Видимо, они тоже могли общаться ментально.
- Когда снимать? - глухо спросил ректор. Небо золотилось подступающим рассветом. Лукас, с серой заштопанной кожей, висящей лохмотьями на желтоватых костях, выглядел слишком контрастно по сравнению с мирным весенним лесом, пробуждающимися птицами, розоватыми бликами на голых ветвях. Когда успели уползти звериные скелеты, я не заметила.
"Ты точно справишься?"
"С тобой вместе? Конечно. В теплой, почти семейной обстановке..."
"Тебя точно не за вредность в чужое тело замуровали?"
"Упаси тебя небо, я был хорошим ребенком"
Мы с Ларсом и Габом переглянулись.
- Ну, - сказал Габ. - Давайте.
Заклинание стазиса спало мгновенно.
***
Лукас повернулся к ректору, моментально определив верное направление.
- Лук! - хрипло сказал сэр Лаэн. Откашлялся и повторил громче. - Иди сюда...сынок. Я тебе...почитаю. Ты же хотел, чтобы я тебе почитал. Иди ко мне.
Существо, нелепая отвратительная иллюзия, клубок магических нитей, останавливается. Потрепанная книга так и зажата в руке, ветер шелестит гармошкой страниц. Между ним и ректором всего несколько шагов, и мужчина делает шаг вперед, опускается на одно колено, протягивает руку. Со спины Лукас выглядит почти обычным ребенком. Если не приглядываться, не принюхиваться к запаху влажной жирной земли... Он стоит, чуть покачиваясь с ноги на ногу.
И тогда ректор тихонечко запевает до боли памятный мотив:
Баиньки, баиньки,
Прискакали заиньки,
Сели к Луку на кровать,
Стали зайки лопотать....
Лукас стоял пару мгновений - или четверть вечности - а затем шагнул отцу навстречу и протянул книгу.
Я смотрела на них, затаив дыхание, забыв о первоначальном плане. Ректор взял протянутый фолиант, почти ласково привлекая к себе жуткое существо, словно не видя всего этого - просвечивающих костей, свисающей мертвой кожи. Сэр Лаэн перелистывал размокшие выцветшие страницы книги, что-то то ли напевая, то ли нашептывая Лукасу на ухо, слезы катились по его лицу, а мертвый мальчик сидел у него на колене, слушая сказку или песню, или просто стук отцовского сердца.
***
"Эй, соберись давай. Соберись, кому говорю!"
Голос Джеймса внутри вывел меня из состояния полусна. Я встряхнулась, сосредоточилась, призывая силу. Огонь разгорался внутри неохотно. Я слишком устала, почти валилась с ног. Ночь казалась совершенно бесконечной. И мне...не хотелось прерывать эту картину, почти настолько же ужасную, как и трогательную.
Внезапно Лукас потянулся к лицу ректора, словно пытаясь поцеловать...и в первый момент я так и подумала, что это поцелуй. Но ректор тут же резко отшатнулся и вскочил, кровь из прокушенной сонной артерии выстрелила фонтаном, меня замутило.
"Давай, давай, к демонам сантименты, не время для обмороков, тяни!"
И я потянула, призвала из плетения огненные нити, вытаскивая их, оттягивая на себя. И в то же мгновения ощутила мощное постороннее - и одновременно, идущее изнутри -воздействие. Магия воздуха Джеймса, унаследованная от сэра Энтони Фокса, текла сквозь меня, более легкая, прохладная, словно бы шелковистая на ощупь.
Кровь ректора стекала по подбродку существа, оно застыло, затряслось, забилось на месте. Мы втроем - точнее, вчетвером, если считать Джеймса - оттягивали нити, каждый свою, распутывая, переплетая заново магический клубок. Мертвое тельце словно подернулось дымкой, стало почти прозрачным. Заклятие сопротивлялось, некоторые из нитей лопались с каким-то противным хрустом, словно насекомые под подошвой, мигом возвращая себе первоначальную структуру, но мы тянули, тянули, тянули...
Тварь исчезала, я уже видела только слабый человекообразный контур, слегка подернутый розоватой пеленой. Но нельзя было дать исчезнуть ему окончательно, тогда через месяц это все повторится, а силы были уже на исходе.
"Держись ”
"Держусь"
Тут я увидела Анну, которая, словно гигантский призрачный жук-скарабей катила перед собой огромный шар. Шар "пятой стихии".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Отпускаем на счет "три", - искаженный неимоверным усилием голос Габриэля был почти неузнаваем. - Один, два...
Нити, натянутые до предела, полетели назад, словно стрелы. Контур тела Лукаса стал на миг четким и ясным, почти...живым, но эта четкость тут же пошла волнами, словно гладь озера под воздействием штормового ветра. Сфера "пятой стихии" притягивала, впитывала свое подобие, переваривала, пережевывала, подстраивала под себя. Я снова нащупала крошечный шарик в кармане, вытащила его и швырнула в общее месиво.
То и дело из серой массы сферы показывалось то подобие руки, то ноги, то голова, гигантский шар катался по кругу, словно в невидимых руках великана, играющего с податливой глиной. Я опустилась прямо на влажную землю и не увидела - скорее, почувствовала, как Габриэль и Ларс присели рядом. Анна нависла над ректором - кровь остановилась, и он, бледный, сам точно призрак, не отрываясь, смотрел на происходящее.
Все закончилось довольно быстро. Шар снова приобрел ровное совершенство формы, однородность, матовую гладкость, и застыл посреди лесной дороги. Возможность отщипнуть от него кусочек вызывала где-то внутри рвотные позывы.
Все закончилось... наверное.
- Почему... почему я не додумался до этого? - вдруг спросил ректор.
- Потому что вы были один, - ответила я. - Даже самый сильный маг может не справиться, если он один.
Сэр Франц Лаэн посмотрел на меня, на парней - и вдруг улыбнулся, измученно, слабо, одним уголком губ:
- А я ведь прекрасно помню и Энтони, и Корнелию. Такие молодые, влюбленные и талантливые. Корнелия гордилась бы вами, Джеймс. И, вероятно, хотя их дороги с Энтони разошлись, была бы рада, что вы подружились с его сыном.
Я только пожала плечами. Сил думать еще и об этом у меня сейчас явно не было.
***
Мы-таки вернулись в свои комнаты, даже умудрившись ни с кем не столкнуться по дороге. Я нагло пролезла в ванную комнату вперед Ларса и мрачно обозрела собственное лицо. Лицо выглядело...отвратительно. Кроваво-синий распухший укус на щеке, мелкие царапины и ссадины, тени под глазами - сама не лучше зомби. Волосы и впрямь порыжели, но это было уже совершенно неважно. После умывания я рухнула в постель и собралась отключиться на сутки, не меньше, как в дверь раздался нерешительный стук. Пришлось сползать с кровати - кто бы это ни был, зомби, маги-заговорщики, королевский палач - почему вы просто не можете оставить меня в покое?!
Но за дверью оказался всего лишь местный целитель - мистер Слат Лабон. Смущенно кивнув, он протиснулся в комнату, таща за собой увесистый мешок с какими-то снадобьями и мазями. Следущие полчаса, не меньше, он колдовал над нашими с Ларсом покусанными и исцарапанными физиономиями и прочими частями тела, приводя их в негневящий небо вид. Уже уходя, очевидно, к Габриэлю и его поджаренной руке, он вдруг беззвучно ойкнул и протянул мне свернутый свитком лист бумаги.
Послание было от ректора. Мы с Ларсом склонились над ним, стукнулись головами и одновременно засмеялись, а потом Ларс порывисто обнял меня, и я вжалась лбом в его теплое плечо.
Печать безмолвия ректор обратно на нас так и не наложил, но говорить не хотелось. Послание мы прочитали каждый про себя. Ректор витеевато благодарил за содействие и настойчиво (то есть, без вариантов отказа) предлагал взять "небольшой" (дней на десять) отпуск, проведать родных, "пока все не утрясется". Что именно "всё" должно было утрястись и каким образом - не сообщалось. Два экипажа - для нас, а также для адепта Фокса - будут ждать пассажиров через полчаса у ворот Академии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Нас отправляли подальше. Навсегда или действительно на десять дней?
- А если нас просто прибьют по дороге, как лишних свидетелей? - мрачно спросила я Ларса. - Что думаешь?
- Думать мне как-то затруднительно, - сказал Ларс, зевая. - Каникулы, так каникулы. Только я на руке себе напишу "В случае смерти прошу не резусцитировать". А так, мне как-то уже без разницы, честное слово.
