В полночь барабанная дробь подняла солдат. Схватив спросонья ружья, они бросились во двор казармы, толкаясь и ругаясь. Раздались выстрелы, завязалась потасовка. Весь квартал проснулся, охваченный страхом, — люди решили, что это очередной мятеж. С большим трудом офицерам удалось утихомирить солдат. Весть о происшедшем докатилась до Екатерины, всполошив ее не на шутку.
На следующую ночь все повторилось: опять подняли солдат по тревоге, опять возникла толкотня на казарменном дворе. На этот раз к мятежным солдатам присоединились несколько офицеров, а те, кто не поддался панике, восстановить порядок не сумели.
Екатерина немедленно приняла меры. Многие солдаты и офицеры были арестованы и в срочном порядке высланы в отдаленные места, где им суждено было прозябать до конца дней своих. И все-таки угроза гвардейского мятежа не была устранена. Нетрудно было понять, что гвардейцы, которые возвели Екатерину на престол, могли с той же легкостью свергнуть ее.
Но у правительства Екатерины, которое едва оперилось, были заботы потяжелее, чем смута среди гвардейцев. Надо было побороть хаос в управлении страной, который достался в наследство от Елизаветы. Одного этого, как считали знатоки, было достаточно, чтобы у государыни и ее советников головы пошли кругом.
Правительство Екатерины оказалось на краю пропасти. Нужно было срочно заниматься налогами. Казна была пуста, государственный долг достиг нескольких миллионов рублей и продолжал расти с головокружительной быстротой. Об иностранных кредитах нечего было и думать, поскольку в Европе Россия потеряла доверие. Правительство задолжало армии. А ведь только на нее оно и могло рассчитывать при нападении чужеземцев, при наведении порядка в стране, при подавлении мятежей, наконец, при сборе налогов.
Правление Екатерины сопровождалось все новыми и новыми несчастьями. Неурожай вызвал голод и неуплату податей. Многие крестьяне бежали от своих помещиков. То тут, то там вспыхивали бунты. Губернские и уездные власти выпустили вожжи из рук. Мятежи грозили распространиться по всей стране.
А тут еще турки и татары то и дело совершали набеги на русские земли, уводя с собой пленных в рабство. Разбойники пошаливали на дорогах. На Волге шайки грабили купеческие суда.
На кого могла положиться Екатерина? На сенат, на губернаторов, сидевших без жалованья, на немногочисленный слой чиновников, которым просто не по силам было держать под надзором необъятные просторы России? Все эти трудности лучше, чем кто бы то ни был, осознавала сама Екатерина. Вот что она писала, вспоминая первые недели своего правления: «Сенат оставался в сонном состоянии, глух к государственным делам. Законодательные органы достигли такой степени продажности и разложения, что их трудно было узнать».
Прекрасно видя, сколь некрепка власть в ее руках, Екатерина обхаживала сенаторов и крупных чиновников, завоевывая их преданность. Она понимала, что никто не хочет взваливать на себя тяжкую ношу управления страной, но зато все охотно подчеркивают собственную значимость.
Екатерина ежедневно просиживала долгие часы со старыми чиновниками, которые давали ей наивные советы, досаждали просьбами и выдвигали неосуществимые прожекты. Она призналась французскому посланнику, что чувствует себя зайцем, загнанным охотничьими псами, и вынуждена метаться из стороны в сторону, несясь то туда, то сюда, чтобы избавиться от преследования.
При всем том Екатерина не собиралась отказываться от начатого, задуманного. Спустя несколько дней после ее восшествия каждому секретарю, каждому чиновнику и министру стало ясно, что власть перешла в надежные руки. Там, где Елизавета проявляла леность, а Петр был пустой марионеткой, Екатерина показывала усердие, хватку, смекалку и просто здравый смысл.
Спозаранку императрица садилась за рабочий стол, читая депеши и отчеты, отвечая на всевозможные петиции, назначая аудиенции. Она писала каждому провинциальному губернатору, каждому окружному командующему, требуя от них регулярных и исчерпывающих отчетов о положении дел во вверенных им ведомствах. Кроме того, Екатерина занималась составлением указов, касающихся буквально всего — от состояния дорог до споров о правах на рыбную ловлю и освящения храмов.
Дабы защитить своих подданных от барышников, наживавшихся на продаже хлеба, Екатерина распорядилась построить в каждом городе государственные зернохранилища. Это позволило ей устанавливать цены на хлеб. Вероятно, вспоминая о тех несчастных умалишенных, которых Елизавета держала при дворе развлечения ради, Екатерина поручила коллегии иностранных дел собирать сведения в европейских странах о том, как там обращаются с душевнобольными. Решено было в России создать дома призрения по лучшим зарубежным образцам.
Государыня попыталась вдохнуть жизнь в главный орган управления — Сенат, который пребывал в сонном состоянии. Она вернула ему все права, ранее отобранные ее мужем, — в первую очередь право издавать законы и рассматривать петиции. Екатерина учредила в Сенате департаменты, каждый из которых отвечал за определенную сферу управления, добавила туда чиновников и секретарей.
Уже многие годы Екатерина пыталась разгадать головоломку, как следует управлять Россией. При помощи Монтескье она уже определила для себя основополагающие политические принципы. «Я хочу, чтобы законы соблюдались, — писала она в одном из своих дневников задолго до того, как стала императрицей. — Но мне не нужно рабов. Моя главная цель заключается в том, чтобы создать счастье, свободное от всей той прихоти, эксцентричности и тирании, которые его разрушают». Екатерина стремилась установить справедливые, гуманные законы, добиваться их соблюдения, поднять государство над враждующими партиями и правителями. Последние приходят и уходят, поколения подданных рождаются и умирают, писала Екатерина, но мудрая, продуманная система управления способна просуществовать века.
Государственные учреждения создаются для того, чтобы утверждать верховенство разумных отношений между людьми, воспитывать в них умеренность и терпимость, а самое главное, возвести бастион против всех тех излишеств, на которые толкает человека его жизненная натура.
Екатерина дала себе слово, что не позволит капризам взять верх над собой, как то случилось с Елизаветой, или же самолюбованию — как бывало с Петром, — или же лени и непоследовательности, что было присуще им обоим. Там, где они холили и лелеяли себя, Екатерина собиралась холить и лелеять державу, превратить управление страной в инструмент прогресса. Более того, она сама станет повивальной бабкой, поможет рождению новой, просвещенной России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
