда я рад за вас — вы обязательно увидитесь и поговорите, иначе бы я места себе не нашел. Однако мне пора. Думаю, вас мой отъезд не особенно огорчит.
В отличие от встречи прощание было довольно трогательным. Когда хозяин вышел, тот, кто был с пращой, стукнул кулаком по столу и закричал:
— Хорошо-то как! Теперь хоть этой заботы не будет. Они поехали не в Остромджу.
— Да, этому можно только порадоваться. Как мудро со стороны Баруда эль-Амасата и Манаха эль-Барши, что они провели этого парня и назвали Дойран. Теперь эти собаки, что нас подслушивали, устремились тоже туда. Пусть едут. Пусть ищут.
— Я ни разу не был в Дойране и не знаю даже, сколько туда ехать.
— Уж никак не меньше семи часов. Парни прибудут туда к вечеру. Завтра они догадаются, что их провели. Так что до послезавтрашнего полудня в Остромдже их можно не ждать. Мы можем здесь пить и есть, сколько влезет. Это меня так радует, как будто у меня у самого день рождения.
— А хозяин-то сегодня вернется?
— Вряд ли.
— Надо было его спросить.
— Зачем?
— Если бы я знал, что он вернется только завтра, я бы остался здесь на весь день. Мы ведь гости и вольны получить здесь, что захотим, без единого пара.
— Думаю, хозяин до завтра останется там.
— В самом деле?
— Обычно празднество длится до позднего времени.
— Это верно.
— А там и полночь наступит. Неужели ты думаешь, что он сядет на лошадь, чтобы провести в седле четыре часа, да еще глубокой ночью?
— Да, наверняка ему этого не захочется.
— И не только этого. Ведь на дне рождения много пьют и едят, а питье в этот день — зло. Можно напиться до бесчувствия и проспать весь день.
Это звучало так, как если бы я был в любимом немецком государстве, где царят такие же взгляды.
— Ты прав, — согласился другой, отхлебывая из кувшина. — Хозяин выпьет утром и будет долго спать. В полдень он не вернется домой. Мы можем тут похозяйничать и остаться на ночь. Четырех парней нечего бояться, они не поскачут в Остромджу.
— Значит, остаемся. Когда я вспоминаю прошлую ночь, меня охватывает гнев на себя самого. Этот человек, что на жеребце, к тому же еще и христианская собака, неверный, он мог бы быть в наших руках, а мы его упустили!
— Да, досадно. Один удар ножом, и его бы не стало.
— Все произошло так неожиданно. Даже сразу и не сообразили. Они ведь были в наших руках и ускользнули!
— Но как они забрались на голубятню?
— Наверняка через чердак с соломой.
— А откуда они знали, что оттуда можно подслушать? Кто сообщил им, что у нас собрание и что мы встречаемся именно там?
— Черт им рассказал. Эти гяуры все узнают от чертей, которые водят с ними дружбу. Больше никто не мог нас выдать. Ну, хватит о них, пусть идут в ад, все четверо.
— Нас вообще это не касается, мы лишь гонцы, и нам платят за это.
— Кто мне платит, тому я и друг и тому служу.
— И убить можешь?
— Почему бы и нет, если платят? Разве это большой грех — убить гяура?
— Напротив, весьма полезное и нужное дело. Тот, кто убьет христианина, поднимется на ступеньку ближе к седьмому небу. Это старая истина, которую сегодня, к сожалению, мало кто вспоминает. У меня руки чешутся пустить пулю в этого чужеземца.
— У меня тоже.
— Подумай только, сколько мы на этом заработаем. Во-первых, нам заплатят, а во-вторых, отдадут его имущество. Один конь чего стоит! Конюший падишаха, если ему предложить, отвалит кругленькую сумму.
— Или ничего.
— Почему же?
— Он спросит, откуда она у нас.
— Получена в наследство.
— А где родословная, обязательная в таких случаях?
— Она наверняка у него на руках, мы завладеем ею вместе с остальным имуществом. Я вот только подозреваю, что не только мы разеваем пасти на этого коня.
— А кто еще?
— Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.
— Это верно. Но их легко обмануть.
— Как же?
— Мы не скажем, что чужаки поехали в Дойран. Они просто уехали в… в… в… в какое-то место, название забыли. А сами поскачем в Дойран и отловим этих четверых парней.
— Хорошая идея. Но Манах и Баруд тоже не будут терять времени даром.
— Значит, мы плохо придумали?
— Кто знает, сколько мы их будем искать!
— Найдем в мгновение ока.
— А я не уверен. Мы знаем лишь, что они в развалинах, но там можно прорыскать сколь угодно долго.
— Ты забыл, что мы должны обратиться к старому Мюбареку?
— Нет, помню. Но сообщили ли они ему точное место своего обитания? Это во-первых. А во-вторых, мы же не знаем старика, что это за тип?
— У него тоже копча, знак нашего братства.
— Это еще не основание выдавать нам все тайны.
— Но у нас есть еще и пароль, который Баруд эль-Амасат одновременно дал и Мюбареку. Этим знаком он даст нам знать о том месте. Так что мы его отыщем, не бойся. Но, может статься, нам поставят еще какую-то задачу.
— Мы этого не допустим. Нам надо скакать за четверкой.
— Как это не допустим? Надо слушаться. Ты что, не знаешь, что того, кто не повинуется, ждет смерть?
— Если это доказано! А если я больной?
— Но как мы одновременно заболеем?
— А вот как. Мы повстречались на дороге с четверкой, и произошла стычка.
— Хм. Ранение?
— Да. Я забинтую голову, а ты, скажем, руку. И понадобится отпуск на лечение. Смотри, хозяин поехал к воротам. Пей, посмотрим, принесет ли хозяин еще один кувшин.
Они все пили и пили, и опустошили-таки сосуд, к моему удивлению, даже, я бы сказал, к ужасу. Один из них подошел к окну, крикнул слугу, и тот безропотно исполнил его приказ, как и велел ему хозяин. Гости узнали от него, что он обязан исполнить любой их приказ, и не замедлили с таковым — велели принести еще один кувшин.
От двух кувшинов такой ракии свалился бы и носорог, и я думал, что они скоро просто-напросто упадут не сходя с места мертвецки пьяными, и моя миссия сама собой завершится. Они сидели друг напротив друга, смотрели прямо перед собой и пили с короткими промежутками. Я понял, что от них толку больше не будет, и собрался ретироваться. Услышанное меня не особенно удовлетворило. Что я, собственно, узнал? Что шут, таинственный предводитель «тех, кто ушел в горы», держит всех подчиненных в строгости, а непокорных карает смертью.
