— Если будешь тренироваться, — говорил Билли, — то через два года сможешь меня побить.
Чем дальше забирались они на север, тем больше Билли радовался, что они покинули Эль-Фаро. Ему было жаль расставаться с Испанией, зато теперь не придется каждый день думать о том, что перед ним в любой момент может появиться Моника со своими туманными намеками на будущие неприятности и полнейшим отсутствием способностей к теннису.
Уэсли стал откровеннее и рассказал ему о встречах с людьми, знавшими его отца, и о своем визите в Бат. О драке с Доусоном он умолчал и говорил только о Кейт и с чувством нежности — о своем маленьком единокровном братишке.
— Такой симпатичный малыш. Сильный, как молодой бычок. Наверное, вырастет, будет похож на своего… нашего отца. И он по-настоящему счастлив.
— А вот ты, по-моему, нет, — сказал Билли. — Ты молодой, сильный, красивый парень, мать пишет, что тебя ждет прекрасная карьера, если ты только этого пожелаешь, а на счастливого парня ты не похож.
— Я вполне счастлив, — уклончиво ответил Уэсли.
— Во всяком случае, когда ты спишь, этого сказать нельзя. Почему ты всю ночь стонешь?
— Просто мне снятся дурные сны. Это ничего не значит.
— Психиатры так не считают.
— А ты? — неожиданно спросил Уэсли.
— А я считаю, что тебя что-то гложет. Что-то страшное. Если бы ты об этом рассказал, тебе, наверное, стало бы легче.
— Может, когда-нибудь и расскажу, только не сейчас. Давай переменим тему.
Переехав французскую границу, они остановились на первый ночлег в маленькой приморской гостинице в городе Порт-Вандр.
— У меня блестящая идея, — сказал Билли. — Нас ждут в Канне только через две недели. Почему бы нам не махнуть в Париж и не погулять там?
— Нет, — покачал головой Уэсли. — Я должен ехать в Канн. Я все откладывал, а теперь пора.
— Зачем?
Уэсли как-то странно посмотрел на Билли.
— Мне надо повидаться с Кроликом — он ходил со мной на «Клотильде»… он сейчас в Сен-Тропезе. У него могут быть для меня важные сведения. Ты поезжай в Париж, а я на попутных машинах махну прямо туда.
— Какие сведения?
И снова Уэсли странно посмотрел на него.
— Я разыскиваю одного человека, и Кролик может знать, где его найти. Только и всего.
— А не может этот человек подождать пару недель?
— Он и так уже слишком долго ждет.
— А кто это?
— Это человек, из-за которого я так плохо сплю. Я каждую ночь вижу его во сне. Мне снится, что я всаживаю в него нож — снова и снова, а он не падает, стоит и смеется мне в лицо… Когда я просыпаюсь, у меня в ушах все еще звучит его смех.
— Ты узнаешь его? Я имею в виду — узнаешь во сне?
Уэсли медленно кивнул.
— Это человек, убивший моего отца.
Уэсли произнес это таким тоном, что Билли стало жутко.
— Что же ты собираешься делать, когда его найдешь?
Уэсли глубоко перевел дух.
— Рано или поздно все равно придется кому-нибудь об этом сказать, так почему бы не тебе. Я собираюсь его убить.
— О господи!
Они сидели молча и смотрели на море.
— И как ты собираешься это осуществить? — наконец спросил Билли.
— Не знаю, — пожал плечами Уэсли. — Придет время, тогда и решу. Может быть, ножом.
— А пистолет у тебя есть?
— Нет.
— А у него может быть?
— Вполне.
— Значит, тебя убьют.
— Постараюсь, чтобы этого не случилось, — мрачно сказал Уэсли.
— Ну а если тебе удастся его прикончить, тебя тут же начнет разыскивать полиция, ты это понимаешь?
— Допустим.
— В лучшем случае отделаешься двадцатью годами. Тебе так хочется сесть в тюрьму?
— Нет.
— И все же ты хочешь поехать в Канн и сделать это?
— Да.
— Послушай, Уэсли, — сказал Билли, — я не допущу, чтобы ты очертя голову шел на смерть. Я тебе помогу.
— Как?
— Прежде всего у меня в Париже спрятан пистолет с глушителем.
— Он может пригодиться, — согласился Уэсли.
— Я мог бы помочь тебе составить план… убийства. — Билли споткнулся на этом слове. — Я все же прошел солдатскую подготовку и знаю, как обращаться с оружием. Потом, я гораздо лучше тебя говорю по-французски. Я тебе сейчас кое-что скажу, о чем ты не должен говорить ни одной живой душе: когда я был в армии, я вступил в террористическую группу в Брюсселе…
— Ты? — недоверчиво переспросил Уэсли.
— Да, я. И участвовал во взрыве испанского туристического агентства в Амстердаме. Я умею собирать бомбы. Лучшего помощника в этом деле тебе не найти! Мы вот что сделаем: пока ты будешь добираться до Сен-Тропеза, я съезжу в Париж, возьму пистолет и встречусь с тобой либо в Сен-Тропезе, либо в Канне. Ну как, согласен?
Уэсли задумчиво поглядел на Билли.
— А ты не обманешь?
— Ты что? — обиделся Билли. — Никогда в жизни. А что, собственно, ты теряешь? Через несколько дней я приеду. Привезу пистолет. И достаточно патронов, чтобы ты смог попрактиковаться. Это похоже на обман?
— Пожалуй, нет. Ладно. Сообщи, где ты остановишься в Париже, и я тебе позвоню и скажу, где меня найти.
— Хорошо бы выпить, а? — сказал Билли.
— Да, пожалуй, — согласился Уэсли.
На следующий день они вместе доехали до Нима, где Билли должен был повернуть на север, к Парижу. Поставив машину на обочину в тени тополя. Билли молча сидел за рулем; Уэсли вытащил рюкзак и закинул его на спину. Они договорились, что Билли телеграфирует ему до востребования в Сен-Тропез и сообщит, в какой гостинице в Париже он остановился.
— Ну, пока, — сказал Уэсли, — смотри в оба.
— И ты тоже, — ответил Билли. — Ты без меня ничего не выкинешь?
— Нет. Обещаю. — Они пожали друг другу руки. — Я буду скучать без тенниса.
— Помни, что во французских тюрьмах в теннис не играют.
— Буду помнить, — сказал Уэсли и сделал шаг назад.
Билли включил мотор, помахал рукой, и автомобиль выкатился на дорогу. В зеркале заднего обзора видна была высокая худощавая фигура, зашагавшая в направлении Канна.
В Париже Билли снял номер в гостинице на Левом берегу и сразу же заказал разговор с Америкой. Услышав голос Рудольфа, Билли сказал:
— Дядя Рудольф, это Билли Эббот. Я в Париже в гостинице «Аламбер». Мне срочно нужна ваша помощь. С Уэсли может произойти нечто ужасное… и со мной тоже, если… — Он замолчал.
— Если что, Билли?
— Если мы кое во что не вмешаемся. Это не телефонный разговор.
— Завтра я буду в Париже.
— Слава богу! — сказал Билли. — Это самое приятное, что я мог услышать.
Он устало лег на кровать и через минуту уже крепко спал.
9
— А теперь, Билли, — сказал Рудольф, когда они свернули на автостраду, ведущую из аэропорта в Париж, — объясни мне, в чем дело.
— Дело в Уэсли, — сказал Билли, осторожно ведя машину. Шел дождь, и огни вечернего потока машин отражались на мокрой поверхности дороги. — Он сейчас на юге Франции, разыскивает убийцу.
Рудольф сдвинул шляпу на затылок и провел рукой по лбу, словно прогоняя боль.
— Откуда ты знаешь? — глухим голосом спросил он.
— Он сам рассказал. Мы подружились в Испании. Мы жили в одном номере. Когда он спал, можно было подумать, что он лежит в одиночном окопе, а вокруг все ближе и ближе рвутся снаряды. Я понял: парня что-то гложет. В конце концов я спросил его, и он мне все рассказал.
— Ты считаешь, он говорил серьезно?
— Конечно, серьезно. Он не из тех, кто шутит. Он даже в теннис играет так, что смотреть жутко. Я таких никогда еще не встречал, даже среди бывалых мужчин.
— А он в своем уме?
— Во всем, кроме этого.
— Почему ты не остался с ним? — осуждающе спросил Рудольф.
— Ну… — смущенно протянул Билли. — Это вторая половина истории. Я обещал ему помочь.
— Как?
Билли неловко заерзал на сиденье и перехватил руль.
— Обещал принять в этом участие и придумать что-нибудь такое, чтобы нас не поймали. Учитывая мою военную подготовку и тому подобное.
— Ну а ты-то в своем уме? — резко спросил Рудольф.
— Я всегда считал, что да.
— И ты действительно собирался выполнить свое обещание?
— Даже не знаю. Одного его я, конечно, не брошу. Вы разговариваете со мной, словно полицейский, который допрашивает заключенного.
Рудольф безнадежно махнул рукой.
— Два идиота. Два молодых дурака с одного дерева.
— Это у нас семейное, — сказал обиженно Билли. — Добро пожаловать, дядюшка, в страну дураков, в ее европейское отделение.
— А почему ты сидишь в Париже, когда он там затевает черт знает что? — Рудольф злился все больше.
— Я сказал ему, что в Париже у меня есть пистолет с глушителем, и обещал его привезти.
— И он у тебя в самом деле есть?
— Да.
— Чем, черт подери, ты тут занимался последние годы?
Билли опять неловко заерзал на сиденье.
— Я предпочел бы об этом не говорить. Лучше и для вас… да и для меня… если вы не будете знать.
Рудольф сделал глубокий вдох, затем шумно выдохнул.
