Бегать по дому он не стал, справедливо опасаясь налететь на японцев и получить пулю в спину. Выбив раму, Щепкин выпрыгнул из окна на крышу сарая, а с нее на землю. Заглянул в сарай, прошел вдоль стены к дому, заглядывая в окна.
Стрельба шла с другой стороны. На миг выглянув за угол, капитан увидел за насыпью Брауна, а левее метрах в тридцати мелькавшего Скорина. Откуда они здесь?
Японцы палили в Брауна из нескольких стволов. Кто-то шумел возле экипажей. Щепкин отшагнул за стену, заглянул в ближнее окно и вдруг увидел Акину. А рядом с ней Кинджиро. Тот что-то сказал девушке, и она вышла из комнаты. Кинджиро нахмурился и вышел следом.
— Ага, — шепнул Щепкин. — Здесь…
Он потянул створку на себя. Потом ударил по ней. Створка поддалась, со скрипом отошла. За ней вторая. Распахнув их полностью, капитан влез в комнату, осмотрелся. Сваленные в беспорядке вещи, два чемодана, саквояж. Видимо, все это бросили перед побегом. Щепкин подошел к двери, хотел было ее открыть, но она вдруг резко отошла назад. В проеме возникла фигура Кинджиро.
Оба от неожиданности застыли. Потом Щепкин ударил японца левой рукой в скулу, а правой схватил за лацкан пиджака и рванул на себя.
Японец на миг опешил, но потом перехватил руку капитана и попытался вывернуть, а затем врезал носком ботинка по голени. Щепкин зашипел от боли, ответил ударом локтя по голове противника. Кинджиро втянул голову в плечи, удар пришелся по затылку. Японец присел и попробовал провести бросок через бедро.
Щепкин с приема соскочил, ударился спиной о стену. Из-за ремня выпал револьвер и стукнул о пол. Кинджиро ногой отшвырнул его в сторону.
Щепкин сбросил руку противника, ударил правой ладонью по его скуле. Кинджиро отлетел в сторону, стал шарить рукой за поясом, ища пистолет.
— Русская свинья! — крикнул он на японском. — Сдохни!
Кинджиро почти достал пистолет, но Щепкин прыгнул вперед, ударил ногой по кисти, и пистолет присоединился к револьверу на полу.
Капитан нанес удар правой рукой, потом левой. Кинджиро отступал до кровати, уперся в него ногами, шагнул вперед, принимая стойку. Затем вдруг резко скакнул к раскрытому чемодану, швырнул его в Щепкина, а из-под тряпья достал нож.
Капитан отступил, сгорбил плечи. Нож — это плохо. Но не смертельно.
— Я отрежу тебе уши, потом язык! — пообещал Кинджиро. — И скормлю собакам.
Щепкин молчал. Японец пошел по дуге, затем перехватил нож лезвием вниз и улыбнулся.
За его спиной вдруг открылась дверь. В комнату вошла Акина.
— Пошла прочь! — взревел Кинджиро. — Иди к экипажу! К дяде! Я убью эту собаку и догоню вас.
— Нет! — Акина решительно шагнула вперед. — Не трогай его!
— Уйди! Дура!
— Акина, уходи, — взмолился Щепкин, делая небольшой шажок вперед. — Не мешай!
— Вася… — по щекам Акины потекли слезы. Она встала рядом с мужем. — Беги.
Кинджиро прищурился, побледнел. Вдруг сдавленным голосом произнес:
— Это его ты любила, моя жена? Всегда любила, да?
— Да! — отозвалась Акина.
— Эта русская тварь недостойна чувств. — Кинджиро посмотрел на Щепкина. — А ты предала меня! Ты плохая жена, Акина. А плохих жен наказывают.
Он резко повернулся и почти без замаха всадил клинок в грудь жены. Акина тонко вскрикнула.
— Акина! — заорал Щепкин, бросаясь вперед. — Ублюдок!
Кинджиро вытащил клинок, оскалил зубы.
— Я покарал неверную жену. А теперь покараю тебя…
За его спиной Акина медленно опускалась на кровать. Ее лицо стремительно бледнело, губы что-то шептали, но капитан не слышал ничего.
Он ударил левой ногой, обманывая противника. Кинджиро выставил руку на блок, сам махнул ножом. Щепкин отбил удар, опять выбросил вперед ногу, угодив японцу в голень. А когда тот попытался ударить ножом вновь, выставил блок и тут же ударил по руке с ножом. Клинок выпал.
Кинджиро схватил Щепкина за воротник, рванул на себя. Капитан подался, нырнул вниз, ударил кулаком в горло, продолжил движение, подсел, поддел левым плечом подмышку Кинджиро и распрямился.
Кинджиро перелетел через плечо капитана и с грохотом упал на пол. Щепкин тут же нанес удар каблуком по его шее. Что-то хрустнуло в горле японца, он дернулся и затих.
Щепкин бросился к Акине. Она была еще жива, левой рукой зажала рану и неотрывно смотрела на капитана. Из глаз лились слезы.
— Вася… Я всегда была твоей. И буду там… тоже твоей…
— Милая, потерпи. — Щепкин достал платок, наложил на рану, из которой лилась кровь, прижал. — Я отвезу тебя в больницу.
Акина погладила правой рукой его по щеке, слабо улыбнулась и закрыла глаза.
Щепкин проверил пульс, приложил тыльную сторону ладони ко рту девушки. Потом отпустил ее руку и отошел назад. Нахлынула боль. Виски сдавило, резко защипало в груди и животе. Яд! Начал действовать. Отвар больше не помогал. Жить ему минут десять. И все.
Щепкин бросил последний взгляд на Акину и шагнул к двери.
— Кинджиро-сан, вы готовы?
На пороге возник Кихо с саквояжем в руке. Он заканчивал фразу, открывая дверь. А когда увидел лежащего на полу Кинджиро и стоявшего напротив Щепкина, бросил саквояж и прыгнул вперед.
У навеса Гоглидзе остановился. Выглянул наружу. Все японцы были в доме или около него. Кто-то стрелял по насыпи. А здесь тихо. Ротмистр выскочил из-за стены сарая, пробежал мимо автомобиля, мельком заглянул в него. Сзади лежали свертки, баулы. Сверху торчала длинная рукоятка японской сабли — катаны, Хотя сами японцы называли ее мечом. Такие ротмистр уже видел.
Он осторожно пошел к дому, внимательно глядя по сторонам.
— Руске! — вдруг раздалось откуда-то сверху.
Гоглидзе поднял голову. На небольшом балконе второго этажа стоял советник Горо собственной персоной и целился в ротмистра из пистолета. Вот так сюрприз! Прозевал, идиот!
— Брос писторет, руске! — скомандовал Горо.
Гоглидзе аккуратно положил браунинг на землю и приподнял руки. Все, пуля в лоб, и нет больше дурака-ротмистра! Глупо…
Горо вдруг прыгнул вниз. Мягко приземлился, отошел к автомобилю, держа ротмистра на прицеле. Он вытащил катану, поставил ее стоймя к дверце.
— Атайди.
Гоглидзе отошел в сторону от пистолета. Он ждал выстрела, но Горо почему-то медлил.
А тот пошарил в кузове, вытащил длинный сверток и бросил его ротмистру.
— Возьми.
В свертке была сабля.
— Бери! — Горо положил пистолет на подножку авто, снял с катаны ножны и пошел к Гоглидзе. — Готов?
Ротмистр едва не обалдел. В двух шагах идет бой, пули свистят чуть ли не над макушкой, скоро прибудет помощь из города, надо бы бежать, пристрелив русского, но Горо собирается фехтовать? Спятил, что ли?
Гоглидзе перехватил взгляд японца, полный ненависти и обреченности, и вдруг сообразил.
Горо все отлично понимал. Знал, что ему не уйти, что даже если выживет, будет объявлен на Родине преступником. Знал! И хотел умереть с честью в бою. Он, видимо, был готов броситься с клинком на пули, но не дать арестовать себя.
«Кодекс самурая» — вспомнил ротмистр. Они всегда шли до конца. Гоглидзе тоже снял ножны и осмотрел клинок. Это был прекрасный образец кубачинской сабли, одной из лучших в мире. Как сабля попала к японцам, непонятно. Видимо, купили где-то.
Горо хоть соображает, что сделал? Он дал в руки Гоглидзе его любимое оружие! Ну, раз он так хочет!..
Ротмистр отошел на шаг, взмахнул саблей и кивнул.
— Готов!
Горо атаковал сразу, напористо. Держа рукоять двумя руками, наносил сильные удары сверху вниз и по косой. Гоглидзе без труда отбивал их, используя преимущество в росте, силе и длине рук. Уловив момент, сам перешел в атаку. И дважды задел противника, правда, не очень сильно. Но из порезов на плече и груди полилась кровь.
Горо побледнел и отступил. Он уже понял, что нарвался на мастера. Европейская школа фехтования была иной, чем в Японии, однако очень эффективной. Горо много лет занимался кэндзюцу, но победить русского не мог.
Он с тоской посмотрел на оставленный пистолет, потом резко выкрикнул и бросился в атаку.
Гоглидзе принял удар на скошенный клинок, увел катану в сторону, резко выхлестнул саблей и срезал правую кисть руки Горо. Тот застыл, тупо глядя на висящую на рукоятке кисть и на хлынувшую из обрубка кровь. Потом издал гортанный крик и замахнулся катаной.
Второй удар Гоглидзе нанес горизонтально, напрочь снося голову противника. Отрезанная голова отлетела, ударилась о стену сарая и подкатилась под ноги ротмистра. Глаза Горо посмотрели на него, мигнули и застыли. Тело рухнуло на землю.
Гоглидзе отсалютовал поверженному противнику, швырнул саблю на землю, подхватил пистолет и бросился к дому.
«Хоть и глупо, но красиво, — подумал он. — Только время потерял…»
