— Но что же такое реинкарнация, если души нет? Но если это нечто, что переходит от одного существа к другому?
Она замерла на мгновение, испытующе глядя на меня, словно хотела определить, посмеиваюсь ли я над ней, или говорю серьезно, а затем пустилась в объяснения, из которых выходило, что реинкарнация — это всего лишь совокупность склонностей и способностей, которые подвержены непрерывным, постоянным изменениям, ибо сами существа являются лишь звеньями происходящего и непрерывно повторяют самих себя, поскольку энергия, необходимая для любой материальной или духовной деятельности, не расходуясь до конца, высвобождается и может быть затем использована снова. И эта деятельность или эти события, имевшие место в прошлом возвращаются в другом виде. Что-то новое в ее облике, симпатичное, но так же отдающее догматизмом увиделось мне в том, как она отстаивала свое мнение, сопровождая свои слова энергичными жестами. Она так увлеклась, что не обратила внимания, что мы вошли в ярко освещенную зону, и гости, стоявшие вокруг столиков с маленькими чашечками ароматнейшего кофе и с бокалами вина, воззрились на нас с большим изумлением, в то время как мы пересекали лужайку плечом к плечу, давая основания задаться вопросом, где же мы были и чем занимались во время брачной церемонии. Мы разошлись в разные стороны без единого слова и двинулись в противоположных направлениях, чтобы примкнуть к своим друзьям. Здесь передо мною внезапно вырос Эйаль в своем свадебном наряде, и я изо всех сил обнял его.
— Так куда же ты, друг, подевался? — спросил он в несколько агрессивном тоне.
— Микаэла повела меня на скалу, чтобы мы могли наблюдать всю церемонию сверху, — поведал я ему. В его глазах появилась хитрая улыбка, как если бы он точно знал, чем именно мы занимались за его спиной. Во время свадебной церемонии.
— Значит, в конце концов она тебя поймала.
— Поймала меня? — переспросил я в недоумении. — Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что еще неделю назад она приставала к Хадас, допытываясь, будешь ли ты на свадьбе, поскольку, сказала она, сама она будет на ней только, если приедешь ты.
Я был поражен подобными новостями и сгорал от желания узнать от него подробности, но мои родители уже заметили меня и заспешили, боясь, что я снова исчезну.
— Где тебя носило? — поинтересовался мой отец, щеки которого пошли красными пятнами от выпитого вина.
Я рассказал им, что наблюдал за свадебной церемонией со склона холма вместе с Микаэлой. Моя мать не проронила ни слова, но глаза ее пытливо изучали мое лицо. Могла ли она, мелькнуло у меня в голове, по выражению моего лица догадаться, чем мы занимались с Микаэлой?
— Церемония и в самом деле выглядела очень мило, — сказал я. — Сначала я боялся, что все это обернется нелепостью, но под конец я был по-настоящему тронут.
Оба они разделили мои чувства. Они были очень рады, что смогли совершить подобное путешествие в самое сердце пустыни. Это даст им теперь пищу для разговоров на многие предстоявшие годы. Тем не менее им не терпелось поскорее двинуться в путь. Хотя часы показывали всего лишь девять вечера, путь до гостиницы на Мертвом море требовал никак не менее полутора часов, при том что уже многие годы они ложились спать ровно в десять. Я пошел за Амноном, который изъявил желание уехать вместе с нами. Сначала его просто невозможно было оттащить от старых друзей, хором которых он увлеченно дирижировал, но в конце концов я его увел. Мы начали прощаться, и я, конечно, пошел искать Микаэлу. В какой-то момент я подумал, что она незаметно исчезла, но вскоре я перехватил ее взгляд. Она в одиночестве сидела за столом и с большим аппетитом что-то ела.
* * *
Должен ли я был признаться ей, перед тем как отбыть, что я удивился, увидев, как она жадно, большими глотками, пила вино из вместительного бокала? Мне хотелось попросить ее не отказываться от существования души, тем более с такой легкостью. Но потом я подумал, что продолжение этого разговора следует, пожалуй, отложить до нашей следующей встречи, — а в том, что такая встреча, как минимум, еще одна, состоится, у меня не было ни малейшего сомнения. Эта девушка обладала четко выраженными качествами, и качества эти трогали меня до глубины души. Не только ее добродушие и беззаботность, которую она излучала, но равным образом аура самодостаточности и манера, с которой она себя вела — то, как она ожидала меня, как ждала, когда я найду ее и подойду к ней. Да, несомненно, она мне нравилась. Она могла оказаться для меня идеальной парой. Меня тронуло, как она сидела одна, в стороне ото всех, и ела, просто потому что хотела есть. Сам я не мог, да и не хотел полюбить ее, потому что я уже любил другую женщину, ту, которую я столь счастливым образом превратил в свою квартирную хозяйку. Это было одной из причин, по которой мне не терпелось продолжить наш спор и убедить ее в наличии души, чтобы ее взгляд на мир чуть изменился и подвел ее к мысли, что ее призвание, обязанность и долг дать мне то, о чем я мечтаю и чего жажду — свободный брачный союз, который избавил бы мою квартирную хозяйку от страхов, что я буду бесконечно преследовать ее своим вожделением.
Я подошел, чтобы попрощаться с нею. Она не выглядела ни обиженной, ни оскорбленной, наоборот, она посмотрела мне прямо в лицо.
— Ты, наверное, голоден тоже? — произнесла она, улыбаясь, и подвинула ко мне полную тарелку еды, высившуюся перед ней.
— Да, я хотел бы поесть, но мои родители спешат уехать. — И внезапно, не в силах сдержаться, добавил: — Но поскольку мне точно известно, что душа существует, разговор наш не окончен, ибо я еще не привел решающих аргументов. Дело в том, что как ты, наверное, слышала, я теперь занимаю место по другую сторону операционного стола. Теперь я уже не хирург, а анестезиолог. А если ты анестезиолог, ты обязан верить в существование души, потому что именно ты своими руками позволяешь душе покинуть тело, с тем чтобы в нужный момент она могла без помех вернуться обратно.
— Значит, ты вот так взял и превратился в анестезиолога? — тихо спросила она, делая большой глоток вина из бокала в ее руке, стараясь уловить важность произошедших изменений, поскольку мир медицины не был для нее полностью чужим после трех месяцев работы с «тротуарными врачами» в Калькутте.
— Да, — ответил я и снова не смог удержаться, чтобы не добавить несколько слов, которые должны были ей понравиться: — Я укладываю тех, кто без меня не мог бы уснуть, и кто без меня мог бы никогда не проснуться.
Она уловила мой намек, но мимолетная улыбка на ее губах выдавала какую-то примесь горечи и была совсем не похожа на ту искреннюю и дружелюбную улыбку, что так пленила мое сердце. Мы обменялись номерами телефонов и договорились созвониться где-то в конце недели в Тель-Авиве. Когда я прощался с нею, то заметил мою мать, стоявшую чуть поодаль и наблюдавшую за нами.
Перед тем как двинуться в путь, я решил немного прокатить младшего братишку Амнона, стоявшего возле «хонды» и не спускавшего с машины восхищенных глаз. Я надел ему на голову свой шлем и тихонько поехал меж киббуцных домиков. Он был страшно обрадован, хотя и испуган, и крепко вцепился в мою спину. Его родители тепло поблагодарили меня. Когда мы миновали освещенную площадку киббуца и выехали на основную дорогу, то поняли, что луна, стоявшая высоко в чистом небе, дает более чем достаточно света, и на прямых участках шоссе ничто не препятствует хорошей скорости, уже через тридцать минут мы достигли перекрестка Арава. А еще через двадцать мы миновали белеющие разработки калия неподалеку от Эдома, где дорога завиляла, из-за чего нам пришлось сбросить скорость вплоть до Мертвого моря, но не для того, чтобы полюбоваться величественными очертаниями холмов Эдома, освещенных светом луны, а, в основном, потому, что боялись пропустить отель моих родителей, оказавшийся совсем новым и недавно возведенным строением, расположенным чуть в стороне от других зданий. Было четверть одиннадцатого, когда Амнон ухитрился разглядеть маленький дорожный указатель, который вывел нас на грязную подъездную дорогу, так что гостиницу мы нашли уже в полной темноте. Поскольку мои родители известили гостиничную администрацию, что мы приедем поздно, клерк, заведовавший выдачей ключей, не удивился, увидев их, но несколько побледнел, при появлении мотоциклиста в коже и черном шлеме, вносящего их багаж.
— Может быть, мы найдем здесь комнату для тебя и Амнона, чтобы вы могли здесь переночевать, — предложила моя мать.
Амнону предложение явно понравилось. Он устал после тяжелого дня и ночной смены, и ему очень улыбалась мысль провести эту ночь в гостиничных условиях, где он мог к тому же вдоволь наговориться со мной о том, что происходило на свадьбе. Но я отказался. Мне не терпелось как можно скорее остаться наедине с собой в моей квартире, разобраться во всем, что произошло, а главное — понять, какова теперь будет роль Микаэлы в моей жизни.
