Марья Васильевна молчала. Умолк и Яков, снова взяв на колени гитару и легонько пощипывая струны. По комнате поплыла мелодия старинного вальса.
– Я, Яшенька, если по чести, с этим и пришла. Про жениха поговорить… – Марья Васильевна старательно откашлялась. – Тут вот что. Настю нашу сватать хотят.
Яков Васильев выпустил из рук гитару. Та скользнула по ворсу старого дивана, ударилась о ручку, обиженно загудела, но хоревод даже не заметил этого.
– Настьку? Сватать? Кто?! – Он пристально всмотрелся в лицо сестры. – Волковы, что ли?
– Ну вот, а я и рта-то открыть не успела… – Марья Васильевна придвинулась ближе, положила руку на кулак брата. – Ты не кричи, а меня послушай. Думаешь, зря я у них цельный день просидела? Ихняя Прасковья меня, как квартальный, допрашивала: что там у Насти с князем было, да чем кончилось, да не желаем ли мы ее выдавать… Федька Волков по нашей Настьке давно с ума сходит, отца с матерью замучил – сосватайте да сосватайте… То вроде бы князь дорогу загораживал, а тут вот как раз освободилось. И нам не внакладе, Волковы – цыгане богатые, Настька тут же брульянтами обвесится, на своих лошадях в ресторан приезжать будет. Да и «Яр» – не осетровский трактир все-таки. Распроизвестнейшие господа бывают! Прасковья меня так впрямую и спросила – можно ли сватать приходить? Не откажем ли?
– Откажу, – хмуро сказал Яков.
– Почему?
– Да потому!
Он встал, отошел к окну. Марья Васильевна взволнованно перебирала кисти шали. Тени брата и сестры скрестились в лунном пятне. Мотыльки летели все гуще: у свечи уже толклась целая туча.
– Не знаю, Маша. Черт знает что… – Яков отвернулся от окна, начал ходить по комнате. – Коль уж так вам приспичило – что, на Живодерке своих женихов мало? Так в хоре скоро совсем голосов не станет! Зинка уехала, Настьку – замуж, будет с мужем в «Яре» распевать, Илья спит и видит, как бы в табор обратно сбежать, и Варьку за собой утащит, бессовестный… Кто петь-то будет? И потом, ты же как-то говорила, что Илья на Настьку вроде…
– Илья таборный.
– Он бы из-за нее остался.
– Ну так сходи к нему, подсунь дочь! – вспылила Марья Васильевна. – Что-то я не слышала, чтобы Илья Настьку сватал! Ты же сам кричал на всех углах, что за голодранца дочь не выдашь – вот и радуйся теперь, что цыгане к ней и подходить боятся…
– Замолчи! – сердито оборвал сестру Яков. Остановился у стола, попытался отогнать от свечи мотыльков. Ничего не выходило: бабочки летели и летели, опаляя крылья, на бьющееся под сквозняком пламя.
– Ладно, Маша. Делайте что хотите. Если Настя согласна – я спорить не стану. Пусть хоть за черта лысого выходит. Ты с ней не говорила?
– Нет еще, – Марья Васильевна пошла к двери. – Если не спит – пришлю ее к тебе.
Она толкнула дверь. Послышался звук удара, чье-то жалобное шипение.
– Так… – сказала Марья Васильевна, глядя на потирающую лоб Стешку. – Ты что же здесь делаешь, чайо?
– Сижу-у-у… – заныла Стешка. – Только-только мимо проходила…
– На четвереньках, что ли, проходила? Ну, ладно. Позови сюда Настю.
– Ромалэ! Эй! Слыхали, что у нас? Настю сватать пришли!
Пронзительный голос Аленки Дмитриевой донесся с улицы и разбудил Илью, отсыпающегося после ресторанной ночи. Ничего не поняв и ухватив только имя Насти, он поднялся на локте и крикнул в окно:
– Чайори, зайди!
Через минуту Аленка вбежала в комнату. Маленькая, растрепанная, с блестящими глазами, она возбужденно подпрыгивала на месте и была похожа на галчонка.
– Настьку сватать пришли! Волковы из Петровского! В Большом доме сидят!
– Брешешь! – не поверил Илья.
– Шавка брешет, – обиделась Аленка, – а я правду говорю! Василий Алексеич с женой и с сыном пришли, с Яковом Васильичем договариваются. Наши все уже там.
Илья медленно сел на постели.
– Такие богатые! Такие красивые! – тараторила Аленка. – Золотое колье с яхонтами для невесты принесли! Вот будет дело, если Яков Васильич согласится… Будет наша Настя в «Яре» великим князьям романсы петь! Дэвлалэ, и за что ей всегда счастье? Никому, только ей одной!
За спиной Аленки Илья увидел Варьку. Сестра, бледная, с закушенной губой, теребила в пальцах край кофты.
– Беги, чайори, – встретившись глазами с братом, сказала она. – Спасибо за новость. Мы тоже сейчас придем.
– Не пойду я туда, – сказал Илья, когда за Аленкой захлопнулась дверь.
– Как хочешь, – отозвалась Варька, – а я схожу. Интересно все-таки.
Илья зло, исподлобья взглянул на нее. Варька, не обращая на него внимания, надела серьги, бросила на плечи шаль и, поправив перед зеркалом волосы, вышла за дверь. Спустя минуту Илья поднялся тоже.
В Большой дом они вошли вместе. Зал уже был забит цыганами. Илья протолкался вперед.
За столом сидели Волковы – старик Василий Алексеевич, его жена и сын Федор в новом синем костюме. Это был парень лет двадцати двух, широкий в плечах, со смугловатым, тонким, довольно красивым лицом. Среди московских цыган он был известен как неплохой баритон и еще лучший гитарист. Его темно-карие глаза смотрели на новых родственников спокойно и весело, пушистые усы курчавились над губой, на пальцах поблескивали золотые перстни. Напротив Волковых Илья увидел Якова Васильева. Марья Васильевна в своем лучшем платье сидела рядом, а за спиной у нее стоял Митро. Мужчины негромко разговаривали. Женщины молчали, дружелюбно улыбались друг другу.
– Ну, что тут? – шепотом спросил Илья у стоящего рядом Ваньки Конакова.
– Уже сговорились, – прошептал в ответ тот. – Яков Васильич за Настькой пять тысяч дает и всю обстановку, как положено. Свадебное платье ей жених подарит, брульянты там еще, и венчаться здесь, в Грузинах, будут.
– А где Настя?
– Уже послали вино гостям подавать, придет сейчас. Да вот она!
Илья вздрогнул, обернулся. На пороге залы стояла Настя.
Она казалась спокойной, даже безмятежной. Чуть дрожали опущенные ресницы, на плотно сомкнутых губах не было улыбки. В руках Насти был большой поднос, на котором стояла бутылка вина и хрустальные стаканы.
– Ну-ка, дочь, подай вина дорогим гостям, – с улыбкой сказал Яков Васильев.
Настя подошла к столу, разлила вино по стаканам. Она не подняла глаз даже тогда, когда подавала стакан жениху. Федька немного смущенно улыбнулся ей. Настя поклонилась, не поднимая глаз, положила перед ним, как и перед другими, чистую полотняную салфетку и отошла за спину отца.
«Только б не выпили… Господи, дорогой, сделай, чтоб не выпили…» – молился Илья, по-дурацки надеясь, что сейчас произойдет что-то такое, что не даст Якову Васильевичу выпить с Волковыми. Что угодно, господи… Гром грянет, дом развалится, Настя ударит отца по руке и велит не пить со сватами, скажет, что не хочет замуж… Ведь не может же, не может она выйти за этого Федьку!
