В остальном меня кормили придворными сплетнями и слухами. О том, как Серж Шереметев уговаривал Катеньку Ольденбургскую принять его руку и сердце и как та, заливаясь слезами, рассказывала графу о своей неразделенной любви к цесаревичу Николаю. И будто бы даже молодой поручик кавалергардского полка Шереметев в казармах грозился вызвать наследника престола на дуэль, но был успокоен великим князем Александром и приглашен в личные адъютанты второго сына царя.
О том, что начались переговоры о женитьбе великого князя Александра Александровича на младшей дочери Максимилиана Баварского, Софии Шарлотте Августе. К той, правда, сватался еще и Людвиг, родной брат Франца Иосифа, императора Австрийской империи. Там вообще выходила какая-то запутанная история. Австрия усиленно продавливала рокировку на баварском престоле. Молодой Людвиг Второй, по мнению венского двора, был слишком увлечен идеями объединения Германии и излишне дружен с Отто Бисмарком. Другой Людвиг, австрийский, более естественно смотрелся бы на троне приальпийского королевства. Причем этот самый братик императора еще и имел наглость домогаться руки Софии Шарлотты. В общем, русская царская семья после консультаций с князем Горчаковым – начальником МИД империи, приняла решение щелкнуть наглой Австрии, фигурально выражаясь, сапогом по носу.
Из отпуска был срочно вызван генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский и будто бы назначен командующим одной из западных армий. В это же время в рейхстаге германской нации послы Российской империи при поддержке представителей Пруссии предложили поддержать права Людвига Второго Баварского на собственный трон. Ну и под занавес в Мюнхен отправилась делегация для переговоров по поводу союза Александра с Софией. Володя… гм… великий князь Владимир Александрович писал, что такое тройственное наступление на предавшую Россию Австрию вызвало в столице настоящее воодушевление. Некоторые горячие головы уже даже принялись делить земли, которые должны были достаться империи после разгрома врага. Благо история эта до газет еще не добралась, пребывая лишь в головах особо приближенных к государю.
Энтузиазма придворных не разделял собственно сам почти жених – Александр. И, естественно, княгиня Мария Мещерская. Еще бы! Из-за каких-то вздорных политических интересов лишиться такого покладистого, влиятельного и щедрого поклонника, как второй сын царя!
В письмах мне Саша жаловался на жестокость судьбы и тут же «стучал» на младшенького Володю, всерьез заинтересовавшегося маменькиной фрейлиной Сашенькой Жуковской.
В общем, жизнь в Санкт-Петербурге кипела. Весеннее обострение плавно переходило в летнюю озабоченность. На счастье – или моя сиделка снова оказалась мудрее головы – эта постоянная связь с близкими к власти людьми вот как могла пригодиться. Я надеялся, что любовь-морковь не помешает моим покровителям урегулировать вопрос с графом Паниным.
А ведь иногда приходилось корябать и еще одно, седьмое послание – для Николая Владимировича Мезенцева. Он моду взял через меня проверять расторопность своих подчиненных. После того памятного похода в «польский» клуб пришлось ему едва ли не роман отсылать. Едва-едва в обычный почтовый конверт стопку бумаги впихнули. На его участие в судьбе моих нигилистов я тоже вправе был рассчитывать. В конце концов зря, что ли, мы с Кретковским ему настоящий заговор с планирующимся покушением на его императорское величество практически раскрыли?!
У молодого человека, пытавшегося ткнуть меня острой железякой в подворотне возле клуба Карины Бутковской, было несколько имен. В Томск вместе с несколькими сотнями других арестантов он прибыл как Анджей Сапковский, осужденный на десятилетнее пребывание в моей губернии. Однако из Омска этот террорист вышел еще Эдуардом Хайно, а судили его и вовсе в качестве Иосифа Шленкера – активного «кинжальщика», «жандарма-вешателя» и сына одного из руководителей восстания. И если бы не двойная смена имен, копать бы ему ближайшие лет двадцать уголь на Нерчинской каторге.
Тем не менее ему удалось каким-то образом, весьма интересным жандармам, подменить бумаги и уже через пару дней после появления в Томске выйти из охраняемого острога. Поселился мой невезучий убийца в доме Карины, где и стало известно его настоящее имя. С той поры люди Киприяна Фаустиповича стали приглядывать за паном Шленкером.
Постепенно проявлялись связи высокопоставленного бунтаря. Он вел переписку со ссыльными не только и не столько внутри губернии. Гораздо большее количество писем приходило ему из Варшавы, Санкт-Петербурга и, как ни странно, из Иркутска с Красноярском. Сотрудники Третьего отделения стали подозревать, что затевается что-то глобальное и совершенно неприятное для власти.
Подобраться к Йосе оказалось не так просто, как казалось. С уже завербованными жандармами поляками «Сапковский» охотно общался, но в планы спешно создаваемой организации посвящать не спешил. Так и кружили бы заговорщики с тайной полицией друг вокруг друга в странном танце, если бы один из очередных «подсадных» не указал однажды ночью в клубе на меня. Вот, дескать, смотри, товарищ. Вот он – здешний самый главный начальник и враг. Оба были под хмелем, поэтому легко и просто сговорились зарезать губернатора, когда он покинет гостеприимный дом мадемуазель Бутковской. Пробравшийся в стан врага разведчик едва-едва успел предупредить начальство, как я стал собираться навстречу судьбе.
Пока два доморощенных убийцы прятались во мраке подворотни, а я пытался попасть в рукава пальто, еще один заговорщик, только-только бежавший с каторги Сигизмунд Минейко, разогнал всех извозчиков от клубных ворот. Беглец был профессиональным военным, даже окончил Санкт-Петербургскую военную академию, поэтому отдавал себе отчет в том, что зарезать высокопоставленного чиновника – это половина дела. Гораздо сложнее потом не попасться в руки жандармов.
Пан Минейко взял на себя организацию благополучного отхода злоумышленников с места преступления. А заодно и согласился побыть в некотором роде тревожной сигнализацией.
И вот я вышел. Весь такой расслабленный, в расстегнутом пальто, с глуповатой мечтательной улыбкой на лице. Шленкер напрягся и вытащил нож. А их бывшее благородие заметил медленно приближающуюся пролетку и вышел из проулка ее остановить. Счет пошел на секунды.
Сначала двое безобидно выглядевших господ ловко выскочили из коляски и в один миг скрутили бывшего военного начальника повстанцев Ошмянского уезда. Они… да что уж там… Миша Карбышев с Варежкой только-только успели заткнуть повстанцу рот кляпом и погрузить его в пролетку, как в сумрачной подворотне громыхнул выстрел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
