– Мистер Петерсон, в настоящее время вы имеете право заниматься юридической деятельностью в штате Флорида?
– Нет.
– А в каком-нибудь другом месте?
– Нет.
– Назовите причину.
– Я был лишен звания адвоката. – Со скамей зрителей послышался общий вздох, по залу пробежал шепоток. До этого момента публика вела себя довольно тихо. Джек посмотрел в сторону присяжных и заметил, что у многих на лицах появилось потрясенное выражение. Сначала он думал, что стоит обсудить этот вопрос во время допроса, но отказался от своего намерения и допустил непростительную ошибку. Судья Стэнтон схватился за молоток.
– Если меня вынудят, я прикажу очистить помещение. – Шум стих. – Продолжайте, мистер Дикарло.
– Спасибо, ваша честь. Мистер Петерсон, за что вас лишили звания адвоката?
– За пристрастие к спиртному.
На скамьях вновь изумленно ахнули. Судья ударил по столу молотком.
– Я вас предупредил. – Но зрители успели замолчать и напряженно застыли в ожидании откровений.
– Вы были алкоголиком? – Джимми Дикарло дышал свидетелю прямо в лицо.
– Да, – тихо ответил Петерсон и сгорбился.
– И в то время, когда защищали Руди Келли?
– Да.
Джимми вернулся к своему столу, взял какой-то документ и подал Чарли:
– Взгляните на эту бумагу, мистер Петерсон. Мы обозначили ее как улика защиты номер один. – Чарли пробежал глазами документ и вновь посмотрел на адвоката. – Прежде чем вы явились на заседание суда, несколько свидетелей давали показания, какими методами пользовался мистер Брюм, когда допрашивал Руди Келли. У вас в руке постановление судьи Уэнтвелла, который председательствовал на слушаниях об обжаловании улики. В нем говорится, что защита вправе довести до сведения суда, каким образом было получено признание Руди Келли. Это так?
– Так.
– Вы воспользовались этой уликой? Пригласили в качестве свидетелей мистера Йейтса, директора школы Руди, или мистера Дрэгона, хозяина магазина, где он работал, как поступил на нашем процессе мистер Тобин?
– Нет.
– Разве это не принесло бы пользы защите? – Джек понятия не имел, куда клонит адвокат.
– Вероятно, принесло бы.
– Вы не вызвали их в силу того, что в тот период много пили?
– Скорее всего.
Джимми Дикарло взял отчет коронера:
– Вот отчет коронера, который во время допроса выставившей стороной вы охарактеризовали как неполный. Настолько неполный, что ничего подобного вам не приходилось встречать в своей предыдущей практике. Вы обратили на это чье-нибудь внимание во время суда над Руди Келли?
– Нет.
– Вы спросили коронера, когда он выступал в качестве свидетеля, где находится другая часть его отчета – и конкретно результаты токсикологической экспертизы?
– Нет.
– Прокурора штата мистера Эванса?
– Нет.
– Не сделали этого, потому что в то время сильно выпивали?
– Вероятно.
– Вы писали апелляции от имени осужденного Руди Келли?
– Нет.
– Но предполагали, что последует хотя бы одна апелляция?
– Похоже, предполагал.
– Похоже? Вы слышали хотя бы об одном процессе, когда обвиняемого приговорили к смертной казни, но потом не следовало ни одной апелляции?
– Не слышал.
– То есть вы знали, что апелляция будет?
– Знал.
– Вы признавались письменно или устно под присягой, что были неправоспособны, когда представляли Руди Келли?
– Нет.
– Ни разу с тех пор, как он был осужден и до самой его казни?
– Ни разу.
– Не кажется ли вам, что вы больше, чем кто-либо другой, повинны в его смерти?
Настала очередь вмешаться Джеку:
– Протестую, ваша честь. Здесь судят не мистера Петерсона.
– Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.
– Вероятно, так. – Чарли сгорбился еще сильнее, его подбородок едва не касался груди.
– Вас не обвиняли в совершении преступления?
Джек снова вскочил на ноги:
– Протестую!
– Протест принят. Свидетель не обязан отвечать на данный вопрос, – заключил судья Стэнтон.
– Ваша честь, к этому свидетелю вопросов больше не имею, – презрительно бросил Джимми и, повернувшись к Петерсону спиной, прошествовал на свое место.
– Повторный допрос выставляющей стороной? – спросил судья.
Джек колебался, но всего лишь мгновение.
– Мистер Петерсон, Клей Эванс знал о ваших проблемах со спиртным до начала суда над Руди Келли?
– Знал.
– Почему вы беретесь это утверждать?
– Время от времени он кое-что говорил мне сам.
– Например?
– Как-то сказал, что слышал, что я был неплохим адвокатом до того, как пристрастился к бутылке. В другой раз заметил, что клиент, которого я берусь защищать, может распрощаться с волей.
– Это все до процесса над Руди Келли?
– Да.
– Следовательно, обвиняемые сделали ставку на ваше пристрастие к спиртному?
– Протестую!
– Протест принят. Свидетель не должен отвечать на этот вопрос. – Но Джек уже добился всего, чего хотел, – заронил мысль в сознание присяжных. «Что сказано, то сказано», – вспомнил он фразу Джимми.
– Ваша честь, вопросов больше не имею.
– Мистер Петерсон, вы свободны. Обвинитель, приглашайте вашего следующего свидетеля.
Джек посмотрел на судебного пристава. Тот покачал головой, давая понять, что Мария еще не приехала.
– Ваша честь, разрешите подойти.
– Прошу, – махнул рукой Стэнтон.
Джек вновь стал настаивать на показе видеозаписи с признанием Джеронимо Круза.
– Судья, кроме этой пленки, у меня всего один свидетель, и ее пока нет. У нас не было времени заняться признанием фактов. Видеозапись длится всего тридцать четыре минуты. Берусь предположить, что соглашение между сторонами относительно фактов и перенос текста на бумагу, чтобы в последующем зачитать его присяжным, займет вдвое больше времени. Пользуясь аргументом мистера Дикарло, хочу заметить, что просмотр видеозаписи лишь ускорит нашу работу.
Судья был не в настроении устраивать долгие споры.
– Хорошо, мистер Тобин, запускайте пленку. Но учтите, к тому моменту, когда закончится просмотр, ваш свидетель должен быть здесь. Если смысл просмотра заключается в том, чтобы сделать нашу работу эффективнее, я не позволю ни на одну секунду из-за опоздания свидетеля задержать заседание. Я ясно выразился?
– Да, ваша честь.
Установив телевизор перед скамьей присяжных и включив воспроизведение, Джек подозвал сидевшую в заднем ряду Пат:
– Беги в больницу и выясни, что там держит Марию. Если ее не будет здесь через тридцать минут, судья закроет заседание.
– Уже бегу. – Пат бросилась к выходу.
«Слава Богу, бегать она умеет, – подумал Джек. – А больница всего в трех кварталах отсюда». Единственная их машина была у Дика, который тоже находился в больнице. Джеку оставалось только ждать.
Он принялся рассматривать глядящих на экран телевизора присяжных. Они слушали признание Джеронимо Круза с большим вниманием. Это было добрым знаком. «Если Мария успеет вовремя, мы добьемся осуждения негодяев», – подумал он.
В трех кварталах от дворца правосудия разворачивалась другая драма. Утром Хоакину стало хуже. Остановилось сердце. Срочно вызвали бригаду реаниматоров, и, когда приехал Дик, мероприятия по спасению жизни раненого шли полным ходом. Врачи и сестры склонились над его кроватью. А Мария стояла в углу и молилась. Не было никакой возможности уговорить ее уехать из больницы. Дик даже не заикался.
К груди Хоакина несколько раз прикладывали электроды, и после этого сердце снова забилось. И в ту же секунду врачи и сестры исчезли, словно были привидениями. Дик повидал на своем веку много реанимационных бригад, но никак не мог привыкнуть к этому зрелищу. Однако теперь был особый случай: на больничной кровати лежал его друг и его встряхивали электротоком, будто тряпичную куклу.
Когда прибежала Пат, Дик и Мария стояли у кровати Хоакина и читали «Радуйся, благодатная!». Пат запыхалась и ждала возле них, пока они не кончили.
– Что случилось?
– У него остановилось сердце, – ответил Дик.
– А сейчас в порядке?
– Надо надеяться. Сестра сказала, что жизненные показатели стабилизировались.
Пат понимала, что почти нереально оторвать Марию от любимого, но решила попробовать.
– Мария, у нас пятнадцать минут, чтобы добраться до дворца правосудия. Если ты не дашь показаний, все, что сделали Хоакин, Дик, ты и Джек, пойдет прахом. – Она исключила себя из этого списка, хотя сделала не меньше других.
– Не могу его оставить, – в отчаянии проговорила Мария.
– Надо. Хоакин сказал бы тебе то же самое. – Пат не хотела использовать раненого для своих аргументов, но у нее не оставалось выбора.
