– А знаете, – очнулся Чудакулли, – мне даже показалось, что некоторые слова я понял! Те, что покороче.
– О, да ведь нет ничего проще, – радостно заявил казначей. – Мы отправляем в Гункунг эту… собачью штуку. Ринсвинда закинуло в какое-то другое место. А сюда прибыло это существо. Это как та игра – «передай мяч».
– Вот видишь? – обратился Чудакулли к Тупсу. – Ты изъясняешься на языке, понятном казначею. А он все утро провел, гоняясь за сушеными лягушками.
В зал, пригибаясь под весом гигантского атласа, ввалился библиотекарь.
– У-ук.
– По крайней мере, теперь ты можешь показать нам, куда, по-твоему, занесло Ринсвинда.
Думминг вынул из шляпы линейку и два компаса.
– Ну, если предположить, что изначально Ринсвинд находился посередине Противовесного континента, – сказал он, – то остается лишь провести линию к третьей…
– У-ук!
– Это же простой карандаш, берешь стирательную…
– И-ик!
– Хорошо, хорошо, остается лишь представить третью точку, равноудаленную от двух других… Э-э… И похоже, она находится где-то в Краевом океане или даже за Краем.
– Чтобы такие твари водились в океане? – задумчиво произнес Чудакулли, разглядывая свежеламинированный труп.
– В таком случае третья точка, должно быть, располагается на линии, идущей в противоположном направлении…
Волшебники столпились вокруг Тупса. Там что-то было.
– И кто это рисовал? Руки бы пообрывать такому художнику… – поморщился декан.
– Изображение такое нечеткое потому, что никто толком не знает, существует это место или нет, – объяснил главный философ.
Прямо посреди моря находился крошечный континент – крошечный по масштабам Плоского мира, разумеется.
– «XXXX», – прочел Думминг.
– Так написали, потому что никто не знает, как это место называется на самом деле, – сказал Чудакулли.
– Значит, вот куда мы его отправили, – покачал головой Думминг. – Мы забросили его в место, про которое даже толком не знаем, существует оно или нет!
– О, теперь-то мы знаем, что оно существует, – бодро ответил Чудакулли. – Должно существовать. Обязано. И должно быть чертовски благодатным местечком, если крысы там вырастают до таких размеров.
– Пойду проверю, нельзя ли перенести… – начал было Думминг.
– О нет, – решительно оборвал его Чудакулли. – Премного благодарны, но лучше не надо. Иначе в следующий раз над нашими головами просвистит слон, а когда слоны падают, от них масса беспорядка. Нет уж. Оставьте беднягу Ринсвинда в покое. Надо придумать что-то другое…
Он потер руки.
– По-моему, самое время пообедать, – сказал он.
– Гм… – ответил главный философ. – Аркканцлер, еще один вопрос. А ты уверен, что мы правильно поступили, когда перед отправкой той лающей штуковины подожгли веревочку?
– О, без сомнений, – успокоил его уже спешащий к дверям Чудакулли. – Зато теперь никто не скажет, будто бы мы ею попользовались, а потом вернули. Она улетела в том же состоянии, что и прилетела…
Гекс тихонько дремал.
Волшебники были правы. Гекс не умел думать.
Слова, определяющего его способности, попросту не существовало.
Даже сам Гекс не мог сказать, на что именно он способен.
Но он собирался это выяснить.
Гусиное перо, сажая кляксы и царапая чистый лист бумаги, вдруг принялось строчить и без каких-либо очевидных на то оснований нарисовало календарь на год. Календарь венчало довольно угловатое изображение гончей, стоящей на задних лапах.
Почва была красная, точь-в-точь как в Гункунге. Но если там земля плодородная – оставив стул на лужайке, вечером на том же месте можно увидеть четыре маленьких деревца, – то здесь это песок, красный от миллиона лет прокаливания на солнце нескончаемого лета.
Изредка попадались пятачки пожелтевшей травы и низкорослые серо-зеленые деревья. Но что было повсюду, так это нестерпимый жар.
В особенности это было заметно по небольшому прудику, который располагался под бледными каучуковыми деревьями. Пруд дымился.
Из облаков пара появилась фигура человека. Человек рассеянно выбирал из бороды обгоревшие клочки.
Наконец его внутренний мир перестал вращаться, и Ринсвинд сконцентрировал внимание на четырех мужчинах. Которые, в свою очередь, с интересом наблюдали за ним.
На всю четверку приходилось не более двух квадратных футов одежды, а лица мужчин покрывали странного вида линии и кольца.
Ринсвинд не был расистом по трем причинам. В слишком многих местах и слишком неожиданно он оказывался, чтобы в нем могли развиться подобные наклонности. Кроме того, если хорошенько подумать, самые кошмарные события в жизни Ринсвинда были связаны с очень даже белокожими людьми, с гардеробом у которых было все в порядке. Это две причины.
Третья же причина заключалась в том, что четверо мужчин держали по копью каждый. Они неторопливо поднялись с корточек и направили острые наконечники на Ринсвинда. А в зрелище четырех копий, нацеленных на ваше горло, есть нечто вызывающее бесконечное уважение, так что на память вам непроизвольно приходит слово «сэр».
Один из мужчин пожал плечами и опустил копье.
– Здорово, мужик, – сказал он.
Одним копьем меньше. Ситуация потихоньку улучшалась.
– Э-э… Насколько я понял, сэр, это ведь не Незримый Университет? – спросил Ринсвинд.
Остальные копья тоже опустились. Мужчины заухмылялись. Зубы у них были очень белые.
– Может, это Клатч? Или Очудноземье? Очень похоже на Очудноземье, – с надеждой в голосе осведомился Ринсвинд.
– Честно говоря, мужик, никогда не слышал об этих мужиках, – ответил один из аборигенов.
Странная четверка обступила Ринсвинда со всех сторон.
– Ну и как мы его назовем?
– Мужик-Кенгуру. А что, нормально. Так кенгуру, а так мужик. Старые мужики говорят, раньше, во сне, такое случалось сплошь и рядом.
– А мне показалось, он вроде как и не кенгуру.
– Во-во.
– Но мы можем проверить.
Один из аборигенов, с виду главный, улыбаясь, приблизился к Ринсвинду. Улыбка была из тех, что обычно приберегают для имбецилов и людей с оружием. Он протягивал Ринсвинду дощечку.
Дощечка была плоской и выгнутой посередине. Кто-то потратил кучу времени, украшая ее затейливым узором из крохотных разноцветных точек. Почему-то Ринсвинд совсем не удивился, когда распознал в одном из узоров очертания бабочки.
Охотники выжидающе уставились на него.
– Э-э, да, – проговорил он. – Очень хорошо. Мастерская работа. Крайне любопытный точечный рисунок. Жаль, не нашлось обрубка попрямее.
Один из аборигенов положил копье на землю, сел на корточки и подобрал длинную деревянную трубку, украшенную такими же узорами. Набрав воздуха в легкие, он изо всех сил дунул. Эффект был не лишен приятности. Подобный звук мог произвести рой пчел, иступивший духовой секцией в какой-нибудь оркестр.
– Гм-м, – произнес Ринсвинд. – Да.
Очевидно, это было какое-то испытание. Ему дают гнутую дощечку, и он должен с ней что-то сделать. По-видимому, это очень важно. Надо…
О нет, только не это. Он сейчас что-нибудь скажет или сделает и что? Да, воскликнут они, ты тот самый Великий Мужик, ну, или еще кто-то, схватят его в охапку и потащат за собой, устроив ему очередное Приключение, а это значит: опять чего-то бояться, опять от кого-то бежать, опять испытывать неудобства. Жизнь – великая обманщица.
Но нет, на эту удочку Ринсвинд больше не попадется.
– Я хочу домой, – заявил он. – Хочу в библиотеку, где было так хорошо и спокойно. А сейчас я даже не знаю, где нахожусь. И мне все равно, что вы со мной сделаете, понятно? Вам не втянуть меня в это приключение. Я больше не стану спасать мир, и все ваши таинственные деревяшки не помогут вам уговорить меня.
Яростно схватив обрубок дерева, Ринсвинд размахнулся и со всей силой, которая в нем еще оставалась, запустил деревяшку в небо.
После чего скрестил руки на груди. Мужчины изумленно таращились на него.
– Я не шучу, – сказал он. – Все, конец.
Охотники по-прежнему смотрели на Ринсвинда. Вернее, на что-то у него за спиной. И как-то странно ухмылялись.
Это начинало раздражать.
– Вы что, не поняли? Или плохо слышите? – выкрикнул он. – Это был последний раз, когда вселенной удалось надуть старину Ринсви…
1
Люди любят выносить однозначные суждения. Возьмем, к примеру, чудеса. Если благодаря загадочному стечению обстоятельств кто-то спасается от неминуемой гибели – что обычно говорят? «Он чудом спасся». Но если по капризу не менее загадочного стечения обстоятельств (пролитое именно тут масло, подгнившая именно там ступенька) человек вдруг погибает… Согласитесь, вполне логично заключить, что это тоже было чудо. Факт неприятности происшедшего вовсе не отменяет факта чудесности.
