Воскрешать не умеет ни смотрящий, ни губернатор. Никто.
Да и что даст ему эта новая власть? Что принесет по факту?
Его отец, вон. Всю жизнь самоутверждался, в силу своих представлений и понятий. Всем вокруг жизнь отравил, покалечил. И умер. От рака по диагнозу, вроде. А Диме, после проведенного времени в палате с отцом один на один, казалось, что от злобы, от обиды и гнева на саму жизнь. От того, что рвался из последних жил, старался, а так и не получил ничего стоящего, по факту. Того, что хотел. Или не понял, чего именно хочет. И доживал жизнь, подыхая от ненависти ко всем, и его самого никто не жалел уже даже, не любил и не горевал особо. Ни мать, по большому счету. Ни даже он, сын, у которого и не дрогнуло ничего и когда холодную, влажную землю на гроб кидал.
А Дима понял, что так - не хочет. Понял, наверное, тогда, когда Лиза первый раз сознание потеряла по дороге в больницу. Рухнула на Казака.
Не осознал. Но на базовом уровне просек - ее не вернешь, если в борьбе за власть в расход пустят. Не отвоюешь назад. А она ему, оказывается, по-настоящему нужна. Лиза и все то, что эта девчонка так свободно и щедро ему давала; чем наполнила его жизнь за какие-то полгода. Так, что все остальное и подвинуть можно.
Переоценка ценностей называется. Такой себе переучет жизни. Кто-то на зоне устраивает, а его уже после накрыло. И Лиза вдруг на первое место вышла. А при всех раскладах - и дураку ясно, не упустят такой козырь против него. Тем более что Дима и не думал раньше, как себя и ее подставляет. Значения не придавал своему желанию видеть ее рядом везде, своей гордости этой женщиной около него.
А теперь еще и ребенок. Пацан. Сын у него, оказывается, будет. Не то, чтоб Дима в этом как-то нуждался или хотел. Нет. Но Лизу он уже читал, и понимал, что она собой пожертвует ради этого ребенка. Потому и грозил ей, давал понять, чтоб не шла на глупости. Ему она была нужна. Живая и здоровая рядом. А сегодня приехал и…
Дико странно это все. Его Лиза, и другая уже в тоже время. Не далекая, ближе, чем раньше была. Но фигура поменялась. Он заметил все, хоть ни слова не сказал. И то, как она от него живот прикрыть пыталась. Калиненко это не напрягало. Вот вообще. Не на фигуру он ее клюнул. Не в этот раз. Глубже все и сильнее. Да и не сказать, что его отвернуло из-за всего этого. И близко нет. Не было в этом ничего отвратного. И красивой она как была, так и осталась. Ее и когда на унитаз выворачивало - ему противно не было. Тяжко за нее и неприятно в груди. Как бывает, когда самому плохо. Будто и правда - плоть от плоти своей. А иначе, наверное, и не могло уже выйти. После зоны умеешь ценить тех, кто верен и предан. Принимать так, чтоб без остатка, до полной отдачи. Потому что хлебнул уже всего гадкого с избытком. Так и хорошего хочется, чтоб перевесило, чтоб тот осадок залить.
Потому и обнял так, чтоб убрать у нее сомнения. Чтоб поняла - ему не это важно. А ребенок взял и бухнул по руке. Странное ощущение.
Дима оторвался от наблюдения за женой и собакой, пару раз зажмурился: от бликов солнца на воде уставшие глаза все еще резало и пекло. И посмотрел на свою ладонь.
Странное и смешное ощущение. Не скрывающее слабость. Доверчивое. И этим задевающее. Словно Казак по ладони хлопнул. Только слабее. Больше не с чем сравнить. Кроме Витали, давно ставшего братом, да самой Лизы - ему так никто и не доверял.
Дима хмыкнул. Не идиот, понимал, что и тут дите ему не доверяло. Ну, это же еще даже не человек с какими-то мозгами, чтобы доверять. И все же… Все же. Что-то в этом его зацепило. Прошло по тем же бороздам на кости, по рытвинам на вскрытой грудной клетке, что Лиза ему пропахала. С этой потребностью в жене сплелось. Ей это было важно. И ему вдруг стало не без разницы. Вот этим утром и стало, когда почувствовал, что живое это что-то внутри нее. И к нему, вроде, отношение прямое имеет. Нет, не стал Дима вдруг сентиментальным. Но он за свое всегда отвечал. За то, что считал своим. И тут это щелкнуло, видимо.
Значит, тем более правильно все решил. И не зря торговался все эти недели со всеми. Многое ему предлагали. И грозили многим, куда без этого. Калетника вон прижали, хоть Дима и не ошибся: откупился, сейчас притих, не высовывался, но получил гарантии, что потом наверстает и вернется. А Калиненко вдруг иные гарантии потребовались. Он стал уже смотрящим, вернул свое, о чем столько лет на зоне планы прорабатывал. А теперь, даже удивив всех, что его самого повеселило - просто предложил тихо уйти. Оставить столько, сколько их устроит и самому покажется честным за то, чтобы спокойно жить. От претензий на город и область отказался. По боку. Да и Виталий поддержал. Сам кровно заинтересован был в том, чтобы все сделать теперь иначе.
Времена такие, что можно жизнь изменить. И он согласен был это сделать. Даже планы кое-какие прикинул за последние недели. На будущее. Пока здесь, в этом городе. Тут у него старые связи и взаимообязательства оставались. Он людей не кидал - и они его уважали. Не были против, если Калиненко останется в тех пределах, которые сам и оговорил. На том и порешили.
Без средств не остался. На жизнь хватит не то, что им, а и пацану. Только и без дела Дима сидеть не собирался. Отоспится, отдохнет - и начнет присматриваться. С людьми согласует. Не в привычной для себя парафии, ну так и что. Жизнь кидала и мотала, и тут выберется. Тем более - не сам теперь. И не только Казак в тылу, а есть те, кто будут ждать, независимо ни от чего.
Статус - кайф, да. Но это - почти нирвана, по ходу.
Потянувшись, Дима поднялся одним рывком, сбрасывая ломоту в теле от солнца. Лиза заметила и улыбнулась, замерла с занесенной палкой в руке. Жучка принялась нетерпеливо махать хвостом, продолжая радостно лаять.
Дима улыбнулся жене в ответ и передернул плечами. Разморило его немного. Надо забирать жену с этой псиной. И домой идти. Обед и спать. Заслужил небольшой отпуск.
ГЛАВА 26
О ее новом хобби - вязании, Дима узнал дня через два и не самым приятным образом. Вот как-то не было у Лизы до этого времени за спицы браться. Она надышаться не могла, воздух с приездом Димы словно стал слаще. И море еще красивее - манило, звало к себе, гулять захотелось, чего ранее не было. Вот и тянула Диму с собой, да и сам он, вроде бы, к прогулкам относился положительно. А уж Жучка как радовалась! Лиза, кажется, вообще не видела таких счастливых собак. Да и не знала, что они бывают счастливыми и что это может быть настолько очевидно.
И вообще, не жизнь - мечта, в которую до конца еще и не верилось. Несмотря на все. И пусть знала, что Калиненко верить можно, уж если решил, сказал, значит и будет так. Его слово всегда было твердым и однозначным - но все же немного … Даже не боялась, просто трепетала внутри, когда вспоминала все то, что он говорил ей в ночь возвращения.
Слов не было, как и сказала Диме. Когда сбываются все мечты - это не описать, не передать никому. Может быть когда-то потом. Но не сейчас, точно, когда все внутри еще вибрирует от радости и не утихшего страха. И почему-то мысли сами возвращались в прошлое. В те полгода их отношений, когда Лизе и в самых смелых мечтах не грезилось, что можно для своего Дмитрия Владленовича стать таким же наваждением, каким он был для нее. Вот и молчала, с каким-то суеверием. Чтоб не сглазить такое счастье.
Да и не было у нее охоты вязать. Сначала отсыпались оба. Лизе рядом с мужем и таблетки оказались не нужны, и буйство ребенка уже не так беспокоило. А Дима, видимо, просто устал за все это время настолько (что она замечала даже по телефону), что ему ничего не могло помешать спать. Первые сутки они выбрались из спальни лишь раз, чтобы сходить на берег, “осмотреться”, как Дима сказал, да поесть. Правда, немного отоспавшись, Дима добрался и до нее самой. Что безумно обрадовало и даже воодушевило Лизу. Был у нее страх, что Калиненко утратит интерес, обнаружив, насколько Лиза сейчас изменилась. Трудно не заметить ее живот, который еще и барабанит изнутри время от времени. Накручивала она себя во время этих недель, было дело.
Дима рассеял все ее страхи одним махом. И таким жаром, что из головы вообще все вылетело, и только нужда в нем осталась. Но при этом, снова ее поразив, Калиненко и изменил тактику… Сложно описать, но просто чувствовалось, что он старается быть аккуратным и… ну, нежным, чего ранее в его жадной страсти не особо замечалось. А еще Дима громко посмеялся над ее попытками прикрыться или повернуться как-то спиной или боком, как в их первый раз, точно. И точно так, как и девять лет назад, посоветовал ей выкинуть фигню из головы и расслабиться, получая удовольствие. Она, вообще, его часто слушала. Так что и тут решила с мужем не спорить. А потом, совершенно уже не имея никаких сил, изнеможенно устроившись на его плече и заявив, что с места не сдвинется еще сутки - рассмеялась сама.
- Слушай, Дима. У тебя все возвращения - по одному сценарию, - отмахнулась она от его вопросительно вздернутой брови. - Что после восьми лет, что после трех недель.
