49. Один дома-2
Звонит эта сука Джун, говорит, чтобы я немедленно ехал к ним, потому что, блядь, Шон поранил Майкла. А я себе думаю, так ему, Майклу, и надо, мелкому дурачку, а то не пацан, а девчонка какая-то, честное слово.
— И не лезь щас ко мне со своими проблемами, — говорю я Джун. Если бы она нормально смотрела за детьми, и проблем бы не было никаких.
А теперь и эта еще прицепилась:
— Что там такое, Фрэнк? Я закрываю трубку рукой.
— Да это Джун, блядь. Говорит, дети подрались. А по-моему, это нормально. Чего еще пацанам делать, как не махаться. Не понимаю, чего такой хай поднимать. — Я убираю руку с трубки.
— Фрэнк, блядь, приезжай сейчас же! — визжит Джун в трубке таким, бля, высоким, пронзительным голосом. — Здесь все в крови!
Я бросаю трубку и хватаю куртку.
— Мы же собирались пойти погулять, — говорит Кейт, и вид у нее недовольный и кислый.
— Блядь, ты, идиотка, там мой сын кровью истекает! — ору я ей, выбегая из квартиры. Вообще-то надо было перед уходом пару раз сунуть ей в рыло, суке бесчувственной. Нет, правда. Удивительно даже, что я удержался. А мог бы и вправду ей вмазать в челюсть. Что-то она начинает меня раздражать. Вот это птичка — специально для тебя. И да, сперва все очень даже ниче: медовый месяц, и все дела, но ведь не может же он длиться вечно. В конце концов наступают суровые будни, да.
Машина в разъебанном состоянии, так что я выхожу на Бульвар, и первый, кого я встречаю на улице, — это Малки, Выкатывается из букмекерской конторы. И сразу понятно, куда он направляется. В кабак он идет, не иначе. Тут и к гадалке не ходи. Не видел этого кренделя с тех самых пор, как мне пришлось врезать по морде тому зажравшемуся мудаку, Норри. Ну, когда мы в карты играть собрались.
— Привет, Франко! Есть время? А то, может, выпьем? Мне надо бы поторопицца, но жажда уже просто душит.
— Только по-быстрому, Малки. Домашний кризис, блядь; одна сука ебет тебя по телефону, а другая — прямо на месте, дома. Уж лучше обратно в тюрягу.
— Ну-ка, ну-ка, давай поподробнее, — говорит Малки. Правильный он мужик, этот Малки. Забавно, как скачут мысли. Вспомнив о Норри, я вспоминаю, как однажды разбил бутылку Малки — я уж не помню, о чем мы спорили, что-то там по ящику показывали, ну мы и сцепились. Что же это было… а, теннис. Не помню уже, кто играл, но это был точно Уимблдон. Ага, я тогда жутко завелся и разбил бутылку шерри о голову этого пидора. Теперь-то все уже забыто, на каждого накатить может, да. А кто старое помянет… Да и Малки вроде как цел и невредим. Он покупает два пива и рассказывает мне об этом тупом уебке Сейбо из Лохэнда.
— У этого Сейбо было перо на кармане. И он повздорил с кодлой Денни Сазерленда, и какой-то мудила пнул его по яйцам, да промахнулся и ударил по карману с ножом. Нож выскочил, а один из этих парней как раз на него прыгнул, и нож попал ему прямо в яйца.
А я все вспоминаю, из-за чего я тогда врезал Малки бутылкой. Из-за тенниса или все-таки из-за сквоша? Ох уж мне эти игры с ракетками. Он уложил одного мудака, я — другого… хуй знает, все как в тумане.
Малки рассказывает мне, что Нелли вернулся назад из Манчестера и свел с морды все татуировки. Ни хуя удивительного, у него такой бардак был на роже; пустынный остров на лбу, змея на одной щеке, на другой — якорь. Ебучее ничтожество; мнит о себе невесть что, а других опускает. Типа он самый крутой. Да. Это неплохо, что он вернулся — до тех пор, пока он не начнет выделываться, как говорится, из себя меня корежить.
После пары кружек я еду к Джун. Она стоит у подъезда и собачится с какой-то коровой, которая разворачиваетца и уходит вовнутрь, как тока видит меня.
— Ты где был? Я такси уже вызвала! — говорит она.
— Дела, — отвечаю я, глядя на Майкла. У мальца какая-то тряпка к подбородку прижата. И она вся в крови.
Я смотрю на Шона и иду к нему, а он пятитца, съежившись.
— Что ж ты, блядь, сделал? Джун начинает орать:
— Ты мог ему шею повредить! Мог попасть прямо по вене!
— Что, блядь, здесь было?
У нее глаза из орбит вылезают, как будто ее распирает.
— Он где-то добыл кусок проволоки и натянул в дверях, как раз на уровне шеи Майкла. Потом он его позвал, сказал, что по ящику Еврокубок показывают, типа вроде как «Хибсы» будут «Хертам» бить пенальти. Майкл и побежал. Хорошо хоть немного не так намерил, и Майк шеей в проволоку не врезался. Чуть ниже — и мог бы и без головы остаться!
А я думаю: это ведь хорошо, значит, у парня, блядь, есть смекалка. Мы с Джо тоже такие штуки друг другу устраивали, когда мелкие были. У парня хотя бы есть задор попроказничать, а не только сидеть и играться во всякую хрень вроде видеоигр, как сейчас многие пацаны. Я смотрю на Шона.
— Я это в фильме увидел. «Один дома-2», — говорит он. А я стою руки в боки и гляжу на эту тупую сучку Джун.
— Это ты виновата, — говорю я ей, — ты ему разрешаешь смотреть эти блядские фильмы.
— Какого хуя, я…
— Это блядское видео — оно учит детей насилию, — ору я на эту сучку, но я сейчас не собираюсь с ней спорить, ну не на улице же, нах. Потому что если я буду с ней здесь разговаривать, я ее разъебу на хуй, и поэтому, собственно, у нас с ней все и не сложилось, эта чертова кукла так меня заводит, что пока я ей не въебу как следует, я не остановлюсь. Подъезжает такси.
— Я его отвезу в больницу, ему там наложат швы, а ты отъебись, — говорю я ей. Потому что я не хочу, чтобы меня видели с этой дурой. А то еще люди подумают, что мы все еще вместе живем. Но ты же не станешь глодать куриные кости недельной давности, если можешь взять свежий бигмак, я так всегда говорил.
Ага, а вид у нее, как у шлюхи на герыче, и если она и вправду ширяется, когда дети рядом… но нет, она даже не знает, как это, ширятца, просто вид у нее такой… ну, потасканный.
Я хватаю Майкла и сажаю его в такси, и мы уезжаем, оставляя их прямо на улице, в смысле Шона и эту сучку. Маленькое уебище все еще прижимает какую-то дрянь к подбородку. Все-таки это неправильно, что Шон так с ним обращается.
— Он к тебе часто лезет? — спрашиваю я.
— Ага… — отвечает Майкл, а глаза у него все красные от слез, как у девчонки.
Я понимаю, что должен сказать этому маленькому пизденышу какие-то умные, правильные слова, причем прямо сейчас, иначе он вырастет слабаком и будет мучиться всю свою жизнь. Парня надо как-то поддержать. А она и не побеспокоитца, нет, кто угодно, но не она. Она просто дождетца, когда еще что-нить случитца, а потом будет рыдать крокодильими слезами.
— Ладно, ты не реви, Майкл. Твой дядя Джо, он мой старший брат, и я сам через все это прошел. Ты должен уметь за себя постоять. Вот, скажем, возьми обычную бейсбольную биту и долбани мудака по башке, дождись, когда он заснет — и давай. Это поставит его на место. Тогда, с Джо, это сработало, только я двинул его по макушке половинкой кирпича. Вот что тебе нужно сделать. Может быть, он и сильнее тебя, но уж никак не сильней половинки кирпича в морду.
Вижу, малец задумался над моими словами.
— И тебе еще повезло, что есть я, чтобы тебе все это рассказать, потому что, послушай, когда я был маленьким, в твоем возрасте, и меня донимал твой дядя Джо, у меня никогда не было никого, кто бы меня научил, мне пришлось самому до всего доходить. Этот старый мудак, мой отец, он вообще ни хуя не мог.
Парень весь скорчился на сиденье и состроил глупую рожу.
— Ну что такое с тобой опять? — спрашиваю я.
— Нам в школе сказали, что ругаться нельзя. Мисс Блейк говорит, это нехорошо.
Мисс Блейк грит, это нехорошо. Неудивительно, что Шон попытался его отделать.
— Я знаю, что нужно твоей мисс Блейк, — говорю я ему. — Учителя идут на хуй, это я тебе говорю, — показываю я на себя. — Если бы я слушался каких-то мудацких учителей, я бы ваще ниче в жизни не добился.
Вижу, пацан снова задумался. Этот малец похож на меня — глубокий мыслитель, блядь. Мы приезжаем в больницу, прямо в приемное отделение, и выходит дежурная медсестра и проводит этот дурацкий осмотр.
— Нужно несколько швов наложить.
— Ага, — говорю я, — я знаю. Но вы сможете это сделать нормально?
— Да, вы пока посидите здесь, вас позовут, — отвечает она. А потом нам приходится ждать черт знает сколько. Вот ведь блядство. За то время, что ушло на осмотр, можно было и швы наложить. У меня уже нет никакого терпения, и я готов забрать пацана обратно и сделать все дома сам, когда нас наконец вызывают. Все эти их мудацкие вопросы — это они типа думают, что это я его так измудохал. Я весь в психозе, но держу себя в руках и молчу, потому что хочу убедиться, что он не наябедничает на Шона, пусть даже нечаянно. Когда все наконец закончено, я говорю ему:
— И в школе на Шона не вали, ни мисс Блейк своей, или как ее там, хорошо? Скажи им, что ты упал. Да?
— Да, папа.
— На хуй мне твое «да», просто запомни как следует, что я тебе говорю.
Потом я ему говорю, ты меня подожди, а я загляну в сортир покурить. Теперь, бля, везде понавешали «Не курить», так что и сигаретку спокойно не выкуришь.
