День проходил как обычно. До обеда Артуро рассеянно пролистал газеты, принесенные Паоло Веццо, — «Курьер Кетополиса», «Полицейский вестник», «Кетополис для всех», — потягивая из бокала сухой херес. После ознакомления с новостями он нехотя взялся за корреспонденцию.
Своей доли внимания ждали письма и отчеты от поверенных, а также бесчисленных торговых партнеров отца. Но сегодня думать о делах было решительно невозможно! Тем более, что эти письма обычно зачитывал молодому хозяину Паоло — отрывками, вкратце доводя до того суть изложенного и просимого, а заодно подсказывая, как, в каких словах и используя какие обороты лучше ответить.
Немало пришло и личных писем. Среди прочих конвертов Артуро обнаружил изящно оформленное приглашение в Оперу от Клуба Завидных Холостяков — сборища молодых, не обремененных принципами классической морали, финансовыми проблемами и грандиозными планами на будущее аристократов Кетополиса. Несколько «подвигов» Артуро в свое время так впечатлили общественность, что с тех пор секретарь Клуба исправно присылал в особняк де ла Коста уведомления о деятельности Холостяков, присовокупляя приглашения на мероприятия самого разного свойства.
На сей раз в письме, к которому прилагалось приглашение на премьеру долгожданного «Левиафана», выражалась надежда на то, что Артуро де ла Коста соизволит приобщиться к высокому искусству… с одной, правда, маленькой оговоркой. Поскольку часть расходов на приобретение билетов для Клуба взял на себя неназванный меценат, членам Клуба предлагалось поддержать затеянную им акцию. А именно: «за недостаток уважения к нравам и обычаям нашего славного города» освистать заморскую звезду — приглашенного на ведущую партию знаменитого русского певца Федора Шаляпина.
Хмыкнув, де ла Коста отложил приглашение в сторону.
Конечно, не побывать на премьере «Левиафана», о которой только и говорят последние два месяца на всех углах, для человека благородных кровей — чистейшей воды моветон. Но, увы, у него другие планы на вечер.
Впрочем, почему «увы»?
«Сегодня!» — напомнил себе Артуро, и его тонкие капризные губы скривились в хищной ухмылке.
Он выдвинул нижний ящик стола и извлек на свет небольшой хромированный револьвер с серебряными накладками и рукояткой, отделанной костью нарвала. На костяных щечках красовалась изящно вырезанная сцена: кальмар, душащий в своих щупальцах кашалота.
Откинув барабан, де ла Коста вытряхнул на руку желтые цилиндрики патронов и самым тщательным образом исследовал каждый. Получая явное удовольствие от процесса, он вогнал патроны обратно в барабан, крутанул его и защелкнул. Далее Артуро проделал нечто странное, весьма удивившее бы Паоло Веццо, стань он тому свидетелем. Достав из того же ящика обыкновенную винную пробку, Артуро вставил ее между взведенным курком револьвера и капсюлем патрона. Потрогав большим пальцем пробку сбоку, он убедился, что та не вылетит от случайного нажатия. Теперь при нужде можно было скрытно опустить руку в карман, выдавить пробку пальцем и стрелять, не тратя времени на взвод курка.
Этому приему, не вяжущемуся с благородным происхождением, де ла Коста научился у человека, на встречу с которым сейчас, собственно, и собирался.
Пару лет назад в поисках острых ощущений де ла Коста связался с компанией лихих контрабандистов. После выспреннего, щепетильного и суетливого общества кетополийской аристократии мир новых знакомцев казался Артуро наполненным истинной романтикой и красотой смертельного риска.
Бродяги разной масти по мелочи протаскивали в город все, что только подпадало под канцлеровы запреты и акцизы, а оттого — по закону компенсации — махом вырастало в цене. Какое-то время Артуро находил мрачное удовольствие в том, что мешает имя предков с грязью и плюет на сословные предрассудки Кетополиса, занимаясь вещами совершенно недопустимыми.
Но и эти впечатления приелись очень быстро.
Новый приступ меланхолии заставил Артуро прекратить заигрывания с обитателями городского дна. Ни одна из афер, в которых поучаствовал де ла Коста, не принесла сколько-нибудь ощутимой прибыли. Всякий раз барышей хватало едва-едва на то, чтобы покрыть предварительно понесенные расходы. А дважды и вовсе все шло прахом из-за внезапных облав «каракатиц» и Досмотровой службы — приходилось уносить ноги, бросив товар, деньги за который, понятно, были выплачены вперед.
Убрав револьвер в карман дорожного платья, Артуро де ла Коста извлек из гардероба трость черного дерева с серебряным навершием в виде взлетевшего в прыжке дельфина-афалины. Хвост животного изгибался так, что образовывал нечто вроде гарды, прикрывающей руку владельца трости. И это не было ни случайностью, ни художественным изыском: Артуро потянул за рукоять, из трости выскользнул клинок толедской стали с легко узнаваемым клеймом великого оружейника Хуана Ортеги. Будучи полой, трость скрывала внутри короткую, но прекрасно сбалансированную и острую как игла шпагу, настоящее произведение искусства.
Полюбовавшись, Артуро спрятал оружие в ножны-трость и направился к дверям.
Особняк де ла Коста стоял на восточном склоне Монте-Боки, недвусмысленно обозначая положение его владельца в кетополийском обществе: выше располагались лишь дворцы особ королевского рода. По пологой гаревой дорожке Артуро спустился к воротам, и молчаливый привратник-колумбиец закрыл калитку за молодым хозяином.
Предельная улица служила вполне зримой чертой между истинной знатью и просто преуспевающими гражданами. Публика, прогуливающаяся по широким тротуарам с разных сторон улицы, никогда не смешивалась.
Артуро, то и дело раскланиваясь со знакомыми, небрежной походкой шел по «верхней» стороне. Дважды он весьма категорично пресек попытки заговорить с собой, заслужив недоуменные и неприязненные взгляды в спину.
Не сказать, что это сильно его озаботило. В светском обществе Артуро уже успел приобрести репутацию мрачного буки, которая неплохо защищала от нежелательного общения, но действовала, увы, не на всех…
Как говаривал мудрый Паоло, была бы устрица, а лимон найдется — из идущего навстречу Артуро экипажа буквально выпал жизнерадостный толстяк и вскинул руку в приветственном жесте.
Барон Мильс относился как раз к той категории людей, кому всегда глубоко наплевать на настроение собеседника, когда они сами не прочь поговорить.
— Артуро, любезный мой, как рад я вас видеть! — нимало не тяготясь правилами приличия, закричал Мильс, одной рукой придерживая на голове модный цилиндр, а другой оживленно потрясая перед собой скомканной газетой. Невысокий, но объемистый, почти квадратный, на своих маленьких ножках барон больше всего походил на огромную тумбочку — его большая голова сидела прямо на плечах, почти лишенная шеи. Из-за несуразной внешности и эксцентричной манеры поведения он частенько становился мишенью для шуточек и героем эпиграмм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
