Фельштинский познакомился с Сашей после той знаменитой пресс-конференции. Особенно они сблизились после его освобождения из тюрьмы в декабре 1999 года. Сашины истории о ФСБ интересовали Юрия как профессионала; каждый раз, приезжая в Москву, он старался встретиться с ним и поговорить.
Подобно мне, Фельштинский скептически относился к дружбе Бориса с Путиным и был рад услышать, что между ними начались разногласия. В мае 2000 года, когда мы сочиняли федералистский меморандум, Фельштинский был в Москве и навестил Сашу.
Он нашел его в мрачном расположении духа. Дело было недели за две до того, как конфликт Бориса с Путиным выплеснулся на первые полосы, но налет на офис Гусинского уже состоялся, и Саше было ясно, что Контора взяла власть и теперь будет крушить всех по списку: журналистов, защитников чеченцев, евреев и олигархов — начиная с Гусинского и Бориса, которые сочетают в себе все вышеперечисленные особенности.
Тем временем Сашин судебный процесс продолжался в лучших традициях Кафки, безо всякой надежды на завершение: теперь он отбивался от третьего по счету уголовного обвинения. После того как в декабре его выпустили из Бутырки под подписку, обвинение в том, что он кого-то побил на московском рынке, с треском развалилось. Выяснилось, что в тот день ФСБ действительно разгромила рынок, но Саша находился за тысячи километров от места событий, в Армении, где участвовал в перехвате пяти грузовиков с оружием, шедших в Чечню. Армянское министерство безопасности подтвердило алиби, и судья закрыл дело, несмотря на “показания” двух свидетелей.
Однако в тот же день ему было предъявлено новое обвинение: будто бы несколько лет назад, проводя следствие в Костроме, Саша похитил в ФСБ энное количество взрывчатки и подложил “объекту”, чтобы было основание его арестовать. У Саши вновь взяли подписку о невыезде.
Новое дело было гораздо серьезнее, чем два предыдущих, потому что суд должен был состояться не в Москве. Костромской судья едва ли устоит перед давлением ФСБ, как смогли это сделать московские судьи.
Проведя вечер с меланхоличным Сашей и Мариной, Фельштинский решил поговорить с источником проблемы, то есть с ФСБ, и узнать, что нужно сделать, чтобы Сашу оставили в покое. Тогда еще никто не знал о разрыве Березовского с Путиным, и Фельштинский воспользовался репутацией Бориса как серого кардинала Кремля.
Через пару дней он уже ужинал с отставным генералом Евгением Хохольковым, бывшим начальником УРПО. Хохольков принял Юрия в своем ресторане на Кутузовском проспекте, который даже закрыл в этот вечер для посетителей. Он явно видел в госте эмиссара Березовского — человека, “ногой открывающего дверь” в кабинет к президенту.
Много лет спустя со скрупулезностью историка Фельштинский пересказал мне их разговор, состоявшийся 22 мая 2000 года. Хохольков держался дружелюбно и уверенно. Он не делал секрета из того, что поддерживает самые тесные связи с Конторой. Было похоже, что он имеет полномочия от кого-то “внутри”, так как все время ссылался на “нашу позицию”.
Да, мы понимаем, что Борис — важный и влиятельный человек, и мы согласны, что нет никакого смысла продолжать боевые действия. Пора забыть старые обиды, хотя кое-что еще можно исправить. Например, Борис мог бы посодействовать, чтобы вернули в строй офицеров, незаслуженно пострадавших из-за “дела УРПО”.
Но что касается Литвиненко, уж извините, Юрий Георгиевич, это не обсуждается. Он предал систему и должен за это ответить. В этом деле не может быть срока давности. Я лично свернул бы ему шею, если б встретил в темном переулке, любой из нас так бы поступил. Я надеюсь, вы хорошо себя чувствуете в Москве, наслаждаетесь, так сказать, воздухом Родины после стольких лет в Америке?
Через пару дней Фельштинский вновь встретился с Сашей. Он не сказал ему о разрыве между Борисом и Путиным, но изложил свой разговор с Хохольковым.
— Думаю, Саша, что Борис не сможет долго тебя прикрывать, — сказал он. — Ты ведь сам говоришь, что Путину нельзя верить. По-моему, тебе стоит подумать об отъезде. Эмиграция это, конечно, не сахар, но все же лучше, чем сидеть в тюрьме, не говоря уже о том, что можно оказаться в канаве с проломленным черепом.
— Ну что я буду делать за границей? Я ни одного языка не знаю.
— С твоими талантами можешь, на худой конец, водить такси. Книгу можем написать вместе. Твои истории того стоят.
Саша тогда не смог ни на что решиться, и они договорились, что когда он “созреет,” то даст Фельштинскому знать, и тот поможет организовать отъезд.
Москва, 7 сентября 2000 года. На пресс-конференции, посвященной первой годовщине взрывов домов, руководитель антитеррористического управления ФСБ рассказал о ходе следствия. Он назвал четырех подозреваемых — Ачемеза Гочияева, Юсуфа Крымшамхалова, Тимура Батчаева и Адама Деккушева. Все они — “члены радикальной исламистской секты” и скрываются в Чечне, заявил чекист. Гочияев — их главарь; этот человек арендовал помещения в домах, где были заложены бомбы. За организацию взрывов он, по данным ФСБ, получил 500 тысяч долларов от Хаттаба, предводителя чеченских ваххабитов.
К СЕНТЯБРЮ 2000 года Фельштинский был с головой погружен в новый проект: он писал книгу о том, как ФСБ развязала вторую чеченскую войну. Он изучил все, что было опубликовано по этой теме на русском и английском. Ясно было, что непосредственным поводом к войне послужили вторжение ваххабитов в Дагестан в августе и взрывы домов в сентябре 1999 года. Сопоставив все факты, Фельштинский пришел к выводу, что взрывы домов, скорее всего, организовала ФСБ. Но все же в канве событий оставалось несколько белых пятен.
Во-первых, имелось заявление бывшего премьер-министра Степашина о том, что подготовка к войне с российской стороны началась в марте, то есть за пять месяцев до событий в Дагестане. Во-вторых, существовала опубликованная “Московским Комсомольцем” “распечатка” разговора Березовского с Удуговым в мае, в которой упоминался план вторжения ваххабитов в Дагестан. Что здесь было правдой, а что сфабриковано? И какова здесь роль Бориса? Наконец, в прессе имелись намеки, что Борис и сам причастен к взрывам. Один из таких намеков исходил, не больше не меньше, от самого Сороса, который в статье для “Нью-Йоркского Книжного Обозрения” заявил: “Я не мог поверить, что Березовский замешан [во взрывах], но и не мог этого исключить”. При этом Сорос сослался на разговор с Борисом о его контактах с чеченскими террористами, который и навел его, Сороса, на такие мысли. Поскольку я знал Сороса, Фельштинский спросил у меня, что все это значит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
