– Как матушка-то? – нарушил молчание Равдан. – Я вчера не спросил.
Вчера Лютояр вернулся от Ведьмы-раганы, которую часто навещал, чтобы проведать и отнести кое-что из охотничьей добычи.
– Сказала: пора! – ответил Лютояр.
– Что – пора? – Равдан взглянул на него с удивлением.
До того «пора», о котором он все время думал, явно было еще далеко.
– В дорогу мне пора.
– Куда ты собрался?
Равдан остановился и посмотрел ему в лицо. До сих пор ему ничего не было известно о подобных замыслах Лютояра.
Впрочем, он не удивился. Этой зимой все с самого начала шло между ними не по-старому. Они были дружны, как встарь, но оба так изменились, что прежнее единство между ними сохраниться не могло. Они шли вроде бы одной дорогой, но каждый к своей цели. У Лютояра это была власть над племенем смолян, а у Равдана – Ведома. Еще прежде, чем привести товарища к отцу и прочим старейшинам, Равдан взял с него клятву, что Лютояр не станет мешать ему вновь получить Ведому и поможет всем, что будет в его силах. Если их замыслы увенчаются успехом, это будет ему вполне по силам, а без этой клятвы Равдан, пожалуй, и не взял бы на себя должность его лесного воеводы. Каждый из них мечтал и думал о своем и уже не открывал сердце и замыслы, пока не требовалось содействие.
К тому же этой зимой оба были так заняты с утра до ночи, что было не до разговоров. Не было и времени жалеть о прежней братской близости.
– Я собрался… – начал Лютояр. – Матушка моя посоветовала… да я и сам думаю, что надо…
Он отвел глаза, будто не решался что-то сказать.
– Ну?
– Ты сам-то как думаешь, – Лютояр вновь пристально взглянул ему в лицо своими жесткими желтовато-серыми глазами, – одолеем мы с этой стаей княжью дружину?
– Рано еще судить. Парни они неробкие, а будет ли толк – к весне увидим. Божилу сегодня домой отошлю. Кашляет всю ночь, сам не спит и другим не дает. Помрет у меня тут – очень надо.
Из каждого десятка уже одного-двоих пришлось отослать назад к родичам – не все выдерживали такую жизнь. Взамен почти отовсюду пришли другие парни или молодые мужики.
– И даже если будет толк – много из них после той битвы уцелеет? – продолжал Лютояр.
– Ты к чему это? – Равдан положил руки на пояс. – Может, я сам не уцелею! Одолеем, тогда и будем считать.
– А не приходило тебе на ум, что лучше бы Свирьку сперва кто-нибудь другой одолел?
– Чего?
– Слушай! – Лютояр набрался решимости и заговорил уверенно и непререкаемо. – Если так вот взять и на Свирьку идти – одолеем или нет, а слишком дорого нам такая рать обойдется. Да и сам понимаешь – у нас отроки, у него зрелые мужи. Иные мечи в руках держат дольше, чем наши на свете живут.
– Ты что – передумал? – Равдан нахмурился и стал, благодаря волчьей шкуре и багровому пятну на глазу, пугающе похож на властелина Закрадья из преданий.
– Не передумал я! Слушай до конца. Мне мать подсказала. Для нашего дела лучше всего было бы, если бы на Свирьку другой кто ратью пошел – с такой же дружиной, как у него.
– Это где мы такого возьмем?
У Равдана мелькнула смутная мысль о каком-то колдовстве – где же еще взять такую дружину?
– У него есть враг, из-за которого он всю кашу заварил. Ингорь киевский.
Потрясенный, Равдан молчал, и Лютояр продолжал уже обстоятельнее:
– Допустим, придет сюда Ингорь киевский с войском. И вызовет Свирьку на бой. И будут их дружины друг друга бить-колотить, будто колосья на току. Что один победит, что другой – и победитель с этого поля едва ноги унесет, еле кости соберет. А вот тут наша с тобой дружина и выйдет. Может, даже и биться не придется. Главное, появиться вовремя, когда ты во всей силе, а враг еле на ногах стоит. Разобьем любого, а не разобьем, так договоримся. Вот мне мать и посоветовала: поезжай, говорит, к Ингорю киевскому и проси помощи. Скажи, что ты – наследник Велеборовичей. Ему, Ингорю, только повод нужен на Свирьку напасть, вот ты и будешь поводом. Пусть они подерутся. А дальше… там увидим, как дальше быть.
Ошарашенный этим полетом мысли, Равдан промолчал. Потом огляделся и сел на поваленное бревно. Эта мысль так его поразила, что поначалу он не мог сообразить, чем же именно.
– Погоди… Да нет, ты с ума рехнулся. Ингорь киевский! Он не Свирьке враг, ему земля наша нужна! Потому что сидим на полпути между варягами и ромеями, а ему надо, чтобы весь путь у него в руках был.
За тот промежуток, пока Ведома еще была с Равданом, но он уже знал, кто она такая, она успела растолковать ему, почему отец стремился любой ценой избежать родства с внуками Ульва волховецкого и заключить союз с Зоряном. И Равдан был вынужден признать, что его невольный тесть поступал не так уж и глупо.
– Ингорь киевский! – воскликнул он. – Да ему нужна твоя земля и моя жена! Какой он нам союзник? Да он нам обоим глотки перережет, лишь только узнает, кто мы такие. Особенно тебе…
– Я сумею с ним договориться так, что он откажется и от моей земли, и от твоей жены, – упрямо отвечал Лютояр.
– Это как? – Равдан взглянул на него без малейшего доверия.
– А при помощи нашей же дружины молодой. – Лютояр кивнул в ту сторону, где за лесом остались избушки стаи.
В чистом воздухе уже тянуло дымком, что улавливали чуткие ноздри обоих вилькаев.
– Когда он увидит мою дружину, от его собственной уже не много останется. И он поймет, что без меня ему землю смолян в руках не удержать.
– Но чтобы варяги вот так взяли да отступились? Слышал, что с Зоряном было? А ведь Ингорю-младшему Свирька даже ничего не обещал!
– Не отступится – будем биться. Ты – мой брат, я тебе верю, как себе! – Лютояр шагнул ближе и положил руку на покрытое волчьим мехом плечо Равдана. – К весне ведь будет у нас дружина, которую князьям показать не стыдно? И еще… – он усмехнулся, – не один же Свирька через невест союзников ищет?
Они помолчали. Равдан видел, что его побратим все обдумал и твердо стоит на своем.
– Ну… ты – князь, не я, – сказал он наконец. – И как ты думаешь с ним снестись?
– А сам и поеду. – Лютояр повеселел, поняв, что убедил побратима.
– В Киев? – снова изумился Равдан.
– Зачем в Киев? Чащоба! – ласково упрекнул его улыбающийся Лютояр. – Ингорь киевский зимой в Киеве не сидит – в полюдье ходит. И доходит до самых межей, где земли радимичей кончаются, а наши начинаются. Вот там я с ним и повидаюсь. Ярый говорил, киевское полюдье на Корочун к межам приходит.
– А успеешь? – усомнился Равдан, не знавший, далеко ли отсюда радимичи.
– Успею, если прямо сейчас и отправлюсь. То есть завтра.
– Кого с собой возьмешь?
– Пятерых мне хватит, возьму половину своего десятка. Угрюма, Зубца, Бересту, Швейку и Горностая. Больше ни к чему, а так все же малая, а дружина! Остальных ты пока по другим десяткам раскидай.
Они направились назад к стае: нужно было собирать малую дружину в дорогу. За несколько шагов до поляны Равдан снова остановился и придержал Лютояра:
– Только вот что. Ты там с ним договаривайся как хочешь, но про Ведому пусть даже не вспоминает. Нет у нас для варягов невесты!
– Успокойся! – Лютояр снова положил ему руку на плечо. – Я все сделаю так, что твоя жена ему не понадобится.
Назавтра Лютояр объявил вилькаям, что уходит по важному делу, оставляя вместо себя старшим своего побратима Равдана. Вслед за тем он и пятеро его товарищей встали на лыжи и с котомками за плечами пустились через лес. К вечеру опять пошел снег, заметая следы…
Осень – самая заунывная пора года, оживляемая разве что свадьбами. Многолюдная летом, свинческая округа затихла в ожидании санного пути. Кругом в селениях трепали и чесали лен, готовясь к долгим зимним павечерницам.
Когда Днепр встал и установился прочный санный путь, вся округа оживилась. Свинческие торговцы дали обчинный пир в честь Велеса и принесли ему жертвы ради крепости зимнего пути, как делали каждый год. Многие уже собрались в дорогу – те, кто мог достичь цели до начала Корочуна, двенадцатидневных праздников солоноворота. После него, в месяц просинец, придет пора ждать гостей к себе.
Но пока чужих не было, новостей не было, женщины на павечерницах пряли, пели и болтали все об одном и том же. Пересвет Заяц со своей дружиной снарядился в Ладогу… заходил поклониться князю на прощание, тот с ним немало беседовал… Краян озерский, говорят, все-таки женился на той девке из Былиничей, из-за которой у них такой шум вышел осенью… Крапивина жена двойню родила: мальчонка умер, девчонка держится пока… Княжья старшая дочь сильно на челядинку свою ругалась, весь двор слышал. Со скуки, видать… Или не может ей простить, что зоричскому князю покойному не вовремя под руку подвернулась…
В такое время и это была новость. Вся челядь слышала, как старшая княжна вопила в избе:
– Убирайся отсюда, корова неуклюжая! Видеть тебя больше не могу, все глаза мне измозолила! Ни повернуться не можешь, ни подать! Привыкла там княгиней быть у зоричей, теперь толку от тебя, как от дохлой кошки! Думаешь, и здесь будешь посиживать, как там? Дура безголовая! Колода безрукая! Чтоб не пускать ее больше ко мне на глаза, а то другой горшок об голову разобью!
