— Я хочу иметь больше права голоса в вопросах твоей безопасности и безопасности Лили, — сказал он.
— Больше права голоса? — настаивала я. — Или право решать единолично?
Ревик поднял взгляд. Его прозрачные глаза смотрели ещё резче.
— Ты хочешь услышать правду?
Я прищёлкнула языком, в этот раз раздражаясь по-настоящему.
— Конечно, я хочу услышать правду! Что, чёрт подери, по-твоему, я делаю здесь? Нам нужно прийти к согласию. Нам нужно договориться… прямо сейчас. У нас нет роскоши спорить об этом дерьме, особенно когда мы готовимся опять мобилизоваться. Мне нужна твоя помощь в Дубае! Эту операцию надо планировать минимум шесть недель. И я устала спорить перед остальными!
Пока я говорила, его взгляд прояснился.
Я видела, как Ревик кивнул, но почувствовала его согласие ещё до этого.
— Прости, что я тебя толкнула, — сказала я после. — Этого больше не повторится.
Он посмотрел на меня, стискивая челюсти.
— Ты можешь повторить это, — ответил он. — Просто не делай этого, когда ты зла на меня, бл*дь. Не делай это, чтобы поставить меня на место. Я, может, и твой подчинённый, но я также твой муж. Там ты можешь сколько угодно давить на ранг, — добавил он, показывая в сторону двери резервуара. — Но если ты сделаешь это здесь, где мы должны быть супругами — и равными — то будешь спать одна, Элли.
Я не опустила взгляд. Увидев там глубину его чувств, я кивнула.
Он никогда не применял ко мне данную угрозу.
— Ладно, — сказала я. — Согласна.
Жар в его глазах утратил ещё больше наэлектризованности.
Дождавшись, когда Ревик выдохнул, я поудобнее устроилась попой на поручне под смотровым окном и поджала губы.
— Мы будем обсуждать тот факт, что ты воспротивился приказу? — спросила я. — Что ты действовал за моей спиной?
Злость вернулась в его бледные глаза. Я наблюдала, как он уставился в органический пол, и его взгляд обратился внутрь. Я подождала, пока он соберётся с мыслями, и потом продолжила.
— Сколько именно контроля ты хочешь над решениями, которые влияют на мою безопасность, Ревик? — спросила я, подходя к проблеме с другой стороны. — И насколько широкий спектр вопросов охватывает это понятие? Потому что то, что ты сделал сегодня… это влияет не только на нашу с Лили безопасность.
Я подождала несколько секунд, наблюдая, как он думает.
— У меня тоже есть условие, — сказала я и помедлила, почувствовав, что Ревик напрягся. Я подождала, когда он поднимет взгляд, и вздохнула. — Я хочу, чтобы ты снова начал посещать Юми, — увидев, как в его глазах вспыхнула злость, я подняла ладонь. — Послушай, это не наказание. Я хочу, чтобы ты позволил ей помочь тебе с этим. Балидор показывал мне транскрипции твоих сессий с ним в резервуаре, после моего отъезда в Китай. Он показывал мне ту часть, касающуюся твоих страхов, что Менлим жив… страхов из-за того, что он заставлял тебя делать.
Увидев, что злость ещё жарче полыхнула в его глазах, я выше подняла ладонь, добавив:
— …Особенно из-за того, что он заставлял тебя делать с женщинами. Балидор говорил мне, что ещё не зная, что Менлим жив, ты уже боялся того, что может случиться со мной из-за Менлима. Он сказал, что ты убеждён, будто не сумеешь удержаться и не навредить мне, если Менлим принудит тебя к этому.
Взгляд Ревика сделался откровенно смертоносным.
Я чувствовала, что там бурлят и другие эмоции, и подождала, пока он переварит мои слова и пробьётся сквозь свою злость на ‘Дори.
— Я готова дать тебе намного больше власти в вопросах безопасности, Ревик, — добавила я. — Но я не могу дать тебе карт-бланш. Только не тогда, когда дело касается убийства одной из Четвёрки. Ты не можешь единолично принимать такое решение. И мне нужно, чтобы ты сохранял ясность мышления. Насколько это возможно, во всяком случае.
Воцарилось очередное молчание.
Я знала, что даже теперь в некоторой мере управляю им.
Я нарочно назвала Касс «Одной из Четвёрки», но не по имени и даже не по титулу. Я знала, что играю на его религиозных верованиях. Я не пыталась скрыть от него этот факт, но мне нужно, чтобы он воспринимал это как менее личный вопрос, сводящийся не столько ко мне и нему, сколько к тому, что мы пытались делать в целом — то есть, не допустить, чтобы остальные люди и видящие из Списка были истреблены Дренгами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ревик, — мягче произнесла я. — Разве ты позволил бы мне сделать это с Терианом? Если бы я боялась, что сохранение жизни Териану может навредить тебе?
Воцарилось очередное молчание.
Я чувствовала, что в его голове формируются аргументы, и заговорила прежде, чем он успел их озвучить.
— Я знаю, что Касс сделала с нами, малыш. Я знаю, что она сделала со мной, с Лили, с тобой. Но Териан пытал тебя… месяцами. Он едва не убил тебя. Он едва не убил моего брата. Он насиловал и пытал мою лучшую подругу. Он убил мою мать… и едва не развязал войну, — я сглотнула и заставила себя говорить нейтральным тоном. — Но вопреки этому мы приняли решение оставить его в живых. Мы сделали это из-за того, кто он такой и что он такое. Что он значит для мира.
Ревик продолжал смотреть вниз, на свои ноги.
— Может, мы допустили ошибку. Тебе это не приходило в голову? Что я допустил ошибку, позволив ему жить?
— Да, — сказала я, подавляя раздражение. — Конечно, это приходило мне в голову! Но каков ответ, Ревик? Что мы делаем? Просто убиваем всех, кто может представлять для нас угрозу?
Когда он не ответил, я осознала, что сама пытаюсь найти ответ на этот вопрос.
Сделав это, я осознала, что понимаю, что хочу сделать.
— Мы можем оставить это Совету, — сказала я.
Не поднимая взгляда, я скрестила руки и кивнула про себя, ещё больше уверившись в этом после того, как сказала это вслух.
— Мы можем ввести правило, согласно которому любые радикальные меры в отношении одного из Четвёрки должны решаться голосованием Совета, — продолжала я, размышляя. — Желательно путём публичного голосования, как минимум в отношении старших членов. Таким образом, ни у кого из нас не будет решающего права голоса. Мы оба представим свою точку зрения Совету касательно рекомендаций и вопросов безопасности. Но мы оставим последнее слово за видящими, которые предположительно лучше понимают суть вещей. И более объективны.
Ревик посмотрел на меня, и его прозрачные глаза выражали напряжённую пытливость.
— Ты на такое согласишься?
Обдумав свои слова, я кивнула.
— Да.
— А если они скажут, что мы должны убить Касс? — настаивал он.
Я выдохнула, окинув взглядом маленькую комнату. Сосредоточившись на коротенькой полочке, заставленной книгами в кожаных переплётах, я задумалась над его словами. Но чем дольше я размышляла, тем явственнее понимала, что это единственное решение, с которым мы оба сможем жить.
— Тогда мы убьём её, — сказала я.
Воцарилось очередное молчание, в течение которого он обдумывал мои слова.
Я наблюдала, как он смотрит в пол комнаты, и его мысли были почти видны в пространстве нашей маленькой конструкции. Я знала, что этот разговор развивался не так, как он ожидал. Чёрт возьми, да он развивался и не так, как ожидала я.
Я поймала себя на том, что всматриваюсь в его скуластое лицо и вижу там усталость, которая вовсе не казалась мне вызванной нехваткой сна.
— Я слышал, что тебя вызвали наверх, — сказал Ревик мрачным тоном. — Всё хорошо? Мы кого-то потеряли?
Наблюдая за его лицом, я видела отразившуюся там вину вместе с интенсивной болью.
Я прикусила губу.
— Мы пока что не знаем точно. Но да, похоже на то.
— Кого?
— Онтари.
Ревик вздрогнул, и боль в его глазах проступила ещё заметнее. Прикрыв лицо ладонью, он потёр виски, стискивая зубы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Они что-нибудь нашли? — спросил он. — В Вашингтоне?
Посмотрев на него, я выпустила часть своего раздражения, несмотря на исходившие от него угрызения совести и печаль, а также усталое выражение его лица.
