Клерк неодобрительно взглянул на нее, но помолчал, пожав губы. Несколько несложных манипуляций на компьютере, и ее деньги (вернее, деньги Миши) ожидали некую Бьянку в любом отделении Парижа. Что ж, начало было положено. Оставалось только вернуться в ненавистную лабораторию и уснуть там навсегда, оставив свое тело на попечительство (растерзание?) гениев от науки.
По дороге Саша не удержалась и все же набрала еще раз Мишу. После приветствия она какое-то время молчала, не зная, не стоит ли вообще положить трубку, но потом произнесла:
— Это я, у меня все хорошо. В смысле, все по плану.
— Ты уже наметила цель?
— Да.
— Она милашка? — спросил он, и Саша не могла не усмехнуться.
— А как же иначе.
— Тогда больше не говори мне ничего, а то я ее из-под земли достану.
— Ладно. Пока? И… спасибо.
— Все будет хорошо, — пообещал он и отключился.
Саша не переживала о том, что номер Миши увидят в набранных звонках. Тинни до сих пор был убежден, что его сводничество увенчалось успехом и они с Коллинзом любовники. Разуверять его в этом она не видела смысла, чтобы не нарваться на очередные знакомства, которые могли не оказаться настолько же милыми, как в случае с Мишей. Теперь ей это только играло на руку. Конечно, они спросят у него, что она задумала, куда пропала, но он не будет знать, на самом деле, и даже уколи ему Стэн сыворотку правды, это ничего не изменит.
— Так и знал, что ты не удержишься, — радостно приветствовал ее Стэн, даже не подозревая, что она задумала.
— Удержусь от чего?
— Проверить нашу новую теорию.
— Насчет реберфов? — осторожно уточнила она.
— Ну, да.
— А что, есть добровольцы? — не удержалась Саша от черной шутки.
— У Тинни есть враги, — без обиняков выложил Стэн. — И он не будет сожалеть, если кто-то из них исчезнет.
— А как же правила?
— Правила не учитывают наличие кого-то вроде тебя, — победоносно заметил он, а Саша порадовалась, что подготовила свое бегство к сегодняшнему дню. Если бы у Тинни и оставались сомнения на ее счет, то Стэн с его бесподобными экспериментами, развеял бы их окончательно, не говоря уже о том, что пострадали бы неизвестные ей реберфы.
— Я выведу тебе изображение на экран, как обычно, — произнес Стэн, роясь в каталогах с информацией.
— Хорошо, — Саша легла на койку и собралась. Ее пальцы слегка подрагивали, сердце учащенно билось — не так часто приходится прощаться с самой собой.
— Нервничаешь? — Спросил Стэн. — Я бы тоже нервничал, такое событие, — утешил ее он, и Саша постаралась привести свои чувства в порядок и настроиться на Бьянку.
— Готово, — объявил Стэн, и Саша с изумлением уставилась на фото Летиции. Только это уже не имело никакого значения. Новый пустой дом ждал ее с распростертыми объятиями, в нем так давно не было хозяина, что он немного запылился, ставни покосились, крыша протекла, а пол кое-где прогнил.
Глава 33
— Святой отец, у церкви свои законы, у города свои, — чиновник потел и время от времени протирал лоб платочком. — Что за жара сегодня, — вздохнул он, покосившись на окно. — Здесь что, никогда не проветривают?
— Успокойтесь, месье, — заметила пожилая медсестра, — мы стараемся поддерживать постоянную температуру.
— В этом больше нет необходимости, — он заметно нервничал и торопился закончить как можно скорее. Постановление болталось в его руке, как лист осины на ветру. Чиновника грызла мысль о том, что в каком-то смысле он является палачом этой невинной девушки, представшей его взору в палате.
— Муниципалитет принял решение, — начал зачитывать он, поглядывая на судебного пристава, устроившегося в углу маленькой комнатушки, — отключить Бьянку Матео, девятнадцати лет…
— Ей исполнится девятнадцать через три дня, — поправила его сестра, которая явно стала неравнодушна к девочке за все эти годы. Она купала и переодевала ее, как собственного ребенка, расчесывала ей волосы и иногда украдкой даже читала сказки. Ее дети давно уже выросли и вспоминали о своей матери только по праздникам, а Бьянка всегда была рядом, прекрасная, как ангел и безмолвная.
— Попрошу меня не перебивать, — чиновник поднял голос, потом откашлялся и продолжил: — уроженку…
— Как духовный отец этого чада, каковым я себя считаю, — бесцеремонно прервал его священник, — я выражаю протест действиям муниципалитета, поскольку все мы знаем, что на все воля божия, и не нам решать, где и когда лишать человека жизни.
— Святой отец, — вступил судебный пристав, поднявшись со своего места, — я с вами полностью согласен, не нам решать. Поэтому мы и отпускаем это бедное дитя на попечительство господа.
Священник потемнел от негодования, он не привык к тому, чтобы миряне толковали ему святое писание.
— Вы не отпускаете, вы убиваете ее! — воскликнул он.
— Что за патетика. Тогда идите в парламент и выбивайте нам средства на содержание неизлечимых больных, и мы с радостью построим еще десять, двадцать таких зданий с палатами, наполним их аппаратурой и будем заниматься благотворительностью.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Я говорю об этой конкретной девушке, а не о ситуации в стране.
— Что до этой девушки… никто не запрещал Вашему господу сотворить чудо, если она ему так дорога. И на это у него есть, — разозленный пристав посмотрел на часы, прикидывая, сколько ему понадобится времени по пробкам добраться до здания суда, — не более трех минут.
— Это кощунство! Святотатство! — выдохнул священник. А пристав раздраженно подал знак врачу, чтобы тот отключал приборы.
В это время Бьянка Матео, абсолютно не участвуя в словесной перепалке, лежала все такая же тихая и прекрасная в своей ночной рубашке на белых простынях, с ореолом темных вьющихся волос, рассыпавшихся по подушке. У окна тихо заплакала сестра: она только вчера мыла девушке волосы, специальным шампунем с травами, который купила в лавке неподалеку, чтобы ее локоны не спутывались, и их легко было расчесывать. — Для дочки? — спросил ее продавец, и она лишь кивнула, не в силах вымолвить больше ни слова. Ее сердце в ту самую секунду дрогнуло, и она поняла, что любит Бьянку, как собственную дочь.
Священник истово молился, успевая при этом метать громы и молнии в судебного пристава с чиновником. Чиновник потел и мялся, пытаясь убраться с линии огня, и как можно скорее из самой больницы. Пристав бросал короткие взгляды на собственные часы, и мыслями был уже вовсе не здесь. Врач отключал приборы с отсутствующим видом, так же, как и вырезал опухоли. Он знал, что у пациентки не было шансов выйти из комы, и его совесть была кристально чиста.
