Цена начала стабилизироваться, и Мигель купил по тридцать одному и тотчас продал по тридцать. Потеря была минимальной, но это вызвало новый бум продаж.
Мигель улыбнулся Паридо, который с отвращением отвернулся. Но Мигель не даст ему уйти. Он протиснулся сквозь толпу. Он слышал предложения продать за двадцать девять и за двадцать восемь. Он посмотрел на башню с часами. Половина второго. Осталось только тридцать минут.
— Думаю, сегодня победа осталась за мной, — сказал Мигель.
Паридо обернулся:
— Еще нет, Лиенсо. Еще есть время.
— Время, может быть, и есть, но, мне кажется, вы исчерпали свой арсенал.
Паридо покачал головой:
— Вы полагаете, ваши трюки смогут вас спасти? Наслаждайтесь моментом, Лиенсо. Вы скоро узнаете, что вовсе не так умны, как вам кажется.
— Наверное, я не так уж умен. Но я действительно получил сегодня удовольствие оттого, что оказался умнее вас. Сгораю от желания получить эти баррели кофе, которые вы мне обещали, завтра в это же время.
— У вас нет денег, чтобы заплатить за них! — зло сказал Паридо. — Если посмотрите в свой контракт, вы увидите, что там сказано, — расчет должен быть произведен в течение семидесяти двух часов после сегодняшнего закрытия биржи. Откровенно говоря, я не думаю, что вы сможете достать деньги. На самом деле через семьдесят два часа в глазах маамада вы перестанете быть евреем.
Итак, Паридо решил использовать совет, чтобы избежать долгов. Совет не пойдет на это.
— Можете так думать, если хотите, но я переведу сумму на ваш счет ровно через сутки. Надеюсь, вы передадите собственность с такой же пунктуальностью, иначе вам придется соблюсти условия контракта и заплатить мне дополнительно три тысячи восемьсот.
Мигель отошел и бросил взгляд на толпу покупателей и продавцов. Цена установилась на отметке двадцать шесть, а до закрытия торгов оставалось совсем мало времени. Если цена останется на этом уровне, он заработает почти семьсот гульденов только на своих опционах и еще две тысячи на фьючерсах. Он был слишком взволнован, чтобы просто стоять и наблюдать, и поэтому решил, что пора уладить еще одно дело.
Исайя Нунес тихо разговаривал со своими знакомыми, притворяясь, будто ему нет дела до бума продаж. Мигель улыбнулся и попросил его отойти на минуту. Они удалились за колонну.
Мигель надел свою самую лучшую деловую улыбку:
— Будь так любезен перевести собственность на кофе, который ты обещал мне поставить. Мне нужны бумаги на собственность не позднее завтрашнего утра.
Нунес выпрямился, словно хотел добиться абсолютно вертикального положения по отношению к земле, а потом шагнул вперед:
— Мне жаль, что ты оказался в затруднительном положении, Мигель, но я ничем не могу тебе помочь. Я тебе говорил, что груз не прибыл, и сделать с этим ничего нельзя, несмотря на твои нужды. И, честно говоря, в любом случае ты не в том положении, чтобы требовать быстрых действий. Заставить тебя заплатить то, что ты был мне должен, оказалось трудной задачей, и мне кажется, ты непростительно злоупотребил моей дружбой.
— Странное замечание от человека, который продал предназначенные мне товары Соломону Паридо.
Нунес пытался сохранять невозмутимость:
— Не понимаю тебя. Ты говоришь как умалишенный. Я не потерплю оскорблений.
— Вы переигрываете, сеньор. Вы должны быть смущены, а не напуганы до смерти.
— Ты не можешь ничем меня напугать. — Он шагнул вперед. — Когда-то я считал тебя другом, но вижу, что ты лгун, и не желаю ничего обсуждать с тобой.
— Тебе придется обсуждать это или со мной, или в суде, — сказал Мигель. Было видно, что угроза подействовала на Нунеса. — Ты взял кофе, который я заказал, и отдал его Паридо. Потом ты солгал, сказав мне, что груз поставить нельзя. Полагаю, потом ты организовал другую поставку, но мне известно, что груз, принадлежащий мне по праву, прибыл на корабле "Морская лилия". У меня есть свидетели, которые подтвердят, что слышали, как Паридо обсуждал это дело. Если ты не подчинишься, я подам на тебя в голландский суд или отдам на суд маамада, этого я еще не решил. Возможно, я сделаю и то и другое. Я заставлю тебя не только отдать мне кофе, но и заплатить компенсацию за то, что я не получил свой заказ вовремя. — Мигель показал Нунесу контракт, который он заключил с Паридо. — Если я потеряю деньги по этому контракту, то смогу подать на тебя иск за понесенные убытки, так как, если бы ты не обманул меня, я бы, несомненно, победил. Ты понимаешь, что, как только дело попадет в суд, твоей репутации надежного коммерсанта настанет конец.
Нунес вспыхнул:
— Если я отберу кофе у Паридо, то стану его врагом. Какой мне тогда прок от моей репутации?
— А это уже твои проблемы. Если ты не переведешь на меня собственность до утра, с тобой будет покончено.
— Если я сделаю, как ты просишь, ты ничего не скажешь? Ты никому не расскажешь об этом?
— Я не обязан молчать, но сделаю это в память о нашей дружбе. Я от тебя такого не ожидал.
Нунес покачал головой:
— Ты должен понять, насколько трудно противостоять Паридо, когда он чего-то хочет. Я не осмелился отказать ему. У меня семья, и я не мог позволить себе рисковать, защищая тебя.
— Я понимаю, как он силен и влиятелен, — сказал Мигель, — и мне приходится противостоять ему точно так же. Кроме того, он не просил тебя отказаться меня защищать, он попросил тебя солгать мне и обмануть меня, и ты согласился. Я никогда не считал тебя отважным человеком, Исайя, но степень твоей трусости меня ошеломила.
Уходя, он услышал, как часы на башне пробили два. Он спросил у стоящего рядом, как закончились торги кофе: двадцать пять с половиной гульденов за баррель.
Мигель сразу подумал о том, чтобы снять роскошный дом на берегу Хоутграхта. Он свяжется со своими кредиторами и заплатит небольшие долги самым нетерпеливым из них. Теперь все будет по-другому.
И тут он увидел своего брата. Он отвернулся. Даниель стоял в двух шагах от него. Даниель пытался поймать взгляд брата, но Мигель не мог заставить себя сказать ему хоть слово. Время для примирения прошло, прощения не могло быть. Даниель сделал ставку на собственное будущее против будущего брата — и проиграл.
Мигель пошел прочь. Вокруг него толпились люди. Слух уже разошелся, и все присутствующие на бирже понимали, что Мигель одержал огромную победу. Даже если они не знали, что именно он выиграл или кого именно победил, все понимали, что перед ними торговец на вершине славы. Люди, которых он не знал даже по имени, хлопали его по плечу, или жали ему руку, или обещали связаться с ним в скором времени, чтобы обсудить проект, в стоимость которого было трудно поверить.
И тут в густой толпе он увидел худощавого, хорошо одетого голландца, который широко улыбался ему.
Иоахим. Мигель избавился от троих итальянских евреев, которые хотели поговорить с ним о фигах, пробормотав вежливые извинения и пообещав встретиться с ними в таверне, название которой тотчас забыл. Он протискивался сквозь толпу, пока не оказался перед Иоахимом, который выглядел и более значительным, и более хрупким по сравнению с тем временем, когда он пребывал в нищете и безумии. Его улыбка была не столько торжествующей, сколько грустной. Мигель улыбнулся ему в ответ.
— Я вам говорил, что сделаю все правильно, — сказал он, — если вы мне только доверитесь.
— Если бы я вам доверился, и только, — ответил Иоахим, — я бы по-прежнему пребывал в нищете. Вы одержали эту победу только потому, что я ненавидел и преследовал вас. Отсюда следует извлечь полезный урок, но, черт побери, в чем он заключается, я не знаю.
Мигель рассмеялся и шагнул вперед, чтобы обнять человека, смерти которого еще совсем недавно желал от всей души. Кто знает, может быть, он снова будет желать его смерти, и совсем скоро. Однако в этот миг ему было все равно, что сделал или что может сделать Иоахим. Ему также было все равно, знал ли кто-нибудь об их ненависти и их дружбе. Он был счастлив, что смог исправить свои ошибки и предотвратить казавшийся неминуемым крах. Мигель был готов обниматься хоть с самим дьяволом.
32
Новая служанка не говорила по-португальски, но ее вполне устраивало общение посредством знаков. У Катрин было строгое лицо, скорее простое, чем простодушное, но в сравнении со своей хозяйкой ее можно было назвать дурнушкой. Это не имело никакого значения. Теперь Мигеля не было в доме, и никого не волновало, хорошенькая служанка или простушка.
По утрам Даниель уходил из дому до того, как она просыпалась, и Ханна завтракала в одиночестве, с хлопотавшей вокруг нее служанкой. Катрин показала на графин с вином на столе. Похоже, она считала, что женщина, ожидающая ребенка, не должна ограничивать себя в вине, и Ханна пила его в изрядном количестве каждое утро в течение недели, пока не проявила волю и не отказалась. Сейчас она просто покачала головой. Когда она много пила, ребенок в ее утробе затихал, а ей нравилось, когда он толкался и выгибался. Когда он переставал шевелиться даже на несколько минут, Ханну охватывал страх. Если ребенок умрет, что сделает Даниель? Что он сделает с ней?
