Вот и все, что касается цареубийства. Екатерина в полной мере проявила свой дар трудиться, не щадя собственнике сил и времени. Ей угрожал то очередной бунт, то неразбериха в провинции, то враждебность армии, то дворцовый переворот. Но она — внешне спокойная и уверенная в себе — всякий раз предотвращала беду, выполняя свой долг и делая вид, будто ничего не произошло. Она щедро осыпала своих сторонников деньгами так, словно казна ломилась от избытка. Она умело управляла своими чиновниками, и создавалось впечатление, будто она стоит у руля самой совершенной государственной машины. Она смело строила планы на будущее, словно не было никакой угрозы трону. А для того, чтобы осенить свое долгое и блестящее, как она полагала, правление божественной благодатью, Екатерина решила венчаться на царство в освященном граде Москве, в этом сердце России-матушки.
Глава 19
Москва белокаменная, раскинувшись на высоких холмах, издалека сверкала золотыми главами над подступившими к ней со всех сторон лесами. Москва — город пятисот церквей и пяти тысяч сиявших на солнце шпилей и крестов, соперничавших в величии друг с другом. Москва — это пестрый калейдоскоп кровель, то подобных красно-зеленой черепице, то отливающих голубизной и серебром, то цветных, с нарисованными на них золотыми звездами, то напоминавших черно-белыми клетками шахматную доску. Неприступная Москва, опоясанная каменным кольцом шести похожих на крепости монастырей, Москва с главной своей твердыней — Кремлем, гордо вознесшимся на крутом берегу реки.
Москва в звоне колоколов. Тысяча шестьсот звонниц оглашали город беспрестанным перезвоном, от которого, казалось, сама земля начинала дрожать и гудеть. Этот гуд заглушал любой разговор. Гости Москвы затыкали уши, моля бога поскорее прекратить эту пытку. По воскресеньям и праздникам колокола трезвонили не переставая с утра до вечера, а то и ночь напролет. В иные дни они созывали верующих в храмы, в другие — пред; упреждали о надвигавшейся опасности, например, о пожаре. Колокола возвещали начало и конец трудового дня. Под колокольный звон хоронили усопших и чествовали святых. А иногда звонили просто так — от радости бытия. Как только на город надвигалась беда, колокола трезвонили наперебой все сразу, взывая к небесам о помощи и призывая рассеять темные силы.
Крестьяне, что привозили товар на московские рынки, каждый раз, подъезжая к первопрестольной, осеняли себя крестным знамением и до земли кланялись «матушке-Москве». Европейские путешественники, впервые подъезжавшие к городу, обычно просили кучера остановиться на вершине Воробьевых гор, чтобы полюбоваться раскинувшимся на другом берегу хитросплетением деревянных улиц и улочек, словно увенчанных сияющей короной белокаменных церквей.
Москва — это был святой Град Божий и, по мнению его жителей, самый святой город во всем христианском мире. Москве стоять вечно, говорилось в расхожей мудрости, ибо она есть Третий Рим, а в древнем пророчестве сказано, что Третьему Риму конца не будет. Первый Рим погряз в ереси и в эпоху поздней античности пал под ударами варваров. Его мантия перешла на плечи Византии, и вторым Римом стал Константинополь. Но в 1453 году и он был завоеван турками. С тех пор предназначение Москвы — нести в веках свет христианского вероучения.
На протяжении трех столетий Москва стояла как твердыня православия, управляемая чередой царей, богом помазанных властителей. И вот теперь Екатерина вступит в священный город, дабы получить венец на царствие от Господа как его полномочная представительница на земле.
Признаться, Екатерина не любила Москву. Эту неприязнь к древнему российскому городу она ощутила еще при Елизавете. Со временем это чувство превратилось в непреодолимое отвращение. «Москва — это обиталище расхлябанности, — писала она в своих дневниках, — частично вследствие своих громадных размеров. Здесь можно истратить целый день, пытаясь навестить кого-нибудь из знакомых или передать им какое-либо известие. Московское дворянство ужасно гордится своим городом, и не удивительно — ведь оно живет в праздности и роскоши, отчего обабилось. Здесь они владеют не просто домами, а настоящими поместьями».
Само величие города подавляло любые замыслы, порождая лень. Над всей московской жизнью довлела некая сонливая медлительность. Для вечно чем-то занятой, не любившей сидеть сложа руки Екатерины такая жизнь была просто неприемлемой. А еще хуже, по мнению Екатерины, было то, что москвичи погрязли в сплетнях и пустопорожних разговорах, отупляя себя обжорством, дурацкими затеями и прихотями. Кроме того, как казалось Екатерине, Москве закон не писан. По этой причине благородное дворянское сословие вырождалось в касту мелких тиранов, которые не упускали случая подчеркнуть свое превосходство и вечно измывались над слугами.
«Склонность к тиранству поощряется здесь как ни в одной другой обитаемой части мира, — писала Екатерина. — Она закладывается в душу, начиная с самого юного возраста, когда дети наблюдают отношение своих родителей к слугам». В каждом доме своя пыточная с цепями, батогами и прочими орудиями истязания — их держали под рукой на тот случай, если потребуется наказать кого-то из слуг. Наказания же — даже за малейшую провинность — отличались особой жестокостью. Открыто заявить, как то сделала Екатерина, что слуги такие же люди, как и их хозяева, — значило навлечь на себя гневные упреки со стороны «неотесанного дворянства», чья жестокость уступала разве что их глупости.
К несчастью, порочные черты московской жизни усугублялись царившей здесь набожностью — нет, не той искренней, непосредственной верой, которую Екатерина всегда приветствовала, а иной, невежественной, остервенелой религиозностью, что вела к нетерпимости, изуверству и душевным расстройствам. «В городе повсюду видишь признаки фанатизма, здесь на каждом шагу церкви, чудотворные иконы, священники и монастыри», — писала Екатерина.
Бесконечная череда крестных ходов, многочасовые богослужения, оглушающий трезвон бесчисленных колоколов — все это вместе взятое создавало атмосферу не столько светлую и благолепную, сколько невыносимо гнетущую, в которой не было места земным заботам и просто здравому смыслу. В Москве разум зачах, не выдержав леденящего дыхания этой исступленной набожности.
Москва в сравнении со стройным, распланированным Петербургом выглядела запутанным, не поддающимся разгадке лабиринтом. Она вызывала у Екатерины с ее пристрастием к гармонии и порядку непреодолимое раздражение. Само величие Москвы оскорбляло ее любовь к простоте, а показная роскошь противоречила чувству меры. Инертность горожан воспринималась императрицей как некий вызов ее видению обновленной России, которая должна, наконец, стряхнуть с себя оцепенение. Надо ли удивляться, что Екатерина всей душой ненавидела этот неповоротливый, опутанный суеверием город. Стиснув зубы, она приготовилась войти в него и получить венец на царство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
