Вернулся Херндон и привел шестерых колонистов. Это были молодые мужчины, скорее, технического, чем научного склада. Некоторые из них — несколькими годами моложе Бордмана. На лицах застыло угрюмое отчаянное выражение, правда, один пытался изобразить безразличие, а двое явно сдерживали ярость из-за обрушившейся на них катастрофы, которая угрожает не только им, но и родным на большой земле. Парни смотрели на Бордмана с вызовом.
Он объяснил, что от них требуется. Он собирался выпустить облако паров металла в ионосферу. Либо натрия, либо, что лучше, калия, а может быть, цинка. Эти металлы легко ионизируются солнечным светом, гораздо легче, чем атмосферные газы. В результате определенная область ионосферы пополнится материалом, необходимым для повышения эффективности солнечного света, и увеличится проводимость.
— Нечто подобное уже делали на Земле много веков назад, — объяснил Бордман. — Они использовали ракеты и создавали облака из паров натрия длиной в двадцать—тридцать миль. Даже в наши дни Инспекция использует тестовые ракеты с хвостом из натриевого облака. Это должно сработать. Вот мы и узнаем, насколько эффективно.
Он чувствовал, что Херндон не сводит с него глаз. В них засветилась надежда.
— Как долго будут висеть эти облака? — спросил один из техников.
— На этой высоте — три или четыре дня, — ответил Бордман. — Ночью они не слишком-то помогут, но как только солнце начнет светить, они сразу запустят процесс поглощения энергии.
— Угу! — сказал парень в черном, что должно было означать “Пошли!”.
— Так что нам это даст? — лихорадочно заговорил другой. — Каким образом это заставит принимающие устройства работать? Давайте разберемся!
Разгорелся спор, и Херндон куда-то смылся. Бордман подозревал, что он пошел за Рики, чтобы она переложила новое изобретение Бордмана на язык секретных шифров для отправки на Лани-2. Но остановить его было некогда. Этим людям нужна точная информация. И прошло не менее получаса, прежде чем каждый из них вышел с чертежами, сделанными от руки. Впрочем, и после этого требовалось активное участие Бордмана на всех этапах работ.
“Может быть, это не лишено смысла, потому что тогда Рики сможет улететь на корабле Инспекции, — подумал Бордман, наконец оставшись один. — Но они-то считают, что мы помогаем спасти всех!”
Это было неправдой. Забирать солнечную энергию — значит забирать солнечную энергию, неважно, каким образом вы это делаете. Забирайте ее в виде электроэнергии, и тогда останется меньше тепла. Согрейте какое-либо место при помощи электричества, и вокруг станет немного холоднее. На Лани-3 все это не имеет значения, но на большой планете — да. Чем больше создается устройств для получения тепла, тем больше тепла они расходуют. Опять же, может быть, гибель двадцати миллионов людей будет отложена, но предотвратить ее не удастся.
Неслышно отворилась дверь, вошла Рики. Замешкалась на минуту.
— Я только что зашифровала то, что сообщил мне Кен, для передачи домой. Я сделаю все, что нужно! Это чудесно! Именно это я и хочу сказать тебе!
— Представь себе, что я раскланиваюсь: какой успех!
Он попытался улыбнуться. Рики внезапно глубоко вздохнула и посмотрела на него по-новому.
— Кен прав, — мягко сказала она. — Он говорит, тебя нельзя считать самодовольным. Ты даже сейчас недоволен собой. Разве не так? — Она улыбнулась. — Но что мне в тебе нравится — это то, что ты недостаточно сообразителен. Любая женщина может влиять на тебя. Например, я.
Он озадаченно посмотрел на нее. Она ухмыльнулась.
— Я могу претендовать на участие в разработке этой идеи. Если бы я не попросила тебя изменить факты, беспокоящие меня, не сказала, что ты большой и сильный, а также умный… Я всю жизнь буду благодарить себя за эти слова…
Бордман поперхнулся.
— Боюсь, что все это опять не будет достаточно эффективным, — сказал он.
Она наклонила голову и смотрела на него, не мигая.
— Не будет?
Он не сводил с нее глаз. И вдруг ее глаза наполнились слезами. Она вскочила.
— Ты невыносим! — вскричала она. — Я прилетела сюда, и если… если ты считаешь, что меня можно отправить на корабле ради моей безопасности, только потому, что я “нравлюсь” тебе, как сказал мой брат, потому что я “просто чудо”…
Он стоял, как громом пораженный.
— Господи! Мне что, просить тебя, чтобы ты меня поцеловал?!
На протяжении следующей ночи Бордман сидел у термометра, регистрирующего наружную температуру. Он дежурил возле него, словно мать у постели больного ребенка. От того, что показывал прибор, инспектор покрывался потом, хотя в помещении было даже холоднее, чем накануне. Ситуация грозила выйти из-под контроля. В полночь термометр показывал минус семьдесят градусов по Фаренгейту [12]. Через несколько часов — восемьдесят, а за час до рассвета — восемьдесят пять градусов. Вот когда он по-настоящему вспотел! Цифры ползли вниз, а это означало, что двуокись кислорода начинает замерзать в верхних слоях атмосферы. Замерзшие частички медленно опускаются и, достигнув нижних, более теплых слоев, снова превращаются в газ. Но в слоях, находящихся выше уровня двуокиси кислорода, температура постоянно падает.
Таким образом, понижается верхняя граница двуокиси углерода. Медленно, но неуклонно. А над ней нет предела температурного минимума. Парниковый эффект возникает в результате действия двуокиси углерода. Если его не будет, космический холод проникнет в нижние слои атмосферы. И когда температура над планетой упадет ниже ста девяти градусов по Фаренгейту [13] все будет кончено. Без парникового эффекта ночная сторона планеты лишится тепла с ужасающей быстротой. А дневная сторона станет терять тепло сразу, едва только получая его от солнца. Минус сто девять и три десятых градуса — критическая цифра. Она вызовет падение до ста пятидесяти — двухсот градусов и больше никогда не поднимется.
На планету обрушится дождь из замерзшего кислорода. Человеческая жизнь не сможет продолжаться, хоть в жилищах, хоть помимо них. Не спасут даже скафандры. Они могли бы спасти от падения температуры и радиации вакуума. Но азот заморозит их полностью.
И все же, пока Бордман с ужасом размышлял над происходящим, термометр остановился на восьмидесяти пяти градусах. Когда рассвело, столбик поднялся до семидесяти, а еще через несколько часов — до шестидесяти пяти.
Когда Херндон пришел навестить его, в Бордмане не осталось ни капли самодовольства.
— Мы пытались связаться с тобой, но твое переговорное устройство не отвечает, — сообщил Херндон. — Может, оттого, что ты сидишь спиной к нему и не видишь сигнала. Рики сейчас в карьере, наблюдает за приготовлениями. Попросила меня узнать, не случилось ли чего с тобой.
— У нее есть что-нибудь для согревания воздуха, которым она дышит? — спросил Бордман.
— Естественно, — отозвался Херндон. — А что такое?
— Мы почти побеждены, — пояснил ему Бордман. — Боюсь, нам остались только сегодняшние сутки. Если СО2 замерзнет…
— Мы добудем энергию! — воскликнул Херндон. — Мы построим ледяные туннели и купола. Мы выстроим город подо льдом, если нужно. Но энергию получим!
— В этом я сильно сомневаюсь, — сказал Бордман. — Лучше бы ты не говорил Рики о нашем договоре!
Херндон усмехнулся.
— Готова ли маленькая решетка? — спросил Бордман.
— Все установлено, — ответил Херндон. — Находится в туннеле шахты и обогревается излучателями. Ракеты приготовлены. Запаса хватит на месяцы. Незачем даже испытывать судьбу.
Бордман посмотрел на него странным взглядом.
— Тем не менее нужно попробовать.
Он надел меховой костюм. Теперь все костюмы модифицировали в соответствии с увеличением мороза. При минус шестидесяти пяти дышать уже невозможно: легкие могут обморозиться. Поэтому использовались пластиковые маски, чтобы закрывать лицо, и фильтры, проходя через которые воздух согревался. Несмотря на это, не рекомендовалось подолгу находиться на улице.
Бордман и Херндон вышли из помещения и осмотрелись. Солнце стало еще бледней, его спутники исчезли. Кристаллики льда больше не висели в воздухе. Небо потемнело. Оно стало почти лиловым, и Бордману показалось, будто он может различить слабые искры света — то были звезды, видимые в дневное время.
Вокруг не было никого, только горы хранили белое безмолвие. Правда, у входа в карьер царило оживление, одни люди выходили из него, другие входили. Появились четверо мужчин. Они тащили восемнадцатифутовую решетку, используя для передвижения надутые газом мешки. В костюмах с масками они удивительно напоминали медведей с влажными носами. С помощью электрического подъемника они водрузили металлическую конструкцию на самый верх круглого холма, возвышающегося над долиной.
