— Посуди сама, Аня, — он тихонько гладил ее спину, почесывал под лопатками — совершенно платонические прикосновения, — он не мог пройти мимо меня незаметно. Это всего лишь глюки.
— Глюки? — Анита отстранилась, уперлась кулачками ему в грудь. — Я ведь говорила, что не сумасшедшая. Ему не надо входить в дверь, он заглянул в окно. Он хитрый, Никита, он очень хитрый. Повязался женской косынкой и сделал макияж, чтобы я его не узнала.
Никита попытался снова ее обнять, но принцесса откинулась на подушку и натянула одеяло до подбородка. Страх не исчезал из ее глаз.
— Хорошо, скажу еще кое-что. Твоему Кузьме пришлось бы добираться до тебя слишком издалека. Его убили, Ань.
— Как убили? Кто?
— Этого не могу пока сказать, не мой секрет, но убили точно.
— Можешь доказать?
— Проще простого. У тебя есть какой-нибудь телефон оттуда? Наберем номер, попросим его подозвать, и тебе скажут, что он умер.
— У меня нет телефона. — По ее глазам и по тону он видел, что Анита поверила. Известие не принесло ей облегчения, напротив, привело к каким-то новым изменениям в настроении, которые ему не понравились. — Но это еще хуже.
— Что хуже, Ань?
— Значит, приходил за мной мертвый.
— Ты всерьез говоришь или опять бредишь?
Посмотрела на него с сочувствием:
— Ты, мужчина, кажешься себе сильным, непобедимым, но есть вещи, с которыми никто не справится. Ни ты, ни я, никто.
— Что же это за вещи?
— Там, где я была, я многое поняла. Мы живем в мире, где восторжествовало зло. Оно неодолимо. Оно воплощается в разных людей, и в события, и… в тишину. Бывает такая тишина, в которой исчезает все. Там не слышна музыка, там тают голоса и освещение такое же, как в склепе. Зло победило и устроило на земле экспериментальную площадку, преддверие ада. Да что там преддверие. Сам ад уже здесь, с нами. Ведь то, что я видела, может происходить только в аду. В прежнем мире это было бы невозможно. Там добро и зло уравновешивали друг друга, весы колебались то в одну, то в другую сторону, а сейчас… Тот, кто убил Кузьму, оказал ему большую услугу. Он освободил его от земной оболочки и окончательно развязал ему руки. Он решил покончить со мной каким-то особенным способом, поэтому не торопится. Ему некуда торопиться. Он испытывает наслаждение от предвкушения расправы, от моего ужаса. Заглянул в окно, чтобы предупредить, чтобы я посильнее дрожала.
К этой минуте Никита уже сознавал, что им предстоят долгие, утомительные разговоры, но он должен спасти ее от безумия, как спас от физической смерти.
Он сходил в гостиную и принес бутылку минеральной воды. Опять присел на кровать. Стакан она приняла дрожащей ручонкой и отпила несколько глотков, поцокав по краю зубками. Он придерживал стакан снизу, чтобы не пролила на себя. Мирно светился на трюмо зеленоватый ночник — плывущий хрустальный лебедь с красными бусинками глаз.
— Кое в чем ты права, — заговорил Никита задушевно. — Но с оговорками. Зло, конечно, победило, но не везде и не навсегда. Россия больна, это так, и ты заразилась ее болезнью, потому что у тебя не было иммунитета. Мне Жека объяснял, он интересуется политикой и много читает. У этой страны, как ее называют оккупанты, массовый суицидальный синдром, патологическая тяга к самоуничтожению. Ей бы надо дать отдохнуть, отоспаться после всех потрясений двадцатого века, но ей не позволят. Эта страна лишняя, никому не нужная. И все-таки даже в России мертвецы не гоняются за девушками, чтобы их пугать, а спокойно спят в своих могилах. Нет, не гоняются. До этого еще не дошло.
Анита изумленно моргала, попила еще водицы.
— Значит, ты мне не веришь?
— Почему не верю? — Никита долил в стакан из бутылки. — Конечно, ты видела своего мучителя, и еще много раз увидишь, но это всего лишь мираж. Как вся нынешняя жизнь в России. Наполовину она реальная, а наполовину нам только снится.
— Мы не в России, — напомнила Анита. — Мы в Стокгольме. Или это тоже мираж?
— Да, мы удрали в Швецию, но для миража не существуют границы, он потянулся за нами следом. Бояться совершенно нечего. Ты не одна, нас двое. Вглядись в меня хорошенько. Я люблю тебя и я твое волшебное зеркало, а ты — мое. Мы безобманные друг для друга. Когда тебе страшно, потрогай меня рукой или дерни за ухо — и мираж отступит, оцепенение пройдет. Вот сейчас ты ведь чувствуешь, как тебе стало лучше?
Анита вслушалась в себя, прикрыв глаза. Когда открыла — ужас исчез, и дрожать она перестала.
— Мираж?
— Ну а что же еще? Тем более, второй этаж. Он что же, по-твоему, подпрыгнул, что ли?.. Давай, закрывай глазки и спи.
— Но ты не уходи, ладно?
Через несколько минут она уже спала, вцепившись руками в его ладонь. Никита гордился собой: переломил ситуацию, прогнал изувера.
Утром пошли знакомиться с городом. Чинно, под ручку переходили из одной узкой, будто подернутой мхом улочки на другую, и их все плотнее обступали величественные тени. Район, куда они попали, весь принадлежал истории, до последнего булыжника на мостовой. Морозный воздух потрескивал на башенках и шпилях старинных зданий с окошками-бойницами, и Никита ничуть не удивился бы, если б в просвете улицы появилась рыцарская повозка или они разминулись бы с пешим строем ландскнехтов. Наоборот, редкие прохожие в современных одеждах, как и они сами — Анита в пуховике и Никита в кожаной куртке, — выглядели довольно нелепо среди средневекового антуража. Когда зашли в первую попавшуюся забегаловку, чтобы выпить кофе, там было то же самое: багряные и синие тона убранства, кожаный щит на стене и скрещенные пики, и хозяин за высокой стойкой, напоминающий круглый чан с деревянными обручами, в каких викинги варили свое любимое пиво.
На прогулке Анита раскраснелась, щеки уже были почти неразличимы по цвету. Она с любопытством разглядывала помещение, ничто в ней не напоминало о ночных страхах. В пансионате они позавтракали: госпожа Адель Крампф самолично доставила им в номер столик на колесиках с обычным европейским утренним набором: масло, джем, яйца, сыр, кофе и — украшение стола — свежие, горячие сдобные булочки с подрумяненной корочкой. Никита не наелся, и в кафе заказал себе порцию сосисок. Анита попросила миндальное пирожное, он воспринял это как хороший знак. Его распирало желание поделиться с ней новостями. Пока она спала, он дозвонился в Егорьевск и переговорил с Коломейцем. Там происходили чудеса. На второй день, едва придя в себя, Валенок каким-то образом разжился мобильным телефоном, видимо, выклянчил у врача, и сам связался со своей Алиской. И сегодня утром та примчалась, но это не все. Она уже успела оформиться в больницу санитаркой. На этих условиях ей разрешили круглосуточно ухаживать за Валенком.
— На меня оба смотрят как на врага, — пожаловался Коломеец. — Что посоветуешь, Кит?
— Полк не привезла за собой?
— Да вроде нет.
— Оставь их в покое, Жека. Это самое лучшее.
Все-таки Никита пересказал эту историю принцессе, пока она хрустела миндальным пирожным, причем с явным удовольствием. Естественно, опустил некоторые подробности, которые могли ее встревожить. В его пересказе история выглядела так. Жека и Валенок («Ты же их помнишь?» — Анита кивнула глубокомысленно) приехали в Москву, чтобы пособить в освобождении Аниты. И пока то да се, Валенок познакомился с девушкой, ее зовут то ли Алиса, то ли Маша, точно никто не знает, и влюбился в нее. Потом Валенок немного приболел и попал в больницу, где с ним остался Коломеец. Но и в больнице Валенок не успокоился и в конце концов позвонил своей Алисе, хотя считается лежачим больным. Больница не в Москве, в другом городе, но Алиса тут же приехала и устроилась санитаркой, чтобы быть рядом с Валенком.
У Аниты заблестели глаза, и она отложила недоеденное пирожное:
— Это же прекрасно, Никитушка! Это так здорово. Что тебя смущает?
— Видишь ли, я ее не видел, Коломеец считает, что Алиса-Маша обыкновенная проститутка, девушка по вызову, и не годится Валенку в подружки.
Анита возмущенно фыркнула:
— Какое это имеет значение, если они полюбили друг друга? Радоваться надо.
— Я-то радуюсь, а Коломеец думает, что она поломает ему жизнь. Валенок доверчивый, его надуть как два пальца… Ох, извини.
Анита ненадолго задумалась.
— Нет, не поломает. У тебя верные друзья, Никита, тебе повезло. Мика вообще особенный. Он талантливый художник. Когда женщина встречает такого мужчину, для нее прошлое исчезает. Она становится другой. Но это так все хрупко. Ни в коем случае нельзя вмешиваться в отношения влюбленных даже с самыми добрыми намерениями. Разве ты не понимаешь?
Ее личико осветилось внутренним огнем, глаза возмущенно сияли. Сопереживание пробудило в ней жизнь. Он решил воспользоваться минутой. Сказал, что хочет познакомить ее с одним человеком, у него назначена встреча через два часа. Анита мгновенно померкла.
