Джону галстук, а потом побуду несколько минут с отцом в кабинете. – И Мэг побежала вниз, чтобы исполнить эти маленькие ритуалы, а затем сопровождать мать, куда бы та ни пошла, сознавая, что, несмотря на улыбающееся материнское лицо, её сердце скрывало тайную печаль, оттого что первый птенец покидает гнездо.
Пока младшие девочки стоят рядом друг с другом, придавая последние штрихи своим простеньким нарядам, возможно, настало время рассказать о некоторых переменах, которые привнесли в их внешность три года, потому что в этот день они все были при параде.
Угловатость Джо значительно смягчилась, она научилась вести себя непринуждённо, если не сказать изящно. Её кудряшки отросли и превратились в густые волнистые локоны, больше подходящие к маленькой головке, венчающей высокую фигуру. На её смуглых щеках играл здоровый румянец, в глазах появился мягкий блеск, и в этот день только нежные слова слетали с её обычно острого язычка.
Бет стала худой, бледной и ещё более тихой, чем раньше. Красивые, добрые глаза, казалось, стали больше, и в них появилось такое выражение, которое может огорчить окружающих, хотя само по себе оно не печально. Тень боли с таким трогательным терпением легла на юное лицо, хотя Бет редко жаловалась и всегда с надеждой говорила, что «скоро ей станет лучше».
Эми по праву считалась «цветком семьи», потому что в шестнадцать лет у неё были вид и осанка взрослой женщины, хотя она не была красавицей, но обладала тем неописуемым очарованием, которое называется грацией. Это чувствовалось в линиях её фигуры, в движениях рук, в форме складок на платье, в волнах её волос, – её изящество было неосознанным, но гармоничным и столь же притягательным для многих, как истинная красота. Нос Эми всё еще огорчал её, так как было очевидно, что он никогда не станет греческим, как и рот, – он был слишком широким, а подбородок – волевым. Эти обидные черты придавали изюминку всему её лицу, но она никогда не могла этого оценить и утешала себя тем, что обладала удивительно белой кожей, проницательными голубыми глазами и кудрями, которые стали более золотыми и пышными, чем раньше.
Все три сестры были в тонких серебристо-серых костюмах (своих лучших летних нарядах), с алеющими розами в волосах и на груди, и все они выглядели именно такими, какими были на самом деле, – румяными, счастливыми девушками, которые на мгновение оторвались от своих напряжённых занятий, чтобы задумчиво прочесть самую милую главу в романе о женственности.
Свадьба планировалась без каких-либо пышных церемоний, всё должно было проходить как можно более естественно и по-домашнему, поэтому, когда приехала тётушка Марч, она была шокирована, увидев, как невеста сама бежит приветствовать её и ведёт в дом, как жених самостоятельно закрепляет упавшую гирлянду, и краем глаза заметила отца-священника, чинно шествующего вверх по лестнице с серьёзным выражением лица, неся по бутылке вина под мышками.
– Бог мой, что же тут творится! – воскликнула старая леди, усаживаясь на приготовленное для неё почётное место и с громким шорохом расправляя складки своего платья из лилового муара. – Тебя не должны видеть до последней минуты, дитя моё.
– Я не позёрка, тётушка, и сюда не придут те, кто станет разглядывать меня, критиковать моё платье или подсчитывать стоимость моего свадебного обеда. Я слишком счастлива, чтобы беспокоиться о том, что кто-то скажет или подумает, и я собираюсь устроить свою маленькую свадьбу так, как мне нравится. Джон, дорогой, вот твой молоток. – И Мэг отправилась помогать «этому человеку» в его крайне неподобающем жениху занятии.
Мистер Брук даже не сказал «спасибо», но, наклонившись, чтобы забрать этот неромантичный инструмент, поцеловал свою невестушку за складывающейся дверью и так посмотрел на неё, что тётя Марч внезапно выхватила из кармана носовой платок и на острые глаза старушки навернулись слёзы.
Грохот, крик и смех Лори, сопровождавшиеся неблагопристойным восклицанием: «Юпитер Амон![61] Джо опять опрокинула торт!» – мгновенно вызвали переполох, который едва успел улечься, как явилась стайка кузин и «вечеринка пришла», как в детстве говорила Бет.
– Пускай этот юный великан держится от меня подальше, он беспокоит меня больше, чем комары, – прошептала старая леди Эми, когда комнаты заполнились гостями, над которыми возвышалась чёрная голова Лори.
– Он обещал сегодня очень хорошо себя вести, ведь он, если захочет, может быть очень галантным, – ответила Эми и ускользнула, чтобы предупредить Геркулеса не приближаться к дракону. Вопреки этому напутствию он стал неотступно преследовать старую леди, что почти сводило её с ума.
Свадебной процессии не было, но когда мистер Марч и молодая пара заняли свои места под свадебной зелёной аркой, в комнате воцарилась внезапная тишина. Мать и сёстры придвинулись друг к другу, словно не желая расставаться с Мэг. Отеческий голос не раз срывался, что, казалось, только делало церемонию ещё прекраснее и торжественнее. Руки жениха заметно дрожали, и никто не расслышал его ответа. Но Мэг посмотрела прямо в глаза мужу и сказала: «Я согласна!» – с таким нежным доверием в лице и голосе, что сердце её матери возрадовалось, а тётушка Марч громко шмыгнула носом.
Джо не плакала, хотя один раз была очень близка к этому, и от проявления эмоций её спасло только сознание, что Лори пристально смотрит на неё с забавной смесью веселья и волнения в озорных чёрных глазах. Бет прятала лицо на плече матери, а Эми стояла как грациозная статуя, и солнечный лучик, который был ей очень к лицу, касался её белого лба и цветка в волосах.
Боюсь, это было не к месту, но в тот момент, когда Мэг была обвенчана, она воскликнула: «Первый поцелуй мамочке!» – и, повернувшись к матери, от всего сердца поцеловала её. В течение следующих пятнадцати минут она выглядела ещё более похожей на розу, чем когда-либо, потому что все в полной мере воспользовались привилегией поздравить невесту, от мистера Лоуренса до старой Ханны, которая, украшенная дивным головным убором, накинулась на неё в холле, рыдая и восклицая: «Благослови тебя Господи, голубушка, сто раз! Торт нисколечко не пострадал, и всё выглядит прекрасно».
Затем все успокоились и сказали что-то искромётное, или попытались сказать, что было очень кстати, потому что смех не заставит себя ждать, когда на сердце светло. Не было никакого смотра подарков, потому что их все уже отнесли в маленький домик, не было и изысканного обеда, только обильный завтрак, состоявший из торта и фруктов, украшенных цветами. Мистер Лоуренс и тётя Марч пожали плечами и улыбнулись друг другу, когда оказалось, что вода, лимонад и кофе – это единственные виды нектара, которые подавали гостям три Гебы[62]. Никто не сказал ни слова, пока Лори, настоявший на том, чтобы обслужить невесту, не появился перед ней с полным подносом в руке и озадаченным выражением лица.
– Джо, случайно, не разбила все бутылки? – прошептал он. – Или я просто пребываю в заблуждении, что сегодня утром видел пропавшие бутылки лежавшими без присмотра?
– Нет, твой дедушка действительно любезно предоставил нам своё самое лучшее вино, и тётя Марч прислала несколько бутылок, но отец отложил немного для Бет, а всё остальное отправил в солдатский госпиталь. Ты же знаешь, он считает, что вино следует употреблять только во время болезни, а мама говорит, что ни она, ни её дочери никогда не предложат его ни одному молодому человеку под крышей нашего дома.
Мэг говорила серьёзно и ожидала, что Лори нахмурится или рассмеётся, но он не сделал ни того, ни другого, потому что, бросив на неё быстрый взгляд, сказал в своей порывистой манере:
– Мне это по душе! Потому что я видел достаточно зла от вина и хочу, чтобы другие женщины думали так же, как вы.
– Надеюсь, ты научен не личным опытом? – И в голосе Мэг послышались тревожные нотки.
– Нет. Даю тебе слово. Не нужно думать обо мне слишком хорошо, однако вино не является одной из моих слабостей. Я жил в стране, где вино пьют как воду, и оно почти так же безвредно, но мне оно не нравится, хотя когда хорошенькая девушка предлагает выпить, не хочется отказываться.
– Но откажись – ради других, если не ради себя. Ну же, Лори, обещай мне это и дай мне ещё один повод назвать этот день самым счастливым в моей жизни.
Столь внезапное и серьёзное требование
