Краян снова хмыкнул, но исполнил просьбу, а сам до времени ни о чем не спрашивал. Так и вышло, что перед тем как вновь уйти в лес на зиму, Равдан еще раз навестил покинутый дом близ старой лядины.
Сколько раз он шел к серой от времени избушке, утомленный, с радостью в сердце, зная, что она ждет его – молодая жена! Она была живой душой самого леса, и дневная усталость отступала, едва он видел ее – возле дома, где паслись куры и коза, или в доме. Она сияла, будто солнце, и сама осень не смела подойти к ней близко: Равдан не замечал тьмы и холода, ему все казалось, что продолжается то лето, которое свело их вместе. Без нее весь белый свет стал пустым и постылым. Теперь все силы и мысли Равдана были сосредоточены на одном: как ее вернуть.
Даже в тот день, когда они с Ведомой впервые пришли сюда, это место не казалась Равдану таким унылым и заброшенным. Каждое посеревшее от времени бревно в стене, каждый вялый стебель трав будто плакали от тоски. Солнцева Дева исчезла, унесенная в подземелье, и осень захватила власть одним решительным наскоком.
Краян с весны пришел сюда впервые и теперь одобрительно оглядывался. Крыша поправлена, щели законопачены, печь цела – протопи да живи. И присесть теперь есть где: лавки, стол. Даже полки на стенах. Видно было, что здесь не так давно имелась хозяйка.
Вскоре подошли и остальные: Немига, Дебрян, Брага, Крутояр. Пришел и Раздор, старейшина Толинежичей – он был отцом Шумиловой вдовы, а значит, смерть Краянова второго сына его тоже касалась. Все рассаживались, озираясь и дивясь про себя, какой жилой вид обрела давно заброшенная изба. Иные ее видели впервые, но по двум другим постройкам было видно, как давно отсюда ушли первые хозяева.
– Все равно этой избе долго не простоять, – заметил Крутояр. – Я помню, мой отец отроком был, когда Кувшиновичи отсюда ушли. А отец мой к дедам отправился прошлой зимой. Изба же стоит, сколько человек живет. Вышел ей срок…
– Нам эта рухлядь уж не понадобится, – ответил Краян. – Вернет Радошка жену – мы ему новую избу поставим.
«А не вернет?» – разом подумали все, кто его слышал, но вслух никто не сказал.
– Ну, сыне, чего поведать хочешь? – обратился Краян к Равдану, когда все уселись. – Говори.
Равдан глубоко вдохнул. Он собирался поведать этим бородатым мужикам, корням земли смолянской, самую важную тайну, которая существовала на этой самой земле в последние двенадцать лет.
– У нашей земли есть другой князь, кроме Свирьки. – Он сразу взял быка за рога. – Настоящий. Из Велеборовичей.
И замолчал, давая слушателям время осмыслить. На лицах отразилось изумление.
– Откуда ж ему взяться такому? – охнул Дебрян. – И этого, что ли, из Закрадья за руку привели? Я теперь поверю! Того гляди, мой дед Осина въяве в дверь постучится!
– Нет, этому на тот свет не дали со всеми уйти. Когда всех загубили, один внук князя Ведомила уцелел. Двоюродный внук, от его младшего брата Велеслава. Мать спасла его и вырастила. Теперь он уже взрослый. Постарше меня. Вы сами видите, друг ли нам, смолянам, варяг Свирька. Захотите – будет у вас настоящий князь, не варяг, а нашего, смолянского корня. Хотите вы его видеть?
– Еще бы не хотеть на такое-то чудо глянуть! – воскликнул Краян. – Где же он?
По лицам было видно, что местонахождение «чуда» предполагается за тридевять земель, как и положено чуду.
– Увидите, если хотите. Только сперва поклянитесь чурами, что никто – ни жена, ни дети, ни брат, ни сват, – от вас раньше времени о нем не узнают.
– Клянемся! – хором закричали мужики, по привычке оглядываясь в угол, где у каждого дома стояли на полочке деревянные чуры.
Здесь полочка была пуста.
Равдан прошел к оконцу, просунул в него голову и заливисто свистнул. Будто сивку-бурку вызывал. Отцы аж вздрогнули и невольно поежились: так и казалось, что «настоящий князь смолян» сейчас прискачет прямо с неба на вороном коне, у которого из ноздрей дым валит, из ушей пламя пышет, а из-под хвоста горящие головни валятся.
Но вместо этого лишь легонько скрипнуло крыльцо, отворилась дверь… Первой вошла женщина средних лет – в голядской юбке-бранче из бурой шерсти, в полинявшей, а когда-то ярко-синей накидке-валянке, с бронзовыми спиральными браслетами на сухих руках. Не успели отцы удивиться, как разом поднялись – узнали Ведьму-рагану. Именно они были теми редкими людьми, кто знал дорогу к ее избушке и порой с ней виделся. Поверх повоя на затылке у нее была личина из высушенной медвежьей морды: она надела ее, чтобы показать важность происходящего события. Того, кто шел за ней, привели сюда сами предки и боги.
Второму гостю пришлось согнуться пополам, чтобы пройти в низкую дверь. Это был рослый, худощавый молодой мужчина с продолговатым костистым лицом и длинными усами, подковой огибавшими рот. Желтовато-серые волчьи глаза смотрели твердо и с вызовом. Этот взгляд, впалые щеки, волчья шкура на плечах, длинный нож на поясе – от всего веяло чем-то чуждым и грозным, будто гость и правда пришел с того света. У пояса его висел варяжский меч с богатой рукоятью и ножнами в серебре; он совсем не вязался с обликом полуоборотня, но удивительным образом усиливал исходящее от него ощущение потусторонности. Окажись тут кто-то из Сверкеровых людей, признали бы меч Биргира, взятый им с собой на тот свет. И добытый новым князем с того света.
Войдя, Ведьма-рагана скользнула в сторону, будто уступая ему дорогу, а он встал посреди избы и, положив руки на пояс, оглядел присутствующих. Тут они все, даже не переглянувшись, в едином порыве встали с мест, поднятые смесью опасения и почтения, которые одним своим присутствием внушал гость из леса.
– Здоровы будьте, отцы, – неспешно проговорил он и почтительно, однако величественно наклонил голову.
– И ты будь здоров… и ты, мать! – ответил за всех Краян и перевел взгляд на Ведьму-рагану. – Кого это ты к нам привела? С чем пожаловали?
– Проведали мы, что есть у смолян большая нужда! – отозвалась Ведьма-рагана, поздоровавшись со всеми и усевшись на скамье со стороны входа.
– Какая же нужда?
– В князе нужда, – спокойно, будто речь шла о безделице, ответила она. – Есть у вас князь из варягов, да одно звание: земли смолянской не уважает, лучшие роды ни во что не ставит, волею богов пренебрегает, дедовы обычаи попирает, только о своей пользе и радеет. Как и быть иначе, если нет в нем крови Крива и не говорят через него предки наши? Терпели боги двенадцать лет, да вышло их терпение. Послали они вам другого князя, истинного. Вот он! – Она показала на своего спутника, тот вновь встал и поклонился. – Перед вами сын Ростимила, внук Станислава, правнук Велеслава, что был сыном Станислава, Велеборова сына.
– А ты откуда его знаешь, мать? – спросил Раздор.
– Я и есть его мать, – так же спокойно ответила Ведьма-рагана.
– Что? – Двое или трое в изумлении вскочили с мест.
– Я была женой Ростимила Станиславича. И дочерью Добуты. Твой отец, – обратилась она к Краяну, – старейшина Честислав, был на нашей свадьбе в числе иных нарочитых мужей смолянских.
Краян помедлил, но кивнул: двадцать лет назад он сам был еще молод, но его отец и правда был зван на эту свадьбу, когда княжий двоюродный внук женился на дочери знатного голядина Добуты. Причем этот Добута приходился дальней родней Уксини, и, вспомнив об этом, Краян с новым оживлением взглянул в лицо лесного молодца.
В потрясенном молчании Еглута рассказала, как бежала из гущи битвы, разыгравшейся в гибнущем Ольшанске, как вытащила сына, как пыталась уплыть с ним на челноке и как тот опрокинулся, дав варягам повод подумать, что беглецы утонули в холодной воде поздней осени. Как их приютила тогдашняя Ведьма-рагана, их и старую княгиню, с которой они и прожили до прошлого года, втайне от всего света. Ведь если бы до Сверкера дошел хоть смутный слух о том, что у Велеборовичей остался истинный наследник, он тогда перевернул бы небо и землю, лишь бы найти его и погубить.
– И вот теперь сын мой вырос. – Еглута указала на него рукой, будто передавая старейшинам. – Теперь он – голова земли смолянской. Признаете ли вы, мужи нарочитые, его своим главой?
Старейшины молчали. Они бы и хотели сказать «да», но понимали, что это слово все изменит. Однажды сказанное, оно приобретет силу судьбы и наверняка будет стоить жизни кому-то из их сыновей и внуков. Они хотели, чтобы земля смолян обрела родного, истинного князя, но не считали себя вправе решить ее участь на этом тайном вече в крошечной заброшенной веси.
– А с чем ты к нам придешь? – наконец нарушил молчание Крутояр, обращаясь к самому лесному молодцу. – Что за тобой есть?
– Воля богов, помощь чуров за мной. – Тот слегка усмехнулся. – Кабы их не было, не выжить бы мне и не вырасти.
– Это мы видим. А если мы тебя своим князем признаем, куда поведешь нас?
– Туда и поведу, куда вы сами идти хотите. Племя – тело, а князь – меч в его руке. Без меча биться нельзя, но и сам он в бой не пойдет. Вам решать, кого мне бить.
