команде. Лицо другое, больше уверенности в глазах. Не уверенности старосты-отличницы, заглядывающей в рот старшим и ловящей каждое слово учителя, а уверенности сформированного взрослого человека. Могу, наверное, собой гордиться.
— Не получу я, похоже, красивой строчки в аттестате, да? — с улыбкой спросила староста.
— Почему? Активный член команды, дошедшей до полуфинала — это весьма весомо, Оля. Согласись.
Девушка кивает.
— Да, весомо. Только останавливаться я не хочу. Понравилось. Оружие, командная работа, адреналин.
— Так оставайся. Скучно точно не будет.
Получив, видимо, желаемое, староста ушла. А желаемым, судя по всему, было подтверждение, что мы на играх точно не остановимся. Пай-девочке надоело быть пай-девочкой? Вот уж точно в тихом омуте.
Подошёл Виталий, просто выразил радость по поводу моего возвращения. Тактик наш, наоборот, мало изменился. Пусть я и занимался его развитием наравне с остальными, и по магической силе парень превосходил себя прежнего весьма заметно, личностный рост остался минимальным. Похоже, нужно заняться им в индивидуальном порядке. Попробовать, как минимум. Может, и получится офицера вырастить.
Остальные тоже подходили со всякими пустыми делами, типа вопросов: «а точно можно остаться в команде?» В общем, довольно быстро остался только ближний круг. Оглядываюсь на Волконского.
— Подождите, я сейчас со Славой помирюсь, и мы все вместе…
— Слава уехала, — ответил Владимир. — Взяла машину и уехала. Домой.
Круто. Импульсивный поступок взвинченной девчонки.
— Дай ей немного времени, — посоветовал князь. — Перебесится, потом помиритесь.
Да уж, успокоил, мне сразу стало легче. В любом случае надо мириться. Куплю кучу подарков, чтобы немного переключить внимание, а потом будем восстанавливать душевное равновесие. Взаимно.
— Так…
Заставляю себя снова переключиться на работу.
— Так. Освободившееся время надо использовать. У меня открылись некоторые новые перспективы, Владимир, я дам тебе список потребного. Не всё легко доступно, уж что достанешь.
Светлейший князь кивнул.
— А если комплексно анализировать ситуацию, то что-то как-то неспокойно в мире, поэтому мы займёмся развитием. Теперь, когда я сам вышел на высшую магию, нам доступны интересные методики. Все, кто уже может выйти на высшую магию — будут выходить. Остальных подтянем и тоже выведем. Планы большие, планы глобальные.
Мы перешли в большой кабинет, более подходящий для совещаний и разборов полётов, где я подробнее рассказал о своих похождениях. Народу полезно знать, как работают наши враги и чего от них стоит ждать. Как ведут себя друзья — полезно знать вдвойне.
— То есть вопрос с наркотиками закрыт? — спросил по итогу мой брат.
Киваю:
— Да, для нас — закрыт. Дальше пусть органы занимаются, это их прямые обязанности.
— А что мы будем делать с хасанидами? — спросил Шемякин.
Пожимаю плечами:
— Ничего. Мне случайно удалось вскрыть двоих, но эти ребята существуют не первый век. И всё это время за ними охотятся, однако уничтожить никак не могут. Мстить они практически наверняка не будут. Если бы они этим регулярно занимались — уже давно бы потеряли всех оперативников. Могут подойти, посмотреть на нас издалека, понять, что не по их рылу, и идти дальше заниматься своими делами.
— Остаётся принцесса, — констатировала Ядвига.
Я вздохнул, кивнул.
— Да, остаётся принцесса. Никакой ясности с мотивами её поступка нет. Приходится держать в голове вариант, что она мной конкретно и нами в целом заинтересовалась. Даже нельзя сказать, заинтересовалась в плохом смысле или в хорошем.
— Как это? — не понял Данко. — Она же нас дисквалифицировала! Это однозначно плохо!
— Формулировка, Данко, — ответил Волконский. — Её Императорское Величество публично признала нашу силу. Это часть придворного этикета. Члены императорской семьи не могут просто подойти к любому человеку и сказать — ты мне нравишься, давай дружить. Сотни лет придворных интриг создали своеобразный этикет. Романовы действуют так, чтобы их поступки сложно было интерпретировать однозначно.
Цыганёнок выразил понимание и кивнул.
— А, понятно. Хитро завуалированная похвала. И если завтра она придёт к нам и предложит поработать, то мы вроде как и свободны уже, и команда к бою готова.
Тоже прогресс налицо. Хорошо его натаскивали, вдумчиво. И Волконский тоже заметил, с интересом так поглядывает. У князя точно хватка, перспективный кадр не упустит, как не упустил меня.
— Держите ушки на макушке, мальчики и девочки. Мы вступили в Большую Игру, — подвожу я итог.
— Дмитрий прав, — подхватывает Владимир. — Его действия в колонии сделали ему имя. О Диме Мартене мало кто знает, но о Кунице знает каждый дворянин в Петрограде, Москве и любом крупном городе. Прямо сейчас это ничем нам не грозит. Восстание вызвало переполох, на повестке дня у всех новые реалии, новые обстоятельства. Но как только пыль немного осядет — обратят внимание на нас. Пристальное внимание.
Князь поднялся и прошёлся по кабинету.
— Первое политическое заявление мы уже сделали. Показали свою позицию, ни к кому на вторых ролях не присоединились. Теперь нас будут вербовать и пытаться растащить по кускам. Надо быть готовым к тому, что половина команды разбежится, соблазнившись жирными предложениями и тёплыми местами. Вас тоже будут вербовать.
Вицлав кивнул:
— Уже.
Люда поддержала:
— И не единожды.
Подтверждающе кивнули почти все.
— Оперативно, — оценил Светлейший князь. — Только предупреждаю сразу. Большая Игра — штука опасная. Уход в другую команду может как оставить нас друзьями и даже союзниками, так и разом превратить во врагов.
— Не сгущай краски, Ваша Светлость, — немного притормозил я князя. — Ты, конечно, прав, но внутренняя борьба группировок пока до такого ожесточения не дошла.
Ещё раз обвожу всех взглядом.
— А так многие из нас уже видели, как принято решать проблемы в этих кругах, да?
И вижу понимание на лицах.
— Нас ждёт много работы, так что про выходной день я не шутил. Расслабьтесь, пока есть такая возможность.
Глава 40
Пермь. Кафе.
Октябрь 1983
Противная холодная морось прогоняла людей с улицы. Прохожих за большим окном кафе почти не наблюдалось, редкие одиночки, имевшие какие-то неотложные дела и вынужденные подставлять себя негостеприимной стихии.
Девушка, сидевшая за столиком у окна, прижала ладони к медленно остывающей чашке. Кофе разочаровал, пережаренный, а затем разбавленный, напиток превращался в изделие на тему, не удовлетворяющий даже совсем не гурмана в лице одинокой посетительницы.
— Ваше пирожное, — официантка поставила тарелку перед девушкой.
У тарелки был сколот краешек, а рисунок выцвел. Пирожное выглядело неплохо, вполне аппетитно, примеряя с
