В динамике что-то щелкнуло. Раздался голос:
— Внимание. Мы прибываем на Ксозу-2 и сейчас находимся на орбите. Высадка будет осуществляться посредством посадочной шлюпки.
Бордман в изумлении открыл рот.
— Что за дьявол? — спросил он.
— Вот оно, приключение, — обрадовалась Алета. Когда она улыбалась, глаза вспыхивали. Она носила традиционную одежду америндов — в знак гордости за свой народ, в круг деятельности которого входили ныне различные занятия — и строительство стальных конструкций в межзвездном пространстве, и сельское хозяйство с животноводческим уклоном, и колонизация планет-пастбищ. — Если это приключение, то я, единственная девушка на корабле, должна быть в составе поисковой партии, не то скука ожидания на орбите доведет запертый в бездействии экипаж до беды…
В динамике снова щелкнуло.
— Мистер Бордман, мисс Редфизер. Согласно предписаниям с земли, кораблю можно оставаться на орбите строго оговоренное время. В связи с этим вам нужно приземляться в посадочной шлюпке. Пожалуйста, соберите вещи и доложите о готовности. — Пауза, затем голос добавил: — Пожалуйста, захватите только самое необходимое.
Глаза Алеты заблестели. Бордман ощущал настоящий шок, какой бывает, когда рутинное мероприятие перестает быть таковым. Разумеется, инспекционные корабли совершают посадку при помощи шлюпок, а корабли колоний посылают вниз управляемые роботами ракеты, когда не оборудована посадочная площадка. Но никогда еще не бывало, чтобы обычный грузовоз в обычном рейсе совершал высадку людей на шлюпках, если планета оборудована для нормальной посадки.
— Это просто смешно! — раздражаясь, воскликнул Бордман.
— Похоже на приключение, — заметила Алета. — Пойду складывать вещи.
Она скрылась в каюте. Бордман замешкался. Затем пошел к себе. Колония на Ксозе-2 появилась два года назад. За шесть месяцев создали минимум условий для жизни. Временная энергетическая решетка для посадки легких кораблей появилась через год. Ее разрешили использовать как резервную, а потом было решено переделать в постоянную систему с привлечением всех необходимых сил — людских и материальных. Восьми месяцев, прошедших со дня последней посадки корабля, было более чем достаточно для перестройки гигантской решетчатой структуры высотой в полмили, которая выдержала бы приток кораблей на эту планету. Так что непонятно, о какой опасности идет Речь, о каком приземлении в шлюпке!
Большую часть груза “Чародея” составляло оборудование для плавильных печей, собирать которые предстояло на планете. Его и надлежало выгрузить первым. К тому времени, как очистят трюмы, печи должны уже заработать. А затем корабль загрузят слитками металла. Бордман собирался жить в каюте на корабле, когда будет проводить инспекцию, и потом улететь с этим же кораблем назад.
А теперь вот приземляйся в шлюпке. Бордман был раздражен. Единственное захваченное им спецснаряжение — защищающий от перегрева костюм. Он сомневался в том, стоит ли его брать. Но все же взял, а также еще кое-какую одежду, добавил блокнот и книги с данными касательно специфики планетарных структур. Как только они приземлятся, он тут же займется отчетом.
Он вышел из пассажирской гостиной и направился в шлюпочный отсек. Из входа в шлюпку торчали ноги инженера. Затем появился и сам инженер. Бордман вел себя в соответствии с традициями всех нормальных пассажиров.
— Что случилось? — спросил он.
— Не можем сесть, — кратко ответил инженер.
И удалился — в соответствии с традициями обхождения экипажа с назойливыми пассажирами.
Бордман нахмурился. Подошла Алета с не слишком тяжелой сумкой в руках. Бордман внес сумку внутрь, проклиная тесноту на судне. Но это все-таки не транспортная шлюпка, а посадочная. На транспортных шлюпках стоят двигатели Лоулора, они могут лететь целые световые годы, а на месте ракетного двигателя и топливных баков у них очистители для воды и контейнеры с пищей. Но они не могут приземляться без специальной площадки, могут только самостоятельно добраться до цивилизованных планет. А эта шлюпка спокойно сядет без площадки, но воздуха в ней хватит ненадолго.
— Что бы ни случилось, все это так некомпетентно, — мрачно изрек Бордман.
Придраться все же было не к чему. Корабль грузовой. Эти корабли никогда не взлетают и не садятся на собственной энергии. Слишком дорогое топливо. Поэтому посадочные площадки используют местную энергию для подъема кораблей, а потом ее же — для посадки.
Корабли запасаются топливом лишь непосредственно для самого полета, и это намного экономичнее. А у энергетических решеток, этих гигантских структур, вытягивающих энергию из ионосферы, нет двигающихся частей. Поэтому в них нечему ломаться, а работать они не перестают, если только не исчезнет источник энергии. Отсюда неясно, что стоит за необходимостью отменить посадку корабля, если на планете есть посадочная площадка.
Инженер вернулся. Он принес мешок с почтой. Алета вскарабкалась в шлюпку. Бордман — за ней. В этом утлом суденышке едва-едва помещались четверо. Да и троим было не особенно просторно. Инженер последовал их примеру и задраил вход.
— Произвожу герметизацию, — произнес он в микрофон.
Столбик наружного давления сдвинулся наполовину. Внутренний остался без изменения.
— Все герметично, — сказал инженер.
Наружное давление упало до нуля. Раздался щелчок. Ворота шлюпочного отсека открылись, и вот шлюпка уже в продолговатой выемке на теле корабля, а вокруг — множество звезд. Исполинский диск ближайшей планеты проплывал перед глазами. Он был чудовищным по размеру и ослепительно ярким. Местами — землисто-коричневый, местами желтый или алый. Но основной цвет — песочный. С одной стороны виднелась белоснежная шапка, которая могла быть исключительно изо льда. Бордман знал, что на всей планете нет ни моря, ни океана, а ледовая шапка образовалась куда раньше, нежели ледники на других планетах.
— Пристегнитесь, — бросил инженер через плечо. — Сейчас будет невесомость, а потом запуск двигателей. Берегите головы.
Бордман раздраженно пристегнулся. Он увидел, что Алета занята тем же, а глаза ее сияют. Появилось ощущение жуткого дискомфорта. Лодка отделилась от корабля и стала быстро удаляться из его поля искусственной гравитации. Когда лодка покинула поле, Бордман моментально ощутил тошноту. В то же время сердце его инстинктивно забилось быстрее, и это было вызвано реакцией на чувство падения.
И опять рев двигателей. Он буквально взорвался за спиной. Бордман чувствовал, как язык пытается провалиться в глотку. На грудь страшно давило, и он понял, что его охватывает паника.
Внезапно в иллюминаторах потемнело — они вошли в тень корабля. Планета, словно призрак, маячила где-то далеко. За спиной нестерпимо припекало бело-голубое солнце. Его лучи были не просто теплыми, но горячими — даже через защитные экраны.
— Вы, помнится, говорили, что сейчас приключений не существует, — радостно выдохнула Алета. Бордман не отвечал. Он вовсе не считал дискомфорт приключением.
Инженер вообще не выглядывал наружу. Он наблюдал за экраном, на котором освещенный корабль с одной стороны пересекала вертикальная линия. Сейчас их высота составляла тысячу миль. Потом вертикальная линия раздвоилась, они снизились на высоту в сотню миль. Яркое квадратное пятно появилось на экране сбоку. Голос с металлическим звучанием то что-то бормотал, то переходил на крик — и снова бормотал. Бордман выглянул в иллюминатор и увидел планету как будто через закопченное стекло. Она была красноватого оттенка и заполнила собой уже половину видимого пространства. Поверхность была неровной, испещренной пятнами, а плавная изогнутая линия, должно быть, означала горизонт.
Инженер нажимал на кнопки, и картинка двигалась. Вот она вышла за пределы экрана. Тогда он нажал еще на какие-то кнопки, и она вернулась к центру. Теперь они были всего в нескольких десятках миль от поверхности.
Посадочную шлюпку затрясло. Она ловила восходящие потоки воздуха. Инженер произносил слова, не слишком приятные, особенно для ушей Алеты. Тряска становилась безжалостней. Бордман держался, чтобы его не разорвало на куски, несмотря на ремни безопасности, и смотрел на неприветливый планетный ландшафт. Казалось, он убегает прочь, а они пытаются его догнать. Лодка опустилась на высоту всего двадцати миль.
Квадратное пятно в центре экрана задрожало. Инженер регулировал изображение.
В иллюминаторах посветлело. Бордман уже отчетливо видел землю. Здесь были участки всевозможных оттенков, какие только могут иметь минералы, перемежаемые обширными зонами коричневатого песка. Еще немного, и показались тени гор. Он обнаружил горные вершины, между которыми следовало быть долинам, однако там были лишь песчаные плато. Он наблюдал обширные площади сверкающего желтого и грязно-белого цветов, подцвеченные розовым и ультрамарином, серым и фиолетовым, а также красным цветом двуокиси железа, покрывающим целые квадратные мили, — слишком нереально, чтобы в это поверить.
