Рика не была уверена, что поняла смысл его слов. Ночью, когда Церрикс дал им побыть немного наедине, она высказала все, что было у нее на сердце. Может быть, сейчас его очередь? Высказал ли он действительно свое желание? Или просто извиняется за то, что нельзя ничего изменить в их судьбе? Несмотря на сегодняшнюю победу, которая дала им право быть вместе, он по-прежнему связан с Римом и поэтому не может дать никаких обязательств.
Но она всегда знала об этом, и новое напоминание приносит только страх и беспокойство, что она не нужна ему сейчас.
Рика повернулась к нему.
— Гален… ты хочешь меня?
Он молча обхватил ее за плечи и прижался губами к ее губам.
Ее рот жадно раскрылся навстречу, а руки обняли за шею.
— Мое сердце, моя любовь.
Гален застонал от поднявшегося в нем желания и все же отстранился. Если и существовала женщина, с которой он мог бы связать свою судьбу, это была именно она! Он должен ясно понять все и помнить о цели, ради которой его послали сюда.
Когда-то Церрикс спросил его, не принадлежит ли он к тем глупцам, которые верят слепо в непобедимость Рима. Нет, он не был таким. Шестнадцать лет службы позволили узнать страшную цену, которую необходимо платить за существование Рима — жизни людей, которые сражались, убивали и умирали. Но никогда прежде он не предполагал, что может потребоваться и подобная жертва.
Гален взглянул на Рику. Все было как в первый раз. Ее взгляд обладал силой, способной взволновать его кровь, подобно тому, как луна вызывает морской прилив.
Мысли, которые ранее отступили за пределы его сознания, теперь вернулись и завладели им. Чувство к этой женщине — больше, чем просто физическое влечение. Она стала для него необходимой, как еда, питье или воздух. Сита настаивал на том, что даже осознание этой правды уже есть предательство интересов Рима. Но если Рим не пострадает от его поступков? Что случится, какой вред он принесет, если хотя бы сейчас будет в первую очередь мужчиной, а потом уже солдатом? Он и так отдал Риму слишком многое. И позволить себе в награду любить ее оставшееся время — разве это слишком много?
В глубине души он знал ответ на этот вопрос, но намеренно отбросил его. Решение было принято.
Гален протянул руку и медленно развязал шнурки на ее вороте. Очень нежно, почти с благоговением распахнул полы, открывая тело любимой для взглядов и прикосновений. Эта сцена — раздевание мужчиной женщины — была древней, как сами боги. Его руки скользнули под одежду и ощутили мягкость ее грудей, потом он легко коснулся большими пальцами сосков и сразу почувствовал, что она тоже полна желания.
Гален помедлил, наблюдая, как любовь наполняет ее глаза — ясные, как звездное небо.
Вся дрожа, она отступила назад, и, одежда, скользнув, упала на землю.
— Великий Митра, — прошептал он хриплым от страстного желания голосом. — Как я хотел бы дать тебе больше, чем могу.
— Этого достаточно. — Она шагнула в его объятия. Ощущение ее тела наполнило его наслаждением, он был не в состоянии сопротивляться желанию, которое она вызывала в нем, и крепко стиснул ее руками.
Только эту ночь, поклялся он, и чувство долга потонуло в растущей любовной страсти. Только эту ночь он — не солдат Рима.
Глава 19
Трое воинов, следивших за ним от самой крепости, бесшумно заняли позицию в зарослях, ярдах в пятнадцати. Он без сомнения не замечал, что за ним наблюдали.
Несмотря на это, время от времени жилистый раб поднимал черноволосую голову и оглядывался вокруг, потом вновь занимался маленькой кучкой ясеневых и дубовых веток.
Просто привычка и тренировка, понял Маурик. Он подал знак, призывающий к осторожности, и прищурился от внезапной яркой вспышки света.
Воин слева толкнул его локтем. Он понимающе кивнул. У раба в руках было что-то вроде лезвия. Сидя на корточках, он выстругивал из ясеневых и дубовых веток заостренные колья.
Балор снова толкнул его и указал на несколько наполненных листьями вяза корзин с ручками, стоящих на земле рядом с человеком.
Маурик понял, что имел в виду брат по оружию. Раб-римлянин несомненно был послан в лес его хозяином-фермером. Идиот! Правда, чего еще можно ожидать от безмозглого пахаря? Заинтересованный только тем, чтобы его ямы были наполнены на зиму пищей для скота, этот фермер не видел никакой опасности и позволил опытному вражескому солдату ходить по лесам без охраны!
Зубы под усами Маурика медленно обнажились в довольной улыбке. Собственно говоря… это было даже слишком большой удачей… найти этого смуглого маленького ублюдка здесь, около кучи самодельного оружия. Должно быть, это знамение, сигнал от богов. Его план мести на самом деле — их воля!
Маурик почувствовал, как по телу прошла волна уверенности, наполнившая его спокойствием. Все эти три дня пьянства и две бессонные ночи его не оставляла одна мысль — как отомстить не только римлянину, который публично оскорбил его, но и человеку, затеявшему весь этот фарс с планом, чтобы упрочить свою призрачную власть!
Ответ был очевиден — больше не медлить и избавиться от этого труса, который не достоин носить королевский торк, принадлежащий по праву ему, Маурику. Но способ, которым Маурик мог достичь своей цели, требовал тщательной подготовки. Его план, подобно рогам оленя, должен ветвиться на три части. Первое, его не должны были обвинить, он не должен возбудить ни малейшего подозрения. Далее, в падении Церрикса должны винить только его самого. Ошибки в расчетах и неоправданное доверие — это самый подходящий повод. И наконец, племя должно увидеть в судьбе своего короля свою собственную, если оно немедленно не откажется от этого постыдного мирного плана.
Маурик не сомневался, что инструмент его мести сейчас находится всего на расстоянии хорошего броска копья — раб-римлянин, которого звали Друзом.
Увидев достаточно, уверенный в правильности своих действий, Маурик встал. Инир и Балор последовали за ним.
Они подошли к рабу футов на двадцать — гораздо ближе, чем любой ордовикский воин позволил бы приблизиться врагу, — когда тот заметил их. Друз быстро сунул то, что на взгляд Маурика казалось сломанным лезвием косы, в одну из корзинок. Перевернув другую, как будто спеша подняться из неудобного положения, римлянин встал. Его черные, птичьи глаза метались от Маурика к его спутникам и обратно. Казалось, он взвесил возможности и отказался от мысли о побеге, так как не двинулся с места.
Глядя на то, как напряглись его обнаженные ноги, Маурик презрительно усмехнулся. Хорек! Он считал их дураками, думал, что они не заметили свежесрезанные и заостренные палки, которые он попытался скрыть под рассыпанными листьями?
