Интересно, на кой черт он сюда приехал? У него был загородный дом? Для отдыха от городской суеты? Что-то не было на него это похоже. Брехня. Маршалл не знал, что такое отдых, да и никогда не любил почивать на лаврах, разве что развлекаться с потаскухами.
Я ошибся, когда посчитал этот дом последним. Был еще один домишко, — самый неприметный и самый последний.
«Живет в лесу, наверное, в хибаре какой-нибудь».
Твою мать, вот оно что.
Маршалл целенаправленно шел в сторону этого дома, который располагался обособленно от других. Он завершал собой поселение, дальше дороги не было видно. Крадучись, я двигался, следовал за каждым шагом своего бывшего подчиненного, и сердце гулко билось в груди.
Оно забарабанило сильней, когда он позвонил в дверь, и ему сразу же открыли.
Я видел, как он вошел в дом, и как отдаленный крик послышался в ту же секунду.
Женский. Тот самый. Я не мог спутать.
Откуда ни возьмись, на глаза набежали слезы, в ушах стреляло пульсом как из пулемета. Бежал, не останавливался ни на миг. Еще пробег, и я оказался у двери. Постепенно дыхание выровнялось, горло продолжало саднить и внутренности разрывать на куски.
Чуть погодя я незаметно прокрался в дом, слышны были какие-то шорохи, женские всхлипы. Чем ближе и осторожно я подходил на звуки, тем темнота поглощал мой разум, вызывая всего лишь одну эмоцию, одно желание — стереть этого ублюдка с лица земли.
Там были Маршалл и Вивьен.
Он — когда-то моя правая рука и помощь, опора и доверие, — ручищами мерзко лапал ту, что ни на миг не покидала моих мыслей, женщину, которую я любил, пусть и по-своему дико, со скотским обращением и одновременно нежностью, присущей только мне. Я любил ее, а все остальное было неважным. Она была такая красивая в своей уязвимости. Ее шорты и майка белого цвета подчеркивали загорелую кожу. Рыжие волосы распушились, выбив из плетения несколько прядок. Стоя в тени, не дыша, я любовался ею. Скучал, неимоверно, неистово. Как преданный щенок был готов заглядывать в глаза своей хозяйки, получая взамен ласку. Но реальность была такова: малейшая часть слабости, и я бы выдал свое присутствие с потрохами.
Прижав нож к тончайшей коже шеи Вивьен, этот урод залез рукой в шорты, шарил там, приговаривая пошлый бред, а она скулила, то ли от боли, то ли от страха. Беззвучно схватив находящуюся рядом с собой железную хрень, оказавшейся статуэткой, я хотел было уже приблизиться и укокошить эту мразь, как наверху послышался плачь.
Меня передернуло.
Это был детский плач. Маленького ребенка. Совсем крохи.
— Что это за х*рня? — грубо отреагировал Маршалл.
Она словно немая отрицательно мотала головой, пока голос ребенка продолжал раздаваться по всему дому.
— Откуда здесь ребенок?
— Не твое собачье дело, отпусти!
Ярость застилала глаза ярко красной пеленой, жаждой крови, мести, уничтожить ублюдка, который лапал и мог в любую секунду продырявить ее тело. И пока Вивьен предприняла попытку вырваться из рук мрази, я ушел от реальности. Рассудок мой улетучился, растворился в воздухе, покинул меня окончательно.
Продолжительный визг девушки, вернул меня в сущность происходящего. Я почувствовал саднящую боль в ладонях от осколков предмета, которым наносил удары об тупую лысую башку Маршалла. Руки также ныли от порезов, собственная кровь смешалась с кровью противника. Я мог раскроить ему череп, превратить физиономию в красное уродливое месиво, от картинки которой стошнило бы любого, но крик Вивьен не дал мне продолжить.
Наверху ребенок продолжал плакать. С ужасом на лице она поглядывала в сторону лестницы. Ее желание было ярко выражено: бежать, скорее, наверх, туда, откуда доносился жалобный плач.
— Ви, все в порядке?
Я попытался встать с колен, но она выставила перед собой тот самый нож, что совсем недавно находился в руках хладнокровного убийцы — покойника, что лежал в луже собственной крови.
Похоже, что я вышиб ему мозги. Поделом ублюдку.
— Не подходи ко мне! Стой там, где стоишь, иначе…
Вивьен трясла ножом. Острие его поблескивало перед глазами, смеясь надо мной, напоминая, кем я был для нее — ничуть не лучше маньяка Маршалла. Даже ужаснее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я встал и протянул к ней руку в знак того, чтобы доверилась мне. Холодное орудие в ее руках выглядело смешно, словно палка у первобытного человека, который еще не знал, как с ней обращаться. И все же взмах ее руки заставил меня отшатнуться назад.
— Проваливай! — кричала Вивьен. — Убийца!
— Прекрати истерику, я тебя не трону.
Девчонка тряслась, как осенний лист на ветру, не прекращая размахивать ножом перед моим лицом.
Обоюдное состояние находилось на грани срыва. Она готова была вспороть мне кишки, я — заткнуть ее рот пожирающим поцелуем, чтобы знала свое место рядом со мной. Вся моя одежда была в крови, как и руки, в голове царил бардак, смешивая в кучу многочисленные вопросы. А еще меня не покидала мысль о детском плаче.
Сейчас бы успокоить ее, выяснить, что произошло, почему она живет здесь в этом странном обшарпанном доме, но ненормальная махнула ножом перед лицом в очередной раз. Еще немного, и мое отрезанное ухо валялось бы на кафельном полу этой неприметной кухни.
— А-а-а!
Я не стал ждать, когда лопнет мое терпение. Она брыкалась, боролась, сопротивлялась как могла, пока скручивал ее тело в бараний рог, выбив из рук злосчастный нож. Ладонью заткнул этот дерзкий рот, иначе голова была готова взорваться от женских криков. В ту же секунду ее острые зубки вонзились в мою кожу.
— С*ка! — не сдержался и ослабил хватку.
Вивьен бросилась бежать к ступеням лестницы, ведущей наверх. И я не медлил. Последовал ее примеру, бросив остывать огромное тело, от которого позже пришлось бы избавиться.
Как же все было некстати. Видит бог, в мои планы не вписывалось убийство никчемной туши. Он сам напросился. Маршалл причинял всем боль, но прикоснулся к запретному, к моей собственности, что летела сейчас по ступенькам со скоростью света. Споткнулась один разок, чуть не проехала вперед носом. Я догнал ее, чтобы помочь, взял за локоть, но она завизжала, как ненормальная, и шарахнулась от меня, словно я был для нее самым настоящим психопатом.
Этот страх можно было прочесть в ее глазах, он заставил съежиться от ненависти и отвращении к самому себе. Вот кем я был для нее. Когда она оставалась все такой же красивой. Все той же Вивьен.
Мои ноги едва слушались, горячее дыхание обжигало грудную клетку, когда я вошел в комнату с убогой обстановкой.
Какого черта она здесь проживала? И с кем? С тем самым аборигеном? И где же он был? В этом нищенском доме я встретил совершенно не того, кто так отчаянно грозился убить меня при первой же возможности.
Неужели Вивьен была счастлива здесь? Любила его?
Ярость сменилась на горькое разочарование. Все это не казалось уже смешным.
И не могла она любить.
Не тогда, когда я поклялся себе стараться ради нее, ради нас…
Эмоции свирепствовали, просились вырваться наружу, когда я увидел, кого она держала на своих руках, прижимала к своему сердцу.
— Не подходи близко! — предупреждающе выпалила она, когда я сделал к ним пару шагов.
— Ты напугана, он это чувствует, — начал я спокойно, не отрывая взгляда от нее и ребенка.
В очередной раз Вивьен попыталась ускользнуть от меня. Намеренно преградив ей путь, я дал понять, что не опасен для нее, чтобы оставалась в этой комнате и успокоила не только малыша, но и себя.
— Сколько ему? — спустя время последовал мой вопрос.
Я не разбирался в детях совсем, и как должны были они выглядеть в определенный период возраста, не имел понятия. Пол малыша определял преобладающий цвет с голубыми оттенками, как в одежде, так и специфическая обстановка в комнате: васильковые обои, плакаты с детскими игрушками, огромный пластиковый трактор на полу и коврик для игры с машинками. Стоило полагать, что он был пацаном.
— Сколько ему? — переспросил, когда она не ответила.
