сон французских буржуа, будем готовы выступить на защиту общеевропейских интересов конно, людно и оружно. Только у меня есть еще одно условие. Во Франции должна быть полностью разрешена пропаганда традиционных ценностей, а все это ваше «свобода, равенство, братство и любовь без обязательств» должно пребывать под жестоким, но негласным запретом. В противном случае Господь выберет камень потяжелее и шарахнет по вашему Парижу с такой ненавистью, что на фоне получившегося фейерверка померкнет гибель Помпеи.
– Дядя Вилли! – с укоризной воскликнула императрица Ольга. – Не пугайте страусов – пол бетонный…
– Ах да, Хельга… – пробормотал кайзер Вильгельм, – виноват, исправлюсь. Впрочем, ничего иного к своей речи я добавить не могу, а потому умолкаю.
– Итак, месье Бриан, – после некоторой паузы произнесла русская императрица, – надеюсь, вы поняли наши условия продолжения вашего существования? Если вы с нами согласны, то так прямо и скажите, и тогда мы перейдем к праздничному банкету. Если же нет, то поезжайте в свой Париж и ждите там окончательного решения французского вопроса. Нацию вашу мы истреблять не будем, это совершенно исключено, а вот государство зачистим до белых костей. И тогда не обижайтесь, если присутствующие здесь монархи станут решать, как жить и во что верить будущим поколениям французов. За все следует платить, и за пьяные выходки месье Клемансо тоже.
– Госпожа Ольга… – проблеял растерянный Аристид Бриан, – я не имею возможности единолично принять такое решение… Национальное собрание может меня не одобрить, и тогда…
– Ладно, месье Бриан, я вас поняла, – махнула рукой Ольга. – Вам выдадут бумагу на чистом французском языке и отпустят восвояси. Если ваше Национальное собрание в срок до первого мая ее ратифицирует, то у вас настанет одна жизнь, а если не ратифицирует, то совсем другая. И не кляните потом свою судьбу, если что-то пойдет не так. Это Господь добр к разным негодяям, зато мы, монархи – злые и недоверчивые. Dixi! Я так сказала!
– Поддерживаю тебя, Хельга, лучше и не скажешь, – подкрутил ус германский кайзер. – Да будет так, как ты сказала!
– И я тоже поддерживаю, – произнес британский король. – Тут кто-то говорил о банкете? Люблю повеселиться – а особенно поесть!
Часть 36 (вместо Эпилога)
Гибель Вавилона
5 июня 1908 года, три часа пополудни, Российская империя, Тифлисская губерния, Ахалцихский уезд, Аббас-Туман, Высокогорная Астрономическая Обсерватория имени Великого князя Георгия Александровича.
Пока в мире политики крутились шестеренки, лязгала, чавкала и отплевывалась кровавыми огрызками военная машина Российской империи, тут, в горах Кавказа, все было тихо и благопристойно, даже несмотря на проходившие неподалеку Эрзерумскую и Ванскую наступательные операции русской армии. Впрочем, после того, как в Истамбуле несколько раз за короткое время сменились султаны и визири, а потом он и вовсе пал под ударами русской армии, турки на Кавказском направлении вовсе утратили представление о верховной власти. Из-за этого под давлением обстоятельств их и без того не очень организованная армия стала превращаться в скопище больших и малых банд, не имеющих даже подобия единого командования, ибо каждый паша (генерал) только себя мнил достойным стать новым султаном. А против этого человеческого стада во главе русской Кавказской армии выступали герои русско-японской войны фельдмаршал Линевич, и полные генералы Гриппенберг и Штакельберг. В поединке большой самоходной мясорубки и бараньего стада мясорубка побеждает всегда и без исключения, потому фронт, поначалу стремительно покатившийся на запад, вскоре рассыпался мелкой пылью, тем более что туркам в спины ударили армянские фидаины-повстанцы. И понеслось веселье, в нашей истории известное как война с басмачами.
Да, где-то гремели орудийные выстрелы и лилась человеческая кровь, но тут, в Аббас-Тумане, шла своим чередом тихая и благообразная жизнь. За год с лишним с начала строительства обсерватории утекло много воды в местных ручьях и речках (зачастую берущих начало в бьющих из-под земли минеральных источниках) и было сделано много дел. Сначала саперный батальон проложил дорогу-серпантин и одновременно канатную дорогу к тому месту на гребне горы Канобили, где собирались возводить строения и сооружения новой обсерватории – подальше от людского жилья и поближе к звездам. Создавая мемориальную обсерваторию памяти своего брата Георгия, императрица Ольга сразу решила не связывать себя наблюдательной башней профессора Глазенаппа, а подобрать самый лучший вариант. От будущей обсерватории до поселка Аббас-Туман по канатной дороге одна верста, а по серпантину – пять. Однако по канатке в вагончиках быстро и с комфортом можно возить только людей и не особо габаритное оборудования, а по серпантину, на архаичных арбах, запряженных серыми осликами – цемент, кирпич и тому подобное: тяжелое, терпеливое и небьющееся.
До конца октября основные строительные работы были завершены: объекты подвели под крышу, окна застеклили, а внутри начались отделочные работы. Стройка двигалась по опережающему графику, поэтому осенью 1907 года в дополнение к 28-дюймовому телескопу-рефлектору (диаметр зеркала 700 миллиметров) у Карла Цейса заказали приборы для фотографической охоты за небесными скитальцами: астрограф-рефрактор с диаметром линзы 400 миллиметров и камеру Шмидта с диаметром зеркала 440 миллиметров. Оба дополнительных прибора использовали стеклянные фотопластинки тринадцать на тринадцать сантиметров. Также были заказаны механизмы, точные, как швейцарские часы, которые все время, пока идет экспозиция, проворачивали бы астрономические приборы в соответствии с суточным вращением небесных сфер.
Кто-то из пришельцев из будущего, достаточно осведомленный в астрономии, подсказал академику Баклунду, что ловить мелкие космические тела с низкой отражающей способностью лучше всего фотографическим способом. В книгах по астрономии нашлась и соответствующая техническая информация, позволившая правильно составить описание заказанного прибора, ибо до изобретения камеры Шмида «естественным» путем оставалось еще чуть менее четверти века. На фирме «Карл Цейс», прочитав техническую документацию на данный девайс, пришли в необычайное возбуждение и тут же начали переговоры о приобретении лицензии, ибо подобный прибор могла захотеть себе любая астрономическая обсерватория, включая Потсдамскую, Иенскую и Гамбургскую в самой Германии. Астрофотография, когда наблюдатель не корпит ночи напролет у телескопа, а только задает условия съемки и вовремя меняет пластинки, в начале двадцатого века стремительно входила в моду.
Канцлер Одинцов и императрица Ольга предпочли бы заказать данные астрономические приборы какой-нибудь российской фирме, но производство оптических приборов находилось только в самой начальной стадии, и соответствующее подразделение АОЗТ «Белый медведь» (аналог фирмы ЛОМО), грубо говоря, еще пищало в пеленках. Приходите лет через пять, а еще лучше через семь, а пока предел возможности собственного производства – это линзы для очков, полевые бинокли, стереотрубы, артиллерийские дальномеры, а также микроскопы и телескопы любительского класса для оборудования соответствующих кабинетов гимназий и реальных училищ. За переодевающейся соседкой через окошко в такой телескоп
