Знамя Дугласа означало, что Арчи сам их вел. Она могла только надеяться на то, что он не позволит своим мужчинам наехать на женщину, несущуюся вниз.
Саймон, услышав сигнал наступления Стюарта, немедленно подумал о том, что Файф все же последовал за ним или послал свой отряд. Когда же звук резко оборвался, он уже и не знал, что думать.
– Смотрите туда, милорд! – закричал один из мужчин Перси, указывая на запад.
Саймон и Сесил Перси оба повернули головы и увидели, как к ним приближается большая армия. Перси воскликнул:
– Дуглас! Черт возьми, Мюррей, вы построили западню для меня!
– Не я, кузен, но я начинаю думать, что кто-то установил ее для нас обоих.
И тогда его пристальное внимание привлекло движение выше по склону. Он заметил, как одинокий всадник мчится вниз, и воскликнул:
– Что же все-таки здесь происходит?!
Перси сказал:
– Кто бы это ни был, но он едет прямо на Дугласа.
– Оставьте ваш отряд здесь и велите не применять оружия, – жестко сказал Саймон, поворачивая лошадь и направляя ее прочь от англичан, но вовсе не удивился, когда услышал сзади приказ Перси своим людям взяться за оружие. Теперь он отчетливо увидел наездника, летящего вниз с холма, позволяя волосам свободно развеваться за спиной.
Сибилла!
Ужас, что ее лошадь может споткнуться и опрокинуть ее на землю, или кони приближающейся армии могут затоптать ее, заставил его сорваться с места и понестись вслед за ней.
Рожки Дугласа протрубили, принуждая армию Дугласа поторопиться.
Глава 20
Сибилла услышала, как взыграли рожки Дугласа, но она не замедлила темпа и продолжала нестись к огромной армии. С левой от себя стороны она мельком увидела восточную часть склона, по которой мчался один-единственный всадник, а за ним на расстоянии двигался его отряд.
У основания холма, все еще приблизительно около пятидесяти ярдов от армии Дугласа, она увидела и самого Перси, выдвигающегося из-за поворота, и лишь пришпорила коня и понеслась быстрее. Ее стремительный, ищущий, пристальный взгляд обнаружил Лютого Арчи тогда, когда он поднял руку.
Сигналы рожков Дугласа резко изменились, и лошади замедлили свой бег, но все же они уже оказались рядом и разбились на две части. С трудом остановив лошадь и закрыв глаза, она приникла к шее тяжело дышащей лошади и услышала, как наездники обходят ее с двух сторон. А кроме звякающей сбруи и дыхания лошадей, больше не было слышно ни единого звука – вдруг наступила нереальная тишина.
Она открыла глаза и увидела прямо перед собой Лютого Арчи, или Черного Дугласа, а выражение его лица говорило, что он не зря носит оба этих прозвища.
– Милорд, – сказала она торопливо, – это не...
– Помолчите, – резко проговорил он и, не глядя на нее, добавил: – Пропустите его, парни.
Резкий холодный укол вонзился ей в спину, поскольку она поняла, кем был этот «он». Выпрямившись, Сибилла подняла подбородок. Она хотела бы все объяснить для начала Дугласу, но угрожающее выражение его лица заставило ее замолчать.
Саймон же молчать явно не собирался.
– Вы совсем потеряли рассудок? – требовательно поинтересовался он, и его лицо было слишком близко от нее, чтобы она не заметила в нем бешенства и ярости.
– Молчать! – взревел Дуглас. – Я не хочу слушать никаких оправданий, но это не означает, будто что-то препятствует мне стащить вас, миледи, с лошади и посадить под стражу!
– Вам ничего не препятствует, но при этом вы будете иметь дело сначала со мной, – сказал Саймон с ледяным спокойствием. – Она моя жена.
Дуглас переместил свой пристальный взгляд на Саймона.
– Небеса! – прорычал он. – Тогда у меня есть все основания повесить вас обоих, если только вы не сможете мне все объяснить! Я же говорил вам, как я поступлю с вами, если только поймаю на сговоре с Перси.
– Со всем уважением, сэр, но я этого не делал, – сказал Саймон. – Я не могу объяснить вам, почему Сесил Перси оказался здесь. Мы как раз добрались до решения этого вопроса, когда рожки прервали нас.
– Да, рожки Стюарта, – подтвердил Дуглас. – Вы не имеете никакого права использовать их, если только с вами рядом нет Файфа.
– Это был не я, – ответил Саймон. – И насколько мне известно, Файф никак не может быть где-то здесь рядом.
– Это было моей ошибкой, милорд, – сказала Сибилла, и ее глаза все еще смотрели на Дугласа, хотя она видела боковым зрением, что Саймон стоял в пределах досягаемости ее руки. – Это я велела своему человеку подуть так, будто позади нас находится целая армия короля. А он... он неправильно понял.
Ошеломленная тишина приветствовала ее объяснение.
– Как только... – она сглотнула, – как только я поняла, что случилось, я приказала ему подать сигнал, будто Мюррей ему отвечает. Я увидела отряд Перси ниже, под холмом, и хозяина наездников на западе, вот и подумала, что Перси заманил Саймона в западню. Именно поэтому я...
– Достаточно, – прервал Дуглас кратко. Он повернулся к Саймону. – Я ожидаю, что все же услышу то, что вы хотели бы мне рассказать.
Несколько наездников придвинулись ближе к Сибилле, и она встретила резкий, пристальный взгляд Букклея, а затем увидела суженные глаза Гарта и вспомнила, что они оба расценивали ее теперь как сестру, которая должна подчиняться их власти так же, как и приказаниям Саймона.
Вздохнув, она вновь взглянула на Дугласа. Он повернулся к Букклею и Уэструдеру.
– Вы оба тоже должны услышать то, что нам хочет рассказать Мюррей, – заявил он.
– С большим уважением, милорд, – ответил Саймон. – Я попросил бы, чтобы и Сесил Перси присоединился к нам. Если я не ошибаюсь, он так же ничего не знает обо всем произошедшем, как и вы, сэр.
– Да, почему бы нет? – сказал Дуглас с явным сарказмом. – По крайней мере его люди, хоть и вооружены до зубов, ведут себя мирно.
Сибилла, потрясенная тем, что их посетителем в Элайшоу мог быть действительно Сесил Перси, и задающаяся вопросом, где еще она могла допустить ошибку в своих рассуждениях, обернулась лишь для того, чтобы мельком заметить Перси, который не сводил пристального взгляда с Саймона.
Саймон изо всех сил сдерживался, чтобы не стащить ее с лошади и не поступить с ней точно так, как предложил Арчи. Его пальцы справедливо испытывали зуд, но когда она повернулась и ее серебристый пристальный взгляд встретился с его глазами, он мог думать только о том, насколько же он счастливый человек, если не потерял ее.
Такие размышления, однако, были явно недопустимы при тех обстоятельствах, которые сложились сейчас, и поэтому он заставил себя произнести с ледяным спокойствием: