– Близки – не то слово, Хоури.
– Ладно, вы были любовниками. Я не хотела так говорить, боялась обидеть тебя.
– А ты не бойся меня обидеть, девочка. Все было так давно.
Их прервал голос Вольевой:
– Всем оттолкнуться и переместиться к потолку зала!
Они подчинились, используя свои скафандры в режиме небольшого усиления, чтобы оттолкнуться от плиты, образующей торцевую стену цилиндра. С того момента, как вошли в зал, они пребывали в состоянии невесомости, но по мере их продвижения к потолку нарастала центробежная сила и появилось ощущение веса. Гель-воздух ослаблял его, но Хоури все же чувствовала верх и низ.
– Я поняла, за что ты меня невзлюбила, – возобновила разговор Хоури.
– Не сомневаюсь.
– Я заняла его место. Выполняю его задачи. И теперь тебе приходится иметь дело со мной. – Хоури старалась говорить так, будто выкладывает накипевшее на душе. – На твоем месте, наверное, я и сама чувствовала бы то же самое. Я тебе вовсе не враг, Суджик.
– Не обманывай себя.
– В чем я себя обманываю?
– В том, что ты понимаешь хоть одну десятую происходящего здесь.
Теперь Суджик находилась почти рядом с Хоури; белая бесшовная броня их скафандров вот-вот врежется в израненную стену зала. Хоури видела когда-то изображения сказочных белых китов, которые живут на Земле или жили там когда-то.
– Слушай, – сказала Суджик, – ты меня круглой дурой считаешь? И правда веришь, что я могу ненавидеть того, кто занял вакансию после смерти Бориса? Не унижай меня, Хоури.
– Это никогда не входило в мои намерения.
– Если я ненавижу тебя, то по очень веской причине. Потому что ты принадлежишь ей! – Суджик плюнула последней фразой, как змея ядом. – Вольевой! Ты ее игрушка. Я ненавижу ее, а поэтому, естественно, ненавижу все, что с ней связано. Особенно то, что она ценит. И если бы я могла нанести ей ущерб, уж не сомневайся, я бы не упустила своего шанса?
– Я не принадлежу ни Вольевой, ни кому другому. – Тут же Хоури разозлилась на себя за то, что оправдывается с таким жаром, и на Суджик, которая ее заставила перейти к обороне. – И вообще, это не твое дело! Знаешь что?
– Умираю от желания узнать.
– Судя по тому, что я слышала, Борис был не самым здравомыслящим человеком во Вселенной. И еще я думаю, что Вольева не доводила его до безумия намеренно, а просто пыталась использовать его психическую неустойчивость для чего-то полезного. – Она позволила своему скафандру замедлить полет и первой мягко коснулась ногой шероховатой стены. – Но у нее не получилось. Невелика потеря. Может, вы с Нагорным стоили друг друга.
– Да, пожалуй, стоили.
– И что дальше?
– Я не обязана притворяться, Хоури, будто мне нравится то, что́ приходится от тебя выслушивать. Не будь мы в одной команде и не таскай на себе скафандры, я бы с удовольствием показала тебе, как умею ломать шеи. Впрочем, нельзя исключать, что такая возможность мне предоставится в недалеком будущем. Однако надо отдать тебе должное: стержень у тебя есть. Другие куклы Вольевой ломались гораздо раньше. А некоторых она ломала сразу.
– Хочешь сказать, что заблуждалась на мой счет? Извини, если не услышишь от меня слов благодарности.
– Я хочу сказать, что на твой счет, возможно, заблуждается она. – Суджик хихикнула. – Это не комплимент, девочка, а всего лишь констатация. И тебе может не поздоровиться, когда она это поймет. Кстати, это вовсе не значит, что я вычеркнула тебя из списка сволочей.
Хоури нашлась бы с ответом, но тут грянул голос Вольевой, которая обратилась к ним по общей связи со своего наблюдательного поста, находившегося в середине зала.
– В следующем упражнении особых правил нет, – сказала она. – А если и есть, то вам они неизвестны. Ваша задача – оставаться в живых, пока я не дам отбой. Начинаем через десять секунд. Во время упражнения я для вас недоступна и вопросов не принимаю.
Хоури выслушала без особой тревоги. На Окраине Неба тренировки без правил случались часто, да и в ЦАПе тоже. Либо ядро сценария пряталось и тренирующийся должен был добраться до него самостоятельно, либо моделировался хаос, способный возникнуть в ходе реальной операции, и бойцу предстояло правильно сориентироваться.
Началась разминка. Вольева наблюдала с высоты, как из замаскированных люков на ее бойцов пошли автоматические мишени. Они не представляли собой ничего особенного, во всяком случае, сначала. На первом этапе скафандры пользовались относительной автономией в обнаружении и выборе целей. Такие операции они проделывали мгновенно; носивших их людям оставалось только принять решение об уничтожении противника. Потом мишени вдруг активизировались, открыли ответный огонь, не сказать что меткий; но они непрерывно наращивали темп стрельбы, и та, даже оставаясь неприцельной, сделалась опасной. И сами цели помельчали, они выскакивали из люков чаще и двигались проворнее.
По мере роста угрозы скафандры теряли многие свои функциональные достоинства. На шестом или седьмом раунде их способность к автономным действиям заметно упала, сенсорная сеть, которой каждый скафандр окружил себя, рвалась, так что бойцам приходилось все больше полагаться на собственное зрение. Но хотя сложность упражнения росла, Хоури, которой уже доводилось тренироваться по таким схемам, действовала хладнокровнее и расчетливее. Надо было лишь хорошенько следить за функциональным ресурсом скафандра. Ведь у него еще есть оружие, энергия и способность летать.
На первых этапах три женщины не поддерживали связи между собой. Они слишком сосредоточились на том, чтобы найти пределы собственных психических сил. Но потом пришло что-то вроде второго дыхания, возникло состояние стабильности, которое лежит за кажущейся гранью человеческих возможностей. Это состояние сродни трансу. Есть определенные способы достижения необходимой концентрации, например механическое повторение медитативных мантр. Но одного желания, чтобы войти в такой боевой транс, недостаточно; это больше похоже на преодоление отвесной скалы. Скалолаз, ценой невероятных усилий прошедший сверхтрудный маршрут, вдруг обнаруживает, что его движения стали более плавными, а высота больше не кажется недоступной. Но он бы нипочем ее не покорил, если бы не потратил уйму психической энергии.
На подходе к такому состоянию Ана увидела Мадемуазель.
«Увидела» – не совсем подходящее слово. Просто на периферии чувств промелькнуло нечто неуместное в этом зале. А уже рассудок подсказал: это, скорее всего, Мадемуазель. Ощущение исчезло так же быстро, как и появилось.
Может, просто почудилось?
Хоури не видела и не слышала ее после инцидента со взбесившейся пушкой. В ту последнюю встречу Мадемуазель дала волю уязвленному самолюбию. Однако предупредила Ану: проведя в ЦАПе слишком много времени, Хоури привлекла к себе внимание Похитителя Солнц.
И действительно, когда Хоури собралась покинуть оперативную матрицу ЦАПа, почудилось, будто на нее несется стремительно растущая тень. Вот тень накинулась, обволокла – но Ана совершенно ничего при этом не ощутила. Казалось, в тени вдруг появилась дыра, и Хоури ловко проскочила сквозь нее. Проскочила ли? Правда жизни редко бывает столь милосердна.
Не хочется думать, что этой тенью был Похититель Солнц, но разве исключена такая возможность? А если не исключена, приходится допустить, что Похититель Солнц мог поместить часть себя в ее разум!
Хоури знала, что там уже находится частичка этой сущности, занесенная псами Мадемуазели, и это знание было для нее тяжким бременем. Но эта частичка все же находилась под контролем Мадемуазели. А новый, большой фрагмент Похитителя Солнц она сможет сдерживать? Она давно не выдает своего присутствия, вот разве что сейчас бестелесным призраком пронеслась по залу. Если это не игра воображения, то что может означать появление Мадемуазели после столь долгого отсутствия?
Первая часть упражнения между тем закончилась. Функционал скафандров частично изменился, отключился ряд опций, добавились новые. Женщины поняли: условия игры ужесточаются.
– Что ж, – оценила действия бойцов Вольева, – видала я результаты и похуже.
– Я бы приняла это за комплимент, – сказала Хоури, надеясь пробудить хотя бы слабое чувство товарищества у Кьярваль и Суджик, – если бы не знала, что Илиа никогда не говорит иносказательно.
– Значит, хоть одна из вас поняла правильно, – резко ответила Вольева. – Но не бери в голову, Хоури. Сейчас все будет очень серьезно.
В дальнем конце зала начала открываться вторая бронедверь. Из-за постоянно меняющегося освещения Хоури воспринимала происходящее стробоскопически. Что-то такое валило из этой двери: расширяющийся рой эллипсоидов, каждый метровой длины и светлого цвета, с многочисленными манипуляторами и торчащими из амбразур стволами.
Дроны-часовые. Хоури познакомилась с роботами такого типа еще на Окраине Неба. Их прозвали волкодавами за яростные нападения, а еще за то, что они всегда набрасываются стаями. На войне их применяли преимущественно для деморализации противника, но Ана хорошо знала, что они способны на многое и что скафандр не гарантирует ей безопасности. Волкодавы неистовы, но не умны. Вооружены сравнительно легко, но этого оружия много, и действует оно синхронно. Стая волкодавов может сосредоточить огонь на одной цели, если это тактически необходимо. Именно единомыслие делает их такими грозными противниками.
