Весь март Рэттнер и Ли мерялись силами. Рэттнер сказал, что, если банки не хотят идти на уступки по долгу, почему бы им просто не принять управление компанией самим? Ли парировал: если такое случится, они просто ликвидируют компанию — хочет ли администрация Обамы проверять, блефует он или нет?
А между тем, поскольку стало совершенно ясно, что всем парадом слияния командует целевая группа, руководство «Крайслера» возмутилось тем, что их разжаловали до зрителей в первых рядах. Один член руководства в электронном письме коллегам назвал министерство финансов «Всевышним». Сам Нарделли написал: «Похоже, заправляет всем министерство!» Но дальше возмущения не шло, ведь все знали, что без налоговых долларов «Крайслер» давно бы уже преставился.
Все эти жалобы на раненые чувства не мешали работать Блуму, который теперь представлял свою группу на переговорах с «Фиатом», «Крайслером» и СРА. Несмотря на то что некоторые консультанты президента советовали ему оставить «Крайслер» умирать, Блум непрерывно просчитывал, как спасти компанию, в случае если президент все-таки даст ему на это добро. В среду 25 марта, после очередной презентации проекта «Фиата» группе, он подошел к Хорроксу и спросил: «Можно поговорить с вами с глазу на глаз?»
Они вернулись в Дипломатический зал, из которого временно вынесли богато украшенную мебель, чтобы поставить дешевые столы и раскладные стулья для заседаний целевой группы. «Мы рассматриваем множество сценариев, — сказал Блум. — Согласно одному из них, профсоюзный траст ФАСБ получает значительную долю в „Крайслере“. Возможно, даже большинство. Как вы на это смотрите?»
Хоррокс подумал с минуту. «Если мы будем руководить компанией и у нас будет большинство в совете директоров, то, думаю, Серджио согласится», — наконец ответил он.
По возвращении Хоррокса в вашингтонский офис «Фиата» Марчионне спросил его, чего хотел Блум. Хоррокс объяснил ситуацию, и глава «Фиата» согласился, что условия эти терпимые. На следующий день на судьбоносном совещании в аудитории имени Рузвельта Обама дал целевой группе добро на заключение сделки с «Фиатом». Флотилия, похоже, выстраивалась для участия в спасательных работах — все, кроме одного судна.
В последние выходные марта, перед тем как президент произнес свою речь на телевидении, Ли позвонил Рэттнеру. Банки не согласны на частичную выплату займов для содействия сделке с «Фиатом», повторил он. «Заплатите по полной, и я уйду с дороги», — сказал он. Все 6,9 миллиарда, и «ни центом меньше».
Однако так жестко Ли играл недолго. В понедельник 30 марта, услышав от Обамы, выступавшего по телевизору, что «Крайслер» без сделки с «Фиатом» действительно ликвидируют, Ли начал подумывать, что целевая группа, пожалуй, не блефует, и перезвонил Рэттнеру. «Нужно поговорить», — начал он на этот раз. Похоже, и корабль кредиторов был готов сменить курс.
В четверг 2 апреля — через три дня после речи Обамы — Рэттнер с Блумом устроили еще одно собрание в конференц-зале на пятом этаже министерства финансов. Среди почти сорока присутствовавших были Рон Геттелфингер, Серджио Марчионне, Боб Нарделли и Эндрю Хоррокс. К ним впервые присоединились Джимми Ли и другие кредиторы.
Все банки, представители которых пришли на собрание, уже получили свои деньги по «Программе выкупа проблемных активов», однако использовать этот факт в качестве аргумента не приходилось: у Рэттнера были четкие инструкции не упоминать о правительственной помощи. И все же он председательствовал на этом собрании с уверенностью игрока, у которого на руках все козыри.
«У нас для вас есть новости, — начал он. — Вот наш план сделки „Фиата“ с „Крайслером“». Ли перебил его вопросом о прогнозах движения наличности (похоже, на собраниях он привык сам контролировать ход обсуждений), но Рэттнер его оборвал.
В будущем альянсе «Фиат»-«Крайслер», продолжил он, ФАСБ СРА получит 55 % акций «Крайслера» вместо половины причитающихся ФАСБ отчислений. «Фиат» получит 20 % акций, с возможностью увеличения пакета до 35 %, в обмен на производственные планы и технологии, без денежного предоставления. Нарделли и Марчионне сделали свои презентации, а потом Рэттнер обратился к вопросу 6,9-миллиардной задолженности перед банками.
— Мы готовы отдать вам намного меньшую сумму, — сказал он и добавил: — Один миллиард долларов. — На самом деле целевая группа была готова заплатить и больше, но соглашаться на большее, не поторговавшись, не было смысла.
— А доля в компании? — спросил Ли.
— Эту возможность мы не рассматривали, — ответил Рэттнер.
— Никакой доли?
— Нет.
Ли был ошеломлен.
— Как вы объясните то, что кредитор по необеспеченной задолженности получает более 50 % компании, а кредиторы с обеспечением не получают ничего? — спросил он.
— Мы даем вам эквивалент того, что вы получили бы при ликвидации «Крайслера», — ответил Рэттнер. — Вы были настроены на ликвидацию, так что разницы для вас все равно никакой.
Он добавил, что долговые обязательства «Крайслера» сейчас оцениваются в 18 центов на доллар, и 1 миллиард — фактическая рыночная стоимость его задолженности перед банками.
— Но почему мы? — уже совершенно новым, заунывным тоном спросил Ли. — Правительство закачало в банки миллиарды, чтобы их оздоровить, так зачем вредить нам?
— Джимми, я просил тебя в этом поучаствовать, ты сказал «нет», — ответил Рэттнер. — Ты сам сказал, что, если надо, ликвидируешь компанию. Вот мы тебя на слове и поймали.
— Ну да, но с тех пор кое-что изменилось.
— А что изменилось?
— Бе… Белый дом!
Тут все присутствовавшие на мгновение притихли: Ли только что признал, что президент поймал его на блефе. Но Рэттнер уже не собирался откликаться на его новое предложение — по крайней мере, сразу.
Джимми Ли нельзя было назвать приятным персонажем. Тем не менее закон в Америке призван защищать тех, кого никто не любит, — даже наглых толстосумов в подтяжках. И согласно закону, Ли и другие «первоочередные обеспеченные» заемщики стояли в очереди на выплату долгов впереди СРА и уж конечно раньше «Фиата», который кредитором не был и вовсе.
Так все представили в новостях, но на деле все было не так просто. Займы, выданные «Крайслеру» банками два года назад, были несколько безрассудными: все равно как если бы местный банк выдал автолюбителю 100-тысячный «обеспеченный кредит с преимущественным правом удовлетворения требований» на трехлетний «додж». На бумаге заем банков был «обеспеченным» и «первоочередным», однако стоимость заложенных активов меняла ситуацию. Как позднее выразился Блум, отпор, данный им банкам, показал, что «дядюшка Сэм все решает сам».
Более того, СРА поставлял «Крайслеру» жизненно необходимый ресурс: трудовой. Отказать СРА, по мнению Блума, было все равно что не платить поставщику какой-нибудь автодетали, скажем руля. Без руля нет машины. Блум считал, что суд по делам о банкротстве утвердит выплаты рабочим и ФАСБ на пенсионные нужды — по приоритетности, как поставщику рулей.
Но была еще одна проблема: сам СРА был так же не в восторге от своих перспектив, как и банки. Рону Геттелфингеру не нужны были 55 % акций «Крайслера» вместо пяти миллиардов в ФАСБ — как и два года назад, когда подобную сделку предлагал ему Керкорян. СРА понимал, что акции компании могут обесцениться или просто упасть в цене настолько, что ФАСБ придется лишить пенсионеров медицинской страховки. Геттелфингеру, как и Джимми Ли, нужны были деньги — которых у «Крайслера» как раз и не было.
10 апреля, в Страстную пятницу, представители «Фиата» и профсоюза приехали в министерство финансов подбить взаимные счета. Блум на этой встрече поприжал профсоюз так же, как Рэттнер в прошлый раз прижал банки, только повежливей. «ФАСБ располагает долговыми обязательствами совершенно неплатежеспособной компании, — сказал он Геттелфингеру. — Акции для вас хороший вариант».
Он также добавил, что, если Геттелфингер будет препятствовать сделке с «Фиатом», ему ничего не останется, как ликвидировать «Крайслер», а этого СРА хотелось еще меньше, чем банкам. Переговоры продолжались несколько часов. В какой-то момент Хоррокс, банкир от Ю-би-эс, вышел из здания подышать свежим воздухом, но обратно его не пустила охрана. Возможно, будущее «Крайслера» и было в тот момент на кону, но охрана министерства не дремлет никогда. Блуму пришлось лично спуститься на вахту и попросить впустить банкира обратно.
