тесемки, заглянул внутрь. Он тут же нахмурился, и его маленькие глазки стали еще меньше.
— Неудивительно, что Крошка ни за что не платит, — фыркнула Фелувил, облокотившись на стойку.
Поднявшись из-за стола, Мошка подошел к стойке и, отодвинув Усладу в сторону, положил три серебряные монеты перед Фелувил.
Та сгребла их одной ладонью.
— У нас наверху есть симпатичные девушки, — добавила она.
— Что, правда? — заинтересовалась Услада.
Акль вел Шпильгита к усыпанной песком и осколками раковин отмели вдали от грохочущего прибоя, но до них все равно долетали ледяные брызги. Среди нависших над бушующим морем грозовых туч сверкали молнии, на фоне завывающего ветра гремел гром, и Акль сгорбился, словно старик, то и дело пробуя землю перед собой лопатой. Наконец он остановился, повернулся к своему спутнику и сказал:
— Здесь.
— Тогда начинай копать, — ответил Шпильгит.
— Я замерзаю.
— Работа тебя согреет.
— Нет, я совсем замерзаю. У меня едва сгибаются руки, я не могу распрямить ноги. В моих глазах лед, а язык похож на кусок задубевшей кожи.
Шпильгит нахмурился:
— Хватит уже притворяться мертвым, чтоб тебя! Думаешь, мне не холодно? Боги, ладно, замерзай, мне все равно. — Оттолкнув Акля, он принялся копать тяжелый заледеневший песок. — Если все это пустая трата времени, — прорычал он, — ты отсюда не уйдешь, Акль. Собственно, я прямо тут копаю тебе могилу.
— Оно там, Шпильгит. Мое сокровище. Моя добыча. Вполне хватит, чтобы купить клятое поместье, может, даже два, если одно из них давно заброшено и там живет полубезумная старуха, которая жрет летучих мышей. Одна из тех баб, которых можно спустить с лестницы, и никакие слуги не станут задавать вопросы, так что поместье просто свалится тебе в руки, за долги или еще что-нибудь…
— Что ты несешь, во имя Худа? — Шпильгит яростно уставился на него. — Какая старуха? Какие долги?
— Просто к слову пришлось. Вышло так, что я ушел последним, и, может, летучие мыши и были ей по вкусу, но мне приходилось делать чай из паутины, и все же я оставался там так долго, как только мог, — и где хоть слово благодарности? Не в этой жизни. Старая карга плевала в меня и царапала мне лицо, но должна была дать мне в уплату подсвечники — между прочим, сама мне пообещала! Но вместо этого она порвала мешок, и все вывалилось, а потом пнула меня в голень и попыталась вонзить зубы в глотку. Вот только зубов у нее не было. Всю шею мне обслюнявила, Шпильгит. То еще удовольствие.
— Ты сбежал от старухи? — хрипло рассмеялся Шпильгит. — Боги, Акль, ты и впрямь достоин жалости.
— Вероятно, она меня отравила. Или прокляла. Или и то и другое вместе. Знаешь, я ведь искал настоящей смерти. Просто чтобы покончить с этим унылым прозябанием. Собственно, я этого заслужил…
Под лопатой Шпильгита что-то звякнуло. Тяжело дыша, он обкопал предмет со всех сторон и вскоре уже мог различить выпуклую крышку окованного сундука.
— Есть, — сказал Акль. — Я же говорил тебе, что не вру.
Отставив лопату, Шпильгит потянул сундук на себя, высвобождая его из земли. Сундук был тяжелый, и Шпильгит невольно застонал, поднимая его из ямы.
— Погоди-ка, — проговорил он, глядя на печать над замком. — Это же сундук с налоговыми сборами!
— Верно, — кивнул Акль. — Я избил до потери сознания какого-то сборщика налогов на Виттеровой дороге к востоку от Элина. Подсвечником.
— Ты украл налоговые сборы!
— Просто вернул свое, Шпильгит. В любом случае ты ведь теперь уже больше не сборщик налогов, так что какая тебе разница? К тому же ты получишь половину.
Выбравшись из ямы, Шпильгит стряхнул песок с ладоней и набросился на Акля:
— Вор! — Его руки сомкнулись на покрытой шрамами шее, и он повалил Акля наземь. Присев над ним, Шпильгит со всей силы стиснул пальцы, глядя, как вылезают из орбит уродливые глаза, а цвет лица меняется, становясь сперва синим, а затем серым. — На этот раз ты умрешь по-настоящему! Получишь то, чего и хотел!
Акль перестал сопротивляться и сучить ногами. Его покрытое пятнами лицо лишилось всех признаков жизни.
А Шпильгит все продолжал сжимать его горло, выплескивая остатки злости.
— Вор, — снова сказал он, но на этот раз без особой страсти. — Посмотри на себя. Твое желание исполнилось, глупец. Это было для тебя наказанием. Собственно, законной казнью. Я по-прежнему сборщик налогов — это у меня в крови, в костях, боги, это у меня в руках!
Он разжал пальцы и отполз от трупа.
Взгляд его упал на сундук, и Шпильгит тут же нахмурился.
«Украденные налоговые сборы. Деньги на строительство новых дорог. На фонари на улицах. На очистку сточных канав. И все же нужно как-то устраиваться в жизни. Вряд ли меня возьмут обратно. Могу пойти в счетоводы, применить свои способности, так сказать, с другой стороны. Неплохая должность, в приличном районе, в прекрасном городе. Подобающая одежда. Слуги. Разве я этого не заслужил после года, проведенного в Спендругле? Неужели одного года? Всего лишь года? Больше похоже на столетие!»
Он подтянул к себе сундук, сломал печать и откинул крышку.
Монеты были сложены аккуратными столбиками, каждый завернут отдельно и опечатан, везде аккуратно проставлена сумма. Все деньги уже обменяли на твердую валюту, и каждая из этих клятых монет была золотой.
«Это не обычные гроши, собранные в селениях и деревушках, — подумал он. — Боги, да это же сбор с целого города. Что, во имя Худа, делал с ним тот сборщик налогов на Виттеровой дороге? Без вооруженной охраны?
Дурак ты, Шпильгит! Ясное дело что: этот жулик попросту украл казенные деньги!»
Он захлопнул крышку. После того как Шпильгит перестал копать землю и душить Акля, его снова начал пробирать холод. Тут хватало денег, чтобы купить Спендругль, все окружающие его земли и ту проклятую крепость Аспид. У него были средства, чтобы нанять войско, вернуться сюда летом и опустошить все вокруг — иного здешние жители не заслуживали.
Шпильгит встал, не сводя взгляда с сундука.
Лопата размозжила ему затылок, и он повалился ничком. Ноги его несколько раз дернулись и застыли. Акль взглянул на распростертое тело сборщика налогов.
— Я же тебе говорил, что я мертв! — закричал он. — Мертвеца нельзя убить! А я ведь тебя предупреждал!
Бросив лопату, он упал на колени и столкнул сундук назад в яму. Вполне можно подождать до весны. Сейчас слишком холодно для путешествий. У него замерзали суставы, отчего каждое движение становилось суровым
