там луну.
Тучи закрывали почти все небо целиком, звезд не было видно. Луна тоже только что скрылась за облаками.
Воздух был наполнен влажным запахом растений, напоминавшим о недавней буре.
– Что?.. – пробормотал я, напрягая глаза и вглядываясь в даль. Даже в лунную ночь силуэт дымовой трубы бани Фудзидана-ю выглядел нечетко. С дымоходом что-то было не так.
Не отводя взгляда, я смотрел на трубу. В облаках появился просвет, и на небе снова возникла луна.
Стояло полнолуние. Белая полная луна парила в небе над трубой дымохода, освещая ее верхушку.
Та выглядела странно – она была будто закруглена.
Бросив ледоруб, я побрел обратно в направлении бани, не отдавая себе отчета в своих действиях. Мой взгляд был прикован к верхушке трубы вдалеке.
Я подошел ближе. Это была человеческая фигура. Кто-то сидел на верхушке трубы дымохода.
Зачем? Там же так высоко! Это невероятно опасно! Безумие! Кто это?!
На ум пришел лишь один человек, способный на такой нелепый поступок.
Я снова побежал. Нахлынули эмоции: облегчение, гнев, радость, волнение, неловкость… Я не мог описать все чувства, одновременно захватившие меня. Они были совсем как шелестящие на ветру листья. Их все постепенно заглушило облегчение. Митараи в безопасности! Я думал лишь о том, чтобы он не сорвался оттуда и благополучно добрался до земли.
Добежав до трубы, я сильно запыхался, устав от пробежек туда и обратно, и не мог произнести ни слова – мне нужно было перевести дыхание. Затем заглянул в дымоход.
– Митараи! – кричал я. – Митараи! Эй, Митараи!
Я кричал очень громко, но ответа не получил. Отступив назад, посмотрел наверх. Я отходил все дальше, продолжая кричать; все шел и шел назад, чтобы лучше разглядеть верхушку дымохода.
Фигура, сидевшая наверху, не шевелилась, совсем как статуя. Я был в ужасе. Мне сразу вспомнился Таку: мужчина сидел на крыше дома Фудзинами, неподвижный, как статуя. Ведь на тот момент он был уже мертв.
Ботинки, по отдельности лежавшие у камфорного лавра и за зданием бани…
– Митараи!
Я сложил руки рупором и снова закричал. Ветер низко и непрерывно гудел. На темном склоне росло много деревьев. Их листья, далеко и близко, шелестели, накрывая меня волнами звука.
Зачем Митараи было забираться так высоко на трубу дымохода?
Фигура не отвечала на мой призыв. Возможно, была другая причина? Что, если это был не Митараи? Но тогда кто?
– Ах! – облегченно выдохнул я.
Фигура на верхушке трубы медленно пошевелилась. Человек был жив! Слава богу! С меня точно хватит покойников.
Медленно, очень медленно фигура спускалась вниз по металлической лестнице на внешней стороне трубы. Я осторожно приблизился к дымоходу.
На землю спускался целый и невредимый Митараи. Без куртки и босиком, но наконец в безопасности. Он жив!
Мой друг спустился на крышку печи, затем спрыгнул вниз и нетвердыми шагами, будто во сне, медленно подошел ко мне.
Даже при свете луны я видел, что его волосы всклокочены, щеки впали, а под глазами залегла глубокая тень. Всего за несколько часов он совсем ослабел. Похоже, мой друг израсходовал все свои силы.
– Эй, Митараи!
Я хотел спросить, в порядке ли он, но Митараи резко поднял правую руку, чтобы я замолчал, и произнес тихим голосом:
– Теперь мне все ясно.
Он даже не посмотрел на меня – его взгляд был прикован к камфорному лавру, возвышавшемуся вдалеке.
– Есть буквально пара деталей, которые мне пока не ясны, – сказал Митараи и сдвинулся с места.
Ступив вслед за ним на гравий и подняв один ботинок, я сказал:
– Может, наденешь обувь? Давай, я принесу? – Второй ботинок был далеко.
Митараи продолжил свой путь босиком – похоже, обувь его мало волновала. Я шел рядом с ним, подставив свое плечо.
– Они оба сняли свою обувь. Оба брата – Таку и Юдзуру.
Я медленно кивнул. Все верно. Меня смутило то, что Митараи последовал их примеру.
– Хочешь сказать, это связано с дымоходом?
– Верно. Из-за дымохода, – Митараи кивнул.
– Чтобы карабкаться?
– Нет. На ржавой металлической лестнице в обуви может быть опасно, нужно лезть без нее. Было небезопасно, – слова Митараи звучали неясно.
– Я не очень хорошо понимаю, но, получается, что Таку и Юдзуру тоже поднимались на дымоход?
– Да нет же! – Митараи раздраженно помотал головой из стороны в сторону. – Все наоборот! Они никогда не поднимались на дымоход.
– Что?
Я все больше терялся, не в силах уловить смысл его слов. Голова у меня шла кругом.
– О чем ты говоришь?
– Хватит, Исиока-кун, я устал. Поговорим позже. – Митараи поднял с земли второй ботинок, затем достал из кармана носки, засунул их вовнутрь и, держа обувь в руках, продолжил свой путь к главному дому босиком.
– Зачем ты вообще поднялся наверх? Просто из прихоти?
У Митараи часто бывали перепады настроения, если вдруг не хватало идей.
– Это страшный дымоход, Исиока-кун, – заметил мой друг. – Проходящие мимо люди понятия не имеют, насколько он опасен. Это оружие страшнее любого ножа.
Пройдя через калитку, оставленную открытой, мы вернулись во владения семьи Фудзинами. Перед нами стоял увитый виноградной лозой дом. В это мгновение он показался мне заброшенным домом на кладбище, наполненным предчувствием смерти.
Я много раз смотрел на него, но раньше не замечал ничего подобного. Этот дом наконец заговорил со мной: то было старое надгробие, построенное над бесчисленными могилами грешников.
Я все понял. Я увидел назначение этого дома. Митараи, выглядевший смертельно уставшим, как всегда, осознал это раньше меня.
Перед этим огромным надгробием, увитым виноградными лозами с трепещущими на ночном ветру листьями, стояла женская фигура, освещенная лунным светом. Девушка стояла к нам боком. Я хотел подойти к ней ближе, но Митараи удержал меня за руку:
– Тссс!
Мы остановились и перевели дыхание.
Это была Леона. Она медленно шла мимо дома, ее точеный профиль нежно подсвечивала голубоватая луна. Девушка направлялась к холму, в сторону камфорного лавра. Гул ветра и шелест листьев. Шаги девушки казались беззвучными – Леона словно плыла по воздуху. Мы наблюдали за ней, замерев на месте.
Леона медленно шла перед стеной, словно сотканной из виноградных листьев. Ее лицо ничего не выражало. Мы проследовали за ней до угла дома. Слегка покачиваясь, девушка повернулась к нам спиной, и теперь стояла прямо у камфорного лавра. Это был конец ее пути.
Мы держались на небольшом расстоянии от нее, стараясь не производить шума. Я заметил на земле один ботинок Митараи и его куртку, которую я снял с ветвей дерева.
Леона что-то говорила. Я приблизился к ней. Высокий, детский голос, похожий на пение или крик, – я не мог разобрать слов, словно это был не японский язык. Может, английский? Нет, это был не английский. Странный язык, непонятный. Митараи, похоже, тоже ничего не понял.
Внезапно девушка подбежала к лавру и ударила ладонями по его стволу. Она изо всех сил толкала дерево, а потом неожиданно зарыдала в голос: чем громче становились ее рыдания, тем менее членораздельной была речь. Не
