крышку капота, я наконец повернулся к ним. Болтать с посторонними о своих взаимоотношениях с алкоголем мне очень-то не нравилось, потому что это неизменно вызывало любопытство и удивленные расспросы, но, похоже, сегодня простыми отговорками и враньем от них не отделаться.
— Слушайте, парни, я не пью. Посидеть не против, но выпить не уговаривайте. Собутыльник из меня никакой.
— Не пьешь? — уставился на меня Харрис. Кажется, он наконец догадался, в чем причина. — Совсем?
— Совсем.
— Ну ты даешь. И давно?
— Больше года, — пожал я плечами.
Все трое озадаченно переглянулись и заметно скисли, а я приготовился к отражению их назойливых атак. Я уже видел, как Райт открыл рот, чтобы задать вопрос или произнести одну из тех фраз, что обычно говорят люди, когда слышат мое заявление, но Харрис его перебил. Тоном, означающим, что не примет отказа, он проговорил:
— Ну что ж, тогда просто составишь нам компанию.
Пришлось согласиться и отправится вместе с ними в ближайший пивной бар. Усевшись за свободный столик у окна, Льюис, Райт и Харрис заказали бутылку виски, я же тянул безалкогольное пиво. Его суррогатный вкус никогда мне особо не нравился, но я посчитал, что так будет лучше, нежели сидеть с чашкой кофе, пока все вокруг пьют алкоголь. Чисто на подсознательном уровне бутылка в моей руке будет порождать меньше стремления меня напоить, хотя и это не спасло от нескольких попыток Льюиса уговорить меня присоединиться к ним.
Бар оказался небольшим, полутемным и в этот послеобеденный час практически пустым. Из посетителей были только мы, одинокий седой старик, расположившийся с кружкой пива в дальнем углу и белобрысый нескладный парень средних лет, сидящий с рюмкой текилы за барной стойкой. Сутулый, с невзрачным лицом бармен натирал полотенцем стаканы и от скуки перебрасывался с ним редкими фразами.
По телевизору транслировалась запись футбольного матча, но голос спортивного комментатора перебивали звуки печальной песни о чьей-то утраченной любви. Они с занудной протяжностью лились из динамиков, погружая и без того унылую обстановку бара в еще более тоскливую атмосферу.
— Эй, дружище, включи-ка чего-нибудь повеселее, — не выдержав, крикнул Льюис бармену. — Мочи нет слушать это дерьмо! И так тоска вокруг, а тут еще этот урод ноет из-за какой-то телки…
Бармен равнодушно щелкнул кнопкой, сменив мелодию на более ритмичную, чем заслужил одобрительные возгласы от нашего столика. Мы вели бестолковый, не слишком оживленный разговор о работе и курьезных случаях с клиентами, но постепенно он свелся к расспросам о моей жизни до эвакуации. На удивление справился я легко.
Раньше у меня не выходило спокойно рассказывать об Анне или о случившемся со мной после ее смерти, но сейчас я как будто говорил не о себе, а о другом человеке. Невыносимый стыд, острая боль от потери и злость куда-то исчезли, оставив после себя лишь чувство сожаления и легкой печали. Вспомнив поездку к лаборатории, я подумал, что именно тогда все изменилось.
В тот день я впервые испытал облегчение после сказанного и понял, что в состоянии принять собственное прошлое. Память помимо воли стала подсовывать события того сумасшедшего дня и в своем воображении я вдруг отчетливо увидел лицо Марты в тот момент, когда она склонилась ко мне, чтобы перевязать рану. Увидел ее сосредоточенный взгляд, упрямо сомкнутые губы, вспомнил тонкий, слегка пряный запах ее волос.
Я ничего не знал о ней. Спустя неделю после приезда я не выдержал и в остром приступе тоски написал ей название города, где мы остановились. Позднее об этом мне пришлось пожалеть — то сообщение так и осталось непрочитанным.
Напрасно прождав два дня, но так и не получив ответа, я запереживал, все ли с ней хорошо, а потому полез на холм в поисках интернета. Забравшись на самую вершину, с трудом я поймал сигнал связи и отыскал ее свежий репортаж из лагеря для беженцев.
Марта выглядела такой же красивой, только серо-голубые глаза еще тревожнее горели на похудевшем лице, а темные волосы больше не струились по плечам. Они были заплетены в тугую, лежащую поверх зеленой военной куртки косу. Убедившись, что с ней все в полном порядке, я понял, что она решила не отвечать мне.
Сидя на том холме, я слушал, как она рассказывает о жизни людей в лагере и до хруста в челюсти сжимал зубы. Глаза предательски щипало, но я не позволил себе проявить слабость. Еще раз повторив, что она была лишь случайным, навсегда оставшимся в прошлом эпизодом, я удалил ее номер и стер всю переписку. Больше я не разрешал мыслям о ней возвращаться в свою голову, но со снами ничего не мог поделать. Снилась она мне часто.
Усилием воли отогнав болезненные воспоминания, я прислушался к общему разговору. Мы сидели в этом баре уже пару часов, продолжая трепаться на разные темы. В основном они вертелись вокруг работы и ухудшающейся обстановки в стране, но по мере выпитого все больше переходили к шуткам и историям о женщинах.
Дейв Льюис к этой минуте успел уже изрядно набраться, поэтому данная тема его особенно волновала. У него имелась жена и двое ребятишек, но иной раз он был не прочь провести время в обществе какой-нибудь сговорчивой девицы, а потом с чувством смаковать подробности.
— И я, значит, ей говорю: «А давай, крошка, попробуем сзади!» И тут, вы бы видели, она так смешно вытаращила на меня глаза и словно мышь пропищала: «Нет, Дейви! Твой дружок такой огромный! Ты же мне что-нибудь повредишь и я потом долго не смогу ходить!» — Он в красках изобразил этот диалог, после чего за столом раздался взрыв хохота.
Льюис был симпатичным двадцативосьмилетним парнем и несомненно нравился женщинам. Он без конца шутил и рассказывал забавные истории о своих похождениях, а с его молодого открытого лица практически не сходила озорная, жизнерадостная улыбка. Взрывы его заразительного смеха часто отрывали нас от дел, невольно заставляя прислушиваться, о чем он говорит на этот раз.
В подобные моменты работа в гараже надолго останавливалась и возобновлялась, только когда Харрис призывал всех к порядку. Обычно я не вникал в суть этих разговоров и участвовал в них лишь пассивно, но успел заметить, что Льюис большой охотник до горячих тем. Правда, порой он увлекался настолько, что становилось очевидным — половина из рассказанного им преувеличена минимум вдвое.
— Брось заливать, — по-прежнему давясь смехом, проронил Харрис. — Тебя послушать, так у тебя в штанах не член, а шланг от бензонасоса!
— Ты что, мне не веришь? — вскричал Льюис. — Она именно так и заявила,
