— И мне.
Это был не самый удачный момент для поцелуев. Наши лица закоченели от холода, губы потрескались, но это было не важно. Было так хорошо чувствовать её рядом, ощущать её дыхание. Лучше всякого кислорода.
— Надо возвращаться, — нехотя сказал я.
Когда лёд растопили, воды получилось на удивление мало. Но всё же её хватило, чтобы всё мы смогли утолить жажду. Теперь, когда я знал, что у нас с Кейт снова всё хорошо, остальное казалось не таким уж плохим — ни яростное раскачивание корабля, ни то, что наша охота за сокровищами пока что не увенчалась успехом. Когда ветер стихнет, «Сага» вернется и заберет нас — а о том, что будет потом, я не загадывал.
Хэл занял нас всех делом, велев обследовать разные части мастерской. Он выглядел немного усталым и уже не казался таким важным, как прежде. По мере того как помещение прогревалось, все скидывали капюшоны и перчатки и понемногу расстегивали воздушные костюмы. Мои пальцы на ногах начали оттаивать. Это было просто блаженство. Я проверял какие-то ящики, когда шипящий звук привлек моё внимание к виварию с аэрозонами. Изнутри на стекла брызгала вода, и ручейки стекали вниз, растапливая иней. Кейт тоже заметила это. Мы вместе подошли к двери, осторожно приоткрыли её и заглянули внутрь. Потолок был усеян маленькими опрыскивателями, которые теперь энергично вращались, насыщая виварий густым водяным туманом.
— Разумно, — отметила Кейт. — Каждому живому существу нужна вода. Он должен был как-то поить их в неволе.
Опрыскиватели отключились. Видимо, там был какой-то часовой механизм.
— Откуда, по-твоему, они берут воду на воле? — спросила она.
— Может, из дождевых облаков, — ответил я. — Как ты думаешь, они здесь замерзли насмерть?
Кейт помотала головой:
— Помнишь тех жуков, что я поймала? Они не были замерзшими. Аэрозоны должны вырабатывать какое-то вещество против замерзания.
— И еду они продолжали получать через вентиляционные отверстия, — добавил я.
Кейт кивнула:
— Но если опрыскиватели не работали, аэрозоны в конце концов погибли от обезвоживания.
Хорошо было снова вот так разговаривать с ней, вместе размышлять над всякими загадками, совсем как прежде. Она такая любознательная и всегда готова удивляться. Убедившись, что никто не видит, я взял её ладонь в свою и почувствовал, как её пальцы ответили на пожатие. И я вдруг подумал: дом. Это было совершенно неожиданно. Но мне кажется, что когда прощаешься со своим родным домом, то всегда ищешь другой — место, где чувствуешь себя счастливым и сильным, где тебе хорошо. Три года я называл своим домом «Аврору». Но теперь, когда я жил в Париже, моим домом был не город. Им стала Кейт.
Агрегат Грюнеля дал нам свет и тепло, но он не мог сделать воздух менее разреженным. Мы находились на «Гиперионе» уже больше восьми часов, и девятый был на исходе. Температура за бортом ещё упала, и обогреватели работали на полную мощь, чтобы поддерживать в мастерской хотя бы около нуля. Мы все были измучены.
Несколькими часами ранее Кейт попросила у Хэла разрешения сходить в мертвый зоопарк и составить опись коллекции Грюнеля. Он нехотя дал ей на это полчаса. Я пошел с ней и держал фонарик, пока она торопливо черкала в блокноте, описывая существ из застекленных витрин. От её портативной фотокамеры, как выяснилось, на сильном морозе не было никакого толку. Когда Кейт попыталась сфотографировать йети, затвор даже не открылся. Хоть она и горько сожалела, что у неё слишком мало времени, но по истечении получаса мы оба отчаянно дрожали и Кейт с трудом удерживала карандаш. Мы ретировались в относительное тепло мастерской.
Съежившись под одеялами рядом с остальными, я заметил, что и Кейт, и Надира всё чаще пользуются своими кислородными масками. Хэл не прикасался к своему запасу кислорода, и я тоже. Я боялся, что мы задохнемся раньше, чем нас спасут. Все мы теперь сухо покашливали, но Надира больше остальных…
Спать мы договорились по очереди. Я вызвался нести первую двухчасовую вахту. Кейт и Надира надели маски и уснули. Хэл тоже спал, но без кислорода, он кашлял и бормотал что-то во сне. Опрыскиватели в виварии включались каждые полчаса и смывали иней, постоянно нарастающий на стекле. Мне были хорошо видны мертвые аэрозоны, вяло плавающие в воздухе. Шторм немного поутих, но корабль всё ещё кряхтел и постанывал. Хорошо, что у нас есть свет.
Я жалел, что не захватил с собой дневник Грюнеля. Хотелось взглянуть на его рисунки летающего города. Гигантская машина угрожающе заскрипела, я бросил на неё взгляд, опасаясь, как бы она не сорвалась с креплений и не расплющила нас во сне.
Не поспеши Хэл отослать те чертежи, мы могли бы узнать, как на самом деле работает это устройство. Я поднялся и подошел к агрегату, разглядывая лампочки и приборы, прислушиваясь к беспрерывному журчанию воды в трубах. Похоже, вода циркулировала между машиной и большим резервуаром, закрепленным высоко на стене. От генератора исходило тепло, словно от бока пузатой печки.
Запах гидрия, который я почувствовал ещё раньше, теперь усилился. Вряд ли он исходил из вивария. Принюхиваясь, я обошел агрегат Грюнеля сзади. От него к выходному отверстию в борту корабля шел толстый шланг. В месте соединения замерзла вода, и резина потрескалась. Я услышал шипение выходящего газа и придвинул нос поближе. Меня обдало ароматом спелого манго. Трещинка была небольшая, и едва ли имелась серьезная угроза того, что гидрий заполнит все помещение и задушит нас. Но воздуха было и так мало, и я не хотел рисковать. Я рыскал по мастерской, пока не нашёл моток упаковочной ленты, и в три слоя обмотал ею поврежденное место. Шипение прекратилось; запах исчез.
Эта машина вырабатывает гидрий, с изумлением понял я.
Я никогда о таком не слышал. Гидрий выходит из глубоких расщелин в земле, и его очищают, прежде чем использовать в качестве подъемного газа. Грюнель каким-то образом разработал способ получать его искусственно. Невозможно даже вообразить, на что ещё способен этот его генератор.
Позже, разбудив Хэла на вахту, я рассказал ему об этом.
— Лучше бы он делал золото, — проворчал Хэл. — Ложитесь, поспите.
Я улегся. Теперь нехватка кислорода ощущалась острее, чем когда-либо. Велик был соблазн воспользоваться дыхательной маской, но я хотел сберечь кислород, на случай если он понадобится для Кейт и Надиры. Уснуть мне удалось не сразу.
Мне приснилось, что мы все спим в мастерской и нас будит кошмарный звук сирены. Он доносится из огромного гроба. Меня сковал ужас, но Кейт, и Надира, и Хэл довольно спокойны и говорят, что там, наверно, кто-то есть. Мне велят пойти выпустить беднягу. Я не хочу идти, но, хотя и не шевелю ногами, вижу, что скольжу по полу прямо к гробу. Гудки становятся всё громче и настойчивее, словно гогот огромного обезумевшего гуся. Я знаю, что увижу сейчас.
