Теперь начались допросы в объемах, прежде невиданных для немецких властей. Во множестве городов оккупированных районов Франции и в Бельгии сидели под арестом люди, проходившие по делу. Со всеми органами территориального подчинения я вел небывалую по размерам служебную переписку. Следовало отправлять доказательный материал и получать ответы на бесчисленные вопросы, получаемые в каждом конкретном случае в ходе следствия и допросов.
В случаях, когда имелись неопровержимые доказательства шпионско-диверсионной деятельности против Германии и не ожидалось выявления новых-обстоятельств, дело передавалось в соответствующий военный суд. Было передано дело и несчастного бельгийского генерала Жено с его соратниками. Военно-полевой суд вынес ему и некоторым его помощникам смертный приговор.
Многие дела расследовались месяцами. Ведь для абвера было важно не то, чтобы вынесли как можно больше смертных приговоров, а скорее из допросов обвиняемых получить как можно более обширные сведения об объеме, организации и методах работы голлистской и английской агентурной сети, а также информацию для установления местонахождения убийц немецких военнослужащих. Но еще стоило и попытаться завербовать некоторых арестованных в качестве агентов абвера.
В этой связи было решено выпустить на волю несколько сот не слишком запятнавших себя арестованных, чтобы те немногие, что представляли интерес для вербовки, не попали бы тотчас под подозрение вражеской разведки и членов Сопротивления в сотрудничестве с абвером, если освободить только их одних.
И все же воплотить эти планы не удалось. На основании так называемого секретного предписания, вступившего в силу в декабре 1941 года, следствие в свои руки захватило РСХА (Главное управление имперской безопасности). Всех задержанных по делу «Порто» лиц, еще не представших перед военно-полевым судом, этапировали из оккупированных территорий и вывели из-под компетенции абвера. Я так никогда и не узнал, какая судьба постигла этих арестованных.
Но 11 или 12 дней спустя после начала арестов по делу «Порто» на оккупированной французской территории произошло еще два покушения на германских военнослужащих.
20 октября 1941 года военный комендант Нанта, подполковник Хотц, был застрелен пистолетным выстрелом из засады, а на следующий день в Бордо — военный советник Реймерс. В наказание за эти покушения командующий оккупационными войсками во Франции, генерал от инфантерии Отто фон Штюльпнагель, отдал приказ о расстреле 98 заложников. Французское население после этого пришло в крайнее возбуждение.
При таком положении дел меня вызвал к себе полковник Рудольф, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в абвере.
Руководители нашей службы в Берлине в связи с последовавшими по делу «Порто» арестами свыше 900 человек и новыми покушениями на германских военнослужащих склонны были считать, что подавляющее число французского населения собирается подняться против оккупационных войск. Положение отделений абвера во Франции в такой ситуации, среди переполненного ненавистью населения, было плачевным: в количественном отношении это слабые, совершенно не подготовленные и не вооруженные для ведения уличных боев люди. Вопрос уже стоял так, не сформировать ли из годных к строевой сотрудников отделений абвера подразделения фронтовой разведки, а остальной персонал, и в первую очередь женщин, отправить обратно на родину.
Без всякого сомнения, эти господа из Берлина видели все в слишком мрачном свете, ситуация не была столь безнадежной. Например, промышленность и экономика продолжали ритмично работать, на предприятиях Рено в Булонь-Билланкуре с конвейера бесперебойно сходили грузовики для вермахта. И на множестве других предприятий французы без всякого принуждения производил и в больших объемах и без рекламаций продукцию для нашей военной промышленности.
Впрочем, тогда положение во Франции существенным образом определялось тем фактом, что французское правительство в Виши прилагало серьезные усилия, чтобы одолеть не только коммунистов, но и сторонников генерала Де Голля. Их инструкции всем подчиненным им исполнительным властям были примерно в таком духе.
В городах на оккупированных французских территориях без труда установили, что органы французской полиции тесно и без трений сотрудничают с органами нашей военной администрации и тайной военной полицией.
Все давало право с уверенностью считать, что значительно большая часть французов, как и прежде, стояла за маршала Петена и его правительство.
А в Париже жизнь пошла своим чередом, как и ранее. Когда караульная рота под музыку и барабанный бой по Елисейским Полям маршировала к Триумфальной арке, как и прежде, сотни и даже тысячи парижан собирались по сторонам улиц, чтобы полюбоваться спектаклем. Редко на лицах зрителей можно было прочесть гнев и ненависть. Скорее большинство смотрело вслед немецким солдатам с явным пониманием, нередко даже одобрением. Именно французы, благодаря своему великому и славному военному прошлому и традициям, проявляют большее понимание к подобным спектаклям, демонстрирующим силу и дисциплину. И разве нельзя смотреть на то, как во второй половине дня и вечером на бульварах, в кабачках, у кафе и бистро на каждом шагу прогуливались немецкие военные, приветливо беседуя с французами и француженками?
И все же большое число арестованных членов голлистской шпионско-диверсионной сети заставило особенно призадуматься тех, кто не был вместе с нами свидетелем этой контригры день за днем, неделю за неделей. Десятки тысяч французов уже догадывались, что более года на территории их страны находились немецкие дивизии. Но далеко не все из этих французов оказались готовы к тому, чтобы действовать против нас в качестве шпионов и диверсантов. Миллионы их, во всяком случае в тот момент, не желали иметь ничего общего с направленной против нас деятельностью тех соотечественников, что уже объединились в группы. Многие лучшие представители французов и не помышляли о борьбе против Германии. Одни считали, что должны поддерживать главу своего государства Петена, другие определили свою позицию вследствие сильной неприязни к Великобритании. Пример тому адмирал Дарлан.
Наиболее значительным для абвера был установленный в деле «Порто» факт, что группы Сопротивления возникли по инициативе особо активных, находящихся в стране французов, у которых, однако, не хватало профессиональных разведывательных знаний и навыков. Во время создания групп эти люди не имели связи с голлистской разведкой или английской Интеллидженс сервис. Пока отдельные структуры Сопротивления не создавались, не оснащались и не нацеливались на важные немецкие объекты планомерно из Лондона, они не представляли слишком большой угрозы. Дело «Порто» отчетливо показало, что одно лишь мужество, решительность и энергия на тайном фронте не являются решающими. 962 арестованных француза и бельгийца были подлинными патриотами, но не представляли, как вести подпольную работу. Поэтому патриоты не были достаточно предусмотрительными, и им оказалось не по плечу противостоять абверу. В целом, по моему мнению, они скорее навредили, нежели принесли пользу французскому движению Сопротивления.
И все же нельзя было не заметить, что положение на оккупированных территориях Запада, с точки зрения абвера, в целом с начала кампании в России существенно изменилось не в нашу пользу. Особенно ухудшение ситуации было заметно по тому, сколько дивизий прежних оккупационных частей отводилось и перебрасывалось на Восточный фронт. Во многих департаментах оккупированных французских районов теперь вообще не дислоцировалось никаких войск. Это значило, что непримиримо настроенные французы могли беспрепятственно объединяться, а разведывательные службы Великобритании и Де Голля могли гораздо легче устанавливать с ними контакт, чтобы снаряжать, руководить и использовать их против нас.
В некоторой степени разочаровывало то, что наша контригра «Порто» и многочисленные допросы в ходе крупной акции арестов не дали ни малейшего намека на убийц военнослужащих. Дальнейшие подобные нераскрытые покушения и обусловленные этим новые расстрелы заложников значительно ухудшали наше положение.
Арестованные в ходе акции группы фактически не имели отношения к покушениям; в этом я был уверен. Вообще было сомнительно, чтобы за этим стояли круги национального Сопротивления. Я не мог представить себе, чтобы эта террористическая война из-за угла направлялась британскими или голлистскими разведслужбами, хотя обе разведки должны были только приветствовать, если в результате нападений будут погребены до этого момента корректные отношения между немецкими солдатами и французским населением. Я полагал, что убийц военнослужащих следует искать в коммунистических кругах. Некоторые из наших доверенных лиц и агентов уже сообщали, что функционеры французских антикоммунистических партий были в этом уверены. Предположительно, преступники — это хорошо подготовленные агенты советских разведслужб. Убедительных доказательств работы секретной службы на Западе не было, но с началом боевых действий на Востоке этого противника следовало не упускать из виду.
