вторгается в мое тело. У меня даже ноги трясутся, когда он двигает бедрами и трахает меня так, словно я вот-вот исчезну.
Движения столь неумолимы, что я вонзаю ему в грудь ногти. Тобиас встает на колени, еще шире раздвинув мои ноги, и опускает взгляд туда, где сливаются наши тела. Я смотрю так же зачарованно, как и он.
– Ma chatte. Mon corps. Ma femme. Mon cœur. Ma vie[99].
Его слова отправляют меня в свободное падение, а еще один оргазм парализует, подавляет, и я начинаю учащенно дышать от удовольствия. Дрожу от оргазма, а Тобиас опускает голову и неистово целует меня. Его пухлые губы касаются каждого миллиметра оголенной кожи, а потом он обхватывает ртом покрытую шелком грудь и отпускает ткань, чтобы проделать то же самое со второй. Его начинает трясти, поцелуи становятся безрассуднее, а темп такой торопливый, будто наше время на исходе.
Его грудь блестит от пота, он неумолимо берет меня, и вскоре я чувствую, что его движения становятся неуверенными. Целую его в адамово яблоко, и Тобиас сдавленно рычит, подхватывает меня под мышками и кладет ладони на крылья, прижимаясь ко мне грудью.
– Прости, – тихо хрипит он, замедлив темп и мягко входя в меня. Тобиас захватывает мои губы в поцелуе и просовывает в рот язык. И тогда я чувствую в его поцелуе соль и слышу, как из его груди рвутся звуки отчаяния. В глазах щиплет, и я всеми силами стараюсь его успокоить.
– Тобиас, – шепчу, и он опускается, покрывая мою шею виноватыми поцелуями.
– Je t’ai perdue[100], – хриплым голосом произносит он и поднимает голову. Его ранимый взгляд вцепляется в меня мертвой хваткой, с такой силой сжимая сердце, что я всхлипываю из-за того, что потеряла последнюю броню, которой так дорожила. Это не секс и не занятие любовью. Это воссоединение двух душ, разлученных на пике открытия. И я знаю, что теперь он тоже это чувствует, когда мы снова становимся единым целым.
Мы свободно двигаемся навстречу друг другу. Тобиас дрожит, хватаясь за край матраца и входя в меня глубокими толчками. Снова и снова заполняя меня, он шепчет признания в любви, преданности, просит прощения. Я вожу пальцами по его груди, а потом по плечам. Он уже не ищет меня взглядом, а с легкостью проникает в саму душу, куда может пробраться лишь он один.
Возродившееся между нами единение ощущается на молекулярном уровне, и оно причиняет боль, и исцеляет одновременно. Уверена, что, если бы Бог даровал мне всего одну минуту жизни на этой земле, то я хотела бы, чтобы это была эта минута, это мгновение с Тобиасом, когда я точно знаю, почему я живу и ради кого.
Глядя на любовь всей своей жизни, наконец принимаю его на законном месте в своем сердце, уступая в одном, над чем не властна и никогда не буду властна, пока бьется его сердце. Потому что оно принадлежит мне.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Услышав мои слова и войдя в меня последний раз, он кончает.
Глава 28
Сесилия
Через несколько часов самого чувственного секса в моей жизни Тобиас в ванной бережно прижимает меня к груди. Он снова возбужден, несмотря на последний изнурительный раз, когда единственное, что было слышно в комнате, – признания в любви между стонами, рыками и отчаянными попытками перевести дыхание. Мы выдохлись от нашей же жадности, пытаясь исцелить друг друга ласками, губами и ищущими руками. Когда Тобиас берет теплую мокрую салфетку и проводит ею по моим плечам, наклоняюсь вперед и упираюсь руками в его мускулистые бедра.
– Думаешь, мы прокляты? – спрашиваю я, и он, задумавшись над моим вопросом, замирает с салфеткой в руках, а потом проводит ею по моей спине.
– Думаю, порой мы становимся себе злейшими врагами и позволяем внешним силам разносить нас в пух и прах. Особенно я.
– Рожденный под несчастливой звездой, – шепчу я. – Я не согласна.
– А что насчет других внешних сил? Где, черт возьми, прятались наши феи-крестные, когда были так нам нужны?
Тобиас хмыкает, соглашаясь.
– Они не справились с задачей.
– Купидон? – спрашиваю я.
– В тебя выпустил слишком много стрел.
– Ну, значит и он чертовски устал. Никто ради нас не явился?
– Non.
– Святые?
– Ни одного, – шепчет Тобиас, лаская пальцами мой живот, и я откидываюсь ему на грудь.
– Ни Госпожа Удача, ни Отец Время.
– Сволочи, – хмыкаю я. – Кто же еще должен за нами приглядывать?
– Ну, есть Господь. Правда, думаю, я разозлил его еще до своего рождения.
Его заявление западает прямо в сердце.
– Нет, это не так, Тобиас. Вспомни: Иов был его любимцем, и Господь отнял у него все: богатства, семью, все, что у него было. Он поразил его болезнью, чтобы доказать свою правоту Сатане. Обрек его на муки, так что, возможно, это не так уж и здорово – быть любимцем Господа.
– Возможно, в таком случае я и есть любимец.
Провожу ногтями по его ногам.
– Ты – мой любимец и лучший человек, что я встречала в жизни.
Его пальцы замирают.
– После всего, что тебе пришлось пережить по моей вине, ты веришь, что я хороший человек?
Поворачиваюсь и устраиваюсь на нем верхом, а Тобиас хмурится и, положив пальцы мне на поясницу, переплетает их.
– Ты невероятный человек. Ты раскрыл свой истинный облик, когда мы были вместе. В последние годы твои поступки в основном были продиктованы болью, и тебе до сих пор больно, любовь моя. Я не собираюсь указывать тебе на твои недостатки – да к черту их, я сама не без греха, но душа у тебя золотая, и ни твои слова, ни действия не убедят меня в обратном.
Не говоря ни слова, Тобиас обхватывает рукой мой затылок и гладит по мокрым волосам.
– Француз, тебе не нравится то, как я тебя представляю, но мое восприятие не искажено. Я люблю в тебе все: все твои стороны – и плохие, и хорошие. То, что между нами сейчас происходит, еще ново. У нас не сразу все будет идеально. Но ты получишь меня целиком и навсегда, мой упрямый король.
Тобиас проводит взглядом по моему телу, и я чувствую, как меня наполняет тепло.
– Может, мы и не идеальны, но ты – да.
– О нет, но я смирилась с тем, что с тобой я иногда не могу добиться своего. Когда-нибудь вспышкам гнева придется сойти на нет ради того, что важно.
Он прикусывает губу.
– Прозвучит странно, если я скажу,
