Сапфира посмотрела вниз и увидела мертвое тело Марты. Она пыталась освободиться, страх овладел ею, ее крики были громкими и пронзительными. Мейстер не отпускал ее.
— Я же говорил, что мне нужна была замена, когда ты ушла, — повторил Мейстер, и я побледнела.
Он погладил Сапфиру по щеке.
— Когда узнал, кто она такая, то сразу понял, что это должна быть она.
Его рука пробежала вниз по ее телу, пока не достигла сердцевины. Я застонала от боли, когда он коснулся ее между ног. Ее карие глаза остановились на моих — умоляя, взывая о помощи.
— И ее киска более тугая. Такая чертовски тесная.
Он пожал плечами и застонал, словно это доставляло ему удовольствие.
— Я предполагаю, что это связано с ее возрастом. Четырнадцать. — Он покачал головой. — Так чертовски приятно владеть ею. Лизать. Пробовать. Идеальная подростковая киска.
Я всхлипнула, не в силах вынести то, как он отзывался о моей дочери. Не сводя с меня глаз, он сказал:
— И ей чертовски это нравится… смотри.
Мейстер положил руку Сапфире на затылок и подтолкнул ее вперед. Ее ноги спотыкались. Он наклонил ее над столом в центре комнаты и поднял испачканное платье.
Я потеряла контроль. Каждая клеточка моего существа вспыхнула при мысли о том, как он будет насиловать Сапфиру на этом столе. И когда она подняла на меня глаза, беспомощные, но смирившиеся со своей судьбой, я не могла сделать ничего другого.
Я начала пинать и царапать охранника, державшего меня, безумная и совершенно дикая.
— Бл*дь! — закричал он, когда я ударила его между ног.
Он отпустил меня, и я рванула вперед. Бросилась на Мейстера и со всей силы толкнула его в грудь. Он лишь слегка отшатнулся. Но этого было достаточно, чтобы Сапфира освободилась и отступила. А я замахнулась. Сжав кулаки, я набросилась на его лицо. Я била и била, пока терпение Мейстера не лопнуло, и он не ударил меня в ответ. Я упала и ударилась спиной о стол. Но он продолжал наступать, его лицо пылало, его удары поражали каждую цель — мое лицо, живот, грудь.
— Фиби! — я услышала, как Сапфира зовет, плачет позади меня.
Но я могла думать только о том, что теперь она в безопасности.
Я спасла ее.
Мейстер притянул меня ближе. Его голубые глаза горели.
— Ты так сильно хочешь трахнуться, шлюха? — спросил он сквозь стиснутые зубы и плюнул мне в лицо.
Я не ответила, но вместо этого позволила ему развернуть меня и ударить грудью об стол. Воздух покинул мои легкие, когда я подняла глаза и увидела охранника, который держал мою дочь. Она плакала, но не отрывала от меня глаз, когда Мейстер задрал мое платье и вошел в меня. Несмотря на боль от его пальцев, так грубо овладевших мной ранее, и мое пульсирующее от ударов лицо, я сохраняла спокойное выражение лица. Я слабо улыбнулась, пытаясь сказать ей, что все в порядке. Улыбалась Сапфире, не сводя с нее глаз. Если бы она посмотрела мне в глаза, то не увидела бы, как Мейстер грубо врезается в меня. Она не заметила бы, что мне хочется кричать от боли.
Он брал и брал, но все, о чем я могла думать, было то, что это была я, а не Сапфира. Я не смогла бы на это смотреть… это убило бы меня.
Мейстер взревел у меня за спиной, пока я не почувствовала, как дернулись его бедра, и как его семя изверглось внутри меня. Я вздохнула от облегчения, зная, что все кончено.
Он склонился надо мной и, приблизив губы к моему уху, сказал:
— Завтра вы обе исчезнете из моей жизни и отправитесь в ад. А потом я пойду за всеми, кого ты любишь. Твоей сестрой и тем придурком из Палачей, с которым ты трахалась. Каждый из них сдохнет. Медленно. И они умрут, зная, что в этом виновата ты.
Мейстер подал охраннику знак отпустить Сапфиру. Она стояла на месте, не зная, что делать.
Я услышала, как Мейстер с охранником направились к выходу, и дверь за ними закрылась. Когда я оглянулась, чтобы убедиться в том, что они исчезли, мои ноги подкосились, и я упала на пол. Пыталась подняться, но не смогла.
— Фиби! — Мягкий голос Сапфиры прозвучал для меня как приветствие небес.
— Фиби, — повторила она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Слезы залили ее лицо, когда она посмотрела на меня. Я проследила за ее взглядом и увидела, что у меня между ног течет кровь, окрашивая верхнюю часть бедер.
— Все в порядке, — сказала я и чуть не сломалась, когда она подошла ко мне и опустилась на колени рядом.
Я упивалась ее прекрасными чертами лица. И дала волю слезам, когда увидела веснушку, которую всегда любила, в уголке ее левого глаза.
— Ты ранена.
Она неуверенно протянула руку, не зная, где может коснуться меня, не сделав больно. Но мне так хотелось почувствовать прикосновение ее руки, что я протянула руку и взяла ее, поднеся к лицу.
— Почему? — спросила она и заплакала сильнее, ее стены рухнули. — Зачем ты это сделала? Он… он причинил тебе такую боль.
— Я не могла позволить ему сделать больно тебе.
Я попыталась пошевелить ногами. Сапфира взяла меня под руки и помогла прислониться к ближайшей стене. Она была такой исхудавшей, такой слабой, но все же помогла мне… моя дочь.
Она села рядом. Я взяла ее за руку, и перед глазами вспыхнуло воспоминание — ее крохотная ручка в центре моей ладони четырнадцать лет назад. А потом ее рука в моей, когда мы бегали по полям во время одного из моих визитов, когда ей было семь. И ее дрожащая рука в моей, когда она впервые получила прикосновение мужчины.
Моя дочь… моя прекрасная дочь.
— Ты моя, — сказала я, не в силах больше сдерживать слова. — Ты мое чудо, моя маленькая девочка.
Мой голос был резким, прерывистым, и я чувствовала, как Сапфира замерла рядом со мной.
Когда я посмотрела на ее растерянное лицо, то улыбнулась, даже несмотря на разрывающую боль. Потому что она была здесь, рядом со мной. Она была здесь, когда я думала, что потеряла ее. Теперь, когда ее рука снова была в моей, боли больше не было.
Ее глаза были широко раскрыты, пока она слушала, как я признаюсь в своей самой большой тайне. Наблюдая за ней, я испытывала к ней такую любовь, что это было неописуемо.
— Ты моя, — повторила я, не сводя с нее взгляда. — Моя.
Я поцеловала тыльную сторону ее руки и постаралась не сломаться при виде ее израненного и покрытого синяками лица.
— Я не понимаю, — сказала она.
Ее рука дрожала в моей. Я крепче прижалась к ней.
— Я родила тебя, когда мне было двенадцать.
Сапфира ахнула. Я почувствовала, как у нее на запястье забился пульс, и увидела, как заблестели ее глаза. Она моргнула, пытаясь принять все то, что я сказала. Я прочистила горло, слезы текли по моим щекам.
— Они забрали тебя у меня. Они отняли тебя против моей воли и не давали с тобой видеться.
Я наклонилась и поцеловала ее в лоб.
— Но я боролась за то, чтобы увидеть тебя. Я сделала все, что могла, чтобы сделать это.
— Ты… — прошептала она. — Ты моя сестра. Ты сказала мне, что моя сестра…
— У меня не было выбора. Они не позволили мне сказать правду. Не хотели, чтобы мы слишком привязывались друг к другу. — Я невесело рассмеялась. — Это не сработало. С той минуты, как ты родилась, ты была всей моей душой.
Нижняя губа Сапфиры задрожала, когда она посмотрела на меня. Она всматривалась в мое лицо, как будто видела впервые.
— Я тоже хотела быть с тобой, — тихо сказала она и придвинулась ко мне. — Я все время звала тебя, но они говорили, что ты не придешь ко мне, если я не сделаю так, как они прикажут. Я… Я хотела быть с тобой. Со своей сестрой.
— Ты хотела? — недоверчиво спросила я.
Она слегка улыбнулась.
— Мои любимые моменты были тогда, когда ты приходила. Я считала дни между ними, гадая, где ты.
Она опустила глаза, затем, нервно посмотрев на меня, сказала:
— Я… Я всегда хотела иметь мать.
Ее слова разбили мне сердце. Мои глаза закрылись.
— Фиби? — настойчиво спросила она, и я улыбнулась.
Улыбнулась сквозь боль и слезы.
— Я тоже всегда хотела быть с тобой.
Я открыла глаза и увидела, что Сапфира смотрит на меня с любовью. Потом она посмотрела на тело Марты на полу, и печаль быстро овладела ею. Она сломалась. Моя дочь сломалась, и впервые в жизни я была рядом, чтобы утешить ее… Была здесь ради нее…
