Маурик не был удивлен таким ответом. Собственно говоря, он ожидал его и обдумал свои действия. Не без опаски, но снял золотой браслет с руки и положил в руку собеседника.
— Принеси это Церриксу. Он узнает его и поймет, что ты мог получить его только от меня самого. Потом расскажи, что я задумал. Уверяю тебя, он поверит, что это правда, даже если ты этого не понимаешь. Я умру, а его мирный план останется. И ваши легионы последуют примеру твоего центуриона и продадут свои мечи и честь за удобства мира.
Маурик ждал ответа. Достаточно ли умен этот хорек, чтобы понять, если он попробует пойти к Церриксу, то не пройдет дальше крепостных ворот?
Темные глаза сузились и остановились на браслете, зажатом в руке. Он медленно покрутил золотое кольцо между пальцев.
— Если я соглашусь, а я еще не согласился, то как смогу подойти достаточно близко, чтобы убить его?
Друз внимательно выслушал все сказанное далее и зафиксировал в памяти каждую деталь. Да, улыбнувшись про себя, кивнул, он знает, где оленья тропа пересекает ручей, и он будет наготове. Наконец-то настало время долгожданной мести. Если хоть половина из сказанного этим кельтским ублюдком с намазанными волосами правда, он вновь поймает свою удачу! Клянусь головами Цербера, побожился он, взывая к трехголовому сторожевому псу Аида, он вернется из этих гор героем, он позаботится, чего бы это ни стоило, чтобы никто не смог опровергнуть его донесение!
Они вышли из крепости на рассвете, двенадцать человек с мечами на поясах, неся каждый по восемь легких метательных копий или по прочному копью. Воздух был свежим и холодным, небо ясным, хотя в долинах и лощинах еще лежало покрывало оставшегося с ночи тумана. Однако никого из охотников не беспокоило, что утренняя пелена затруднит выслеживание дичи. Для этого существовали собаки.
Маурик держал свою свору из трех собак поближе к себе. Сегодня не тот день, чтобы заставлять борзых рыскать по кустам. Если раба случайно обнаружат прежде, чем он выполнит задание, тогда рухнет не только план свержения Церрикса!
Маурик не стал больше думать о плохом исходе, наоборот, он уверен в благосклонности судьбы, пророчески подтвердившейся внезапным появлением трех птиц, испуганно кружащихся над головой Церрикса.
Пока другие пытались загладить впечатление от плохой приметы, Маурик, по обыкновению всех слабых людей, отбросил последние сомнения. Предвкушая грядущую победу, он забыл, что появление трех птиц предвещало не только смерть, но и возродившуюся жизнь.
Наконец — не слишком быстро для того, кто ожидал столь многого — рассвет перешел в день. Поднявшееся солнце разогнало стелящийся по земле туман. Солнечные лучи тонкими лезвиями сверкали среди листвы. Темный, сырой лес повеселел и стал казаться светлым и теплым.
Люди разделились на две группы. Церрикс поведет первую, Маурик вторую. Сначала, разойдясь, группы будут двигаться через лес отдельно, параллельно одна другой. Через несколько миль сменят направление и пойдут навстречу. Все кабаны и олени, поднятые и зажатые между ними, потом будут загнаны в ловушку.
Воины разошлись. Группа Церрикса по узкой оленьей тропе двинулась на юг, Маурика — на север. Потом обе группы повернули на запад. Они должны были опять встретиться на пересечении оленьей тропы с ручьем, где поднимающийся склон крутого холма образовывал естественную преграду. По склону тянулись особенно густые заросли ежевики, нависающие над ручьем. Сюда охотники и должны были загнать добычу.
Внезапно замолкнувшие лесные птицы предупредили Друза о приближении охотников. Он занял позицию и приготовился. Сидя в этих зарослях, он ждал решения своей судьбы. Теперь она была в его руках — воплощенная в копье на изготовку.
С необычным для человека, предвкушающего месть, терпением он наблюдал, как приближаются две цепочки людей с разных сторон. Длинные светлые волосы воинов были по случаю охоты связаны на затылках, поэтому Друз ясно видел сияющий на солнце заветный золотой торк на шее Церрикса.
Он прицелился в точку немного ниже этого блика света и, отведя левую руку, поднял правую.
— Смотрите! — услышал он крик. — Раб!
В то же мгновение четыре копья полетели в чащу, где стоял Друз. Два из них нашли свою цель.
Боль взорвалась внутри. Упав на колени и раскрыв от неожиданности и изумления рот, неудавшийся убийца смотрел на два древка, торчащих из груди и живота.
Он был солдатом. Он знал. Наконечник одного копья проник в легкие, другой перебил артерию, идущую вдоль позвоночника, пройдя сквозь желудок. Внутренние полости его тела наполнялись кровью.
Друз-испанец призвал Перевозчика, чтобы тот забрал его, и испустил дух.
Внизу, на берегу ручья, Маурик в оцепенении вглядывался в заросли. Вспыхнувшая искра догадки переросла в уверенность. Сквозь густой камыш и заросли ежевики зоркий глаз, особенно ждущий этого, мог бы различить даже очень легкое движение. Возможно, даже догадаться, что там кто-то прячется. Но узнать человека? Нет. Это было невозможно. Чтобы выкрикнуть подобное предупреждение, воин, поднявший тревогу, должен знать больше, чем мог увидеть. И этому есть только одно объяснение.
Как лунатик, Маурик не помнил, что произошло дальше, как он вернулся в крепость. К счастью, убийство раба настолько заняло умы и языки охотников, что никто, казалось, не счел странным или подозрительным его почти невменяемое состояние. Когда прошел шок, он смог обдумать дальнейшие действия…
Очевидно, Церрикс рассказал лишь немногим близким людям о предполагаемом покушении, но не открыл деталей. Не исключено, хотя и сомнительно, что он не догадывается, кто стоял за заговором. Вероятнее всего, Церрикс знал и просто поджидал удобного случая, чтобы использовать измену Маурика самым выгодным для себя образом. Этот самонадеянный ублюдок наверняка думал, что раз убийца обнаружен якобы случайно, то можно скрыть знакомство с планом. Возможно, он даже надеялся и дальше использовать своего шпиона.
Пытаясь сдержать внезапно вспыхнувшую ярость, Маурик стиснул зубы. Предать его мог только один человек, человек, которому он доверял больше, чем другу! Но время для мести еще не наступило.
Теперь он стал различать голоса вокруг. Прислушался к разговорам и понял, хотя много самых невероятных догадок, все сводится, в сущности, к одной версии.
Жилистый римлянин никогда не скрывал, что не смирится с пленением и рабством. Поэтому неудивительна его попытка бегства. Надо поискать на ферме и, вероятно, обнаружится тело его хозяина. Ясно, это была отчаянная попытка побега. Заметив приближающихся охотников, он, несомненно, принял их за преследователей и решил, если уж ему суждено умереть, забрать с собой кого-то из ордовиков.
