Начинался торг. Если боец являлся рабом и представлял ценность для своего хозяина, тот поднимал грифельную доску с написанной на ней суммой, которую он решил заплатить, чтобы сохранить проигравшему жизнь. По сигналу распорядителя служители арены выставляли на свободную чашу весов большие разноцветные гири в соответствии с предложением хозяина раба. Другие представители знати или любой зритель имели право увеличить выкуп, если хотели, чтобы проигравшего оставили в живых. Иногда предлагали других рабов, мужчин и женщин, в особенности если гладиатор успел заработать репутацию хорошего бойца.
Если же боец был свободным человеком, за его жизнь платили поклонники из толпы или знати, что лишь доказывало высокую цену свободы. Именно поэтому многие гладиаторы, даже после того как им удавалось заработать денег, чтобы купить свою свободу, предпочитали остаться в рабстве — так у них появлялось больше шансов остаться в живых в случае поражения. Константин не принадлежал к их числу.
Когда желающих внести деньги больше не находилось, распорядитель ударял в гонг, и лошадей медленно отводили в сторону. Наступала абсолютная тишина, на огромных весах лежала человеческая жизнь. Затем, если чаши уравновешивались или результат был в пользу побежденного, его уносили прочь и под громкие крики одобрения или презрительные насмешки передавали в руки целителей. Половина собранных денег шла в казну правителя города, которому принадлежала арена, а другую половину под оглушительные овации отдавали победителю.
Если же взвешивание заканчивалось не в пользу побежденного, толпа начинала реветь еще громче. И хотя все собранные деньги получал победитель, толпу гораздо больше интересовало другое. Перед весами — напротив ложи правителя — устанавливали огромный пилообразный меч, лодыжки побежденного связывали кожаными ремнями, а потом его сбрасывали с чаши весов. Распорядитель дожидался, пока чаши весов остановятся, на что уходило несколько секунд, после чего в последний раз звучал гонг.
Если несчастный успевал встать на ноги, он мог воспользоваться шансом покончить счеты с жизнью быстро и благородно, бросившись на острие меча. Толпа такие подвиги всегда встречала яростным шипением, поскольку ее лишали волнующего зрелища. Но если проигравший упускал свой шанс, служители под оглушительный рев зрителей пришпоривали лошадей.
Несчастного ждала страшная и позорная смерть, часто лошади останавливались только после того, как жертва оставалась без головы. Рапсодия закрыла глаза, стараясь избавиться от неприятных мыслей и придумать, как пробраться на арену.
Сгущались сумерки, на улицах становилось все меньше народу, и Рапсодия наконец решилась перейти на противоположную сторону и проскользнуть в заранее намеченный проход. Оказавшись внутри, она прижалась к стене, а потом осторожно двинулась вперед по вонючим коридорам и вскоре услышала шум толпы.
Рапсодия быстро скинула плащ и сапоги: рабы здесь ходили босиком. Оглядевшись по сторонам, она заметила небольшую нишу, где спрятала свои вещи, рассчитывая забрать их потом. Затем засунула маленький мешочек с флаконом, который дал ей Ллаурон, за пояс своего прозрачного одеяния.
Пока Рапсодия пряталась, она успела внимательно изучить наряды рабынь: некоторые были одеты весьма откровенно, другие же — в простые туники и шаровары до колен. Рапсодия довольно быстро поняла, что женщины в туниках имеют более высокий статус, они часто носили накидки и покрывала. Рапсодия пожалела, что раньше не знала о такой возможности, но Ллаурон хорошо разбирался в нравах Сорболда, и ей пришлось положиться на его мнение.
Она опустила вуаль и, переступая через лужи растаявшего снега, насыпавшегося внутрь сквозь щели в стенах, двинулась по коридору к нижней части арены. Чем дальше она шла, тем больше народу попадалось ей на пути, и вскоре она оказалась перед главным подземным выходом на арену, в одном из множества коридоров, ведущих к баракам гладиаторов.
Она услышала, как толпа скандирует: «Товврик, Товврик, Товврик». Рапсодия ускорила шаг и свернула в боковой коридор, подальше от отвратительных воплей.
На стене арки, ведущей во внутренние помещения арены, кто-то мелом написал список гладиаторов и предстоящих боев. В каждой паре одно из имен было вычеркнуто. Рапсодия довольно быстро нашла имя Константина, он сражался последним в основной программе. Исходя из того, что Рапсодия знала о системе счисления и языке Сорболда, именно эта схватка принесла наибольшие доходы.
Рабы сновали взад и вперед по затхлым коридорам, носили подносы с едой и бутылочки с лекарствами, мази и вино, а женщины, одетые как Рапсодия, собирались на площадке слева от арки. Она поправила вуаль и поспешно зашагала к площадке, надеясь, что это именно то место, куда ей нужно попасть.
Она оказалась права. В дальнем конце коридора появился невысокий мускулистый мужчина с редеющими седыми волосами, одетый как свободный человек. Когда он подошел поближе, женщины смолкли и лишь поглядывали друг на друга, чего-то дожидаясь. Невысокий мужчина подошел к арке, поднялся по ступенькам на небольшое возвышение и принялся рассматривать женщин, периодически переводя взгляд на список боев.
Обернувшись назад, он что-то крикнул рабу, стоявшему у него за спиной, и ему тут же принесли лист пергамента. Раб почтительно поклонился и обратился к нему, назвав по имени — Трейлус. Рапсодия запомнила имя и постаралась спрятаться за спинами более высоких женщин, которые стремились попасть в первые ряды. Там она и простояла, пока не прозвучало имя Константина.
— Назначение целительниц на сегодняшний вечер, — объявил Трейлус.
Рапсодия наблюдала за процессом отбора, и к ее горлу подступила тошнота. Большинство рабынь, демонстрируя свои тела, изо всех сил старались, чтобы выбрали именно их, и Рапсодия перестала сомневаться относительно других их обязанностей, возможно гораздо более отвратительных.
Ужасные воспоминания о ее собственном прошлом грозили затопить сознание Рапсодии, и она с усилием отбросила их. Наивность Ллаурона вызвала у нее отвращение. Конечно, Трейлус говорил о целительницах, но Рапсодия прекрасно понимала, что речь идет о шлюхах. О прежнем плане следовало забыть. Теперь спасение Константина становилось задачей номер два. Главное, самой унести отсюда ноги.
Первые два бойца, для которых выбирали женщин, очевидно, имели высоких покровителей, и почти все рабыни из кожи вон лезли, чтобы Трейлус обратил на них внимание. Потом прозвучало имя Константина, и все притихли. Наступила жутковатая тишина, верный знак того, что Рапсодии следовало быть максимально осторожной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
