Если узнает вообще.
Даже для Элисс будущего ещё не существовало.
* * *
Большинство жителей деревни не любили Аню. Они готовы были терпеть её недевичью грубость довольно долго, пока она не избила Бартку — деревенского силача — до такой степени, что несколько периодов бодрствования ему пришлось носить повязку. Бартку также никто особенно не любил, но считалось просто безобразием, что девочка-подросток так разукрасила его. Семья Бартки хотела отомстить ей и отомстила бы, если бы отряд мстителей по чистой случайности не повстречался с Рин. А Рин не очень-то с ними церемонилась, хотя потом сама же стала накладывать им шины и перевязывать конечности.
Сайор с неохотой наказала Аню, заперев её наверху. А Рин тайно поднялась к ней и посоветовала, как лучше использовать апперкот правой. Бартка больше не слыл деревенским силачом — стоило ему привязаться к какому-нибудь малышу, перед ним тотчас возникало разгневанное лицо Ани и он тотчас вспоминал о каких-то своих неотложных делах. Таким образом Аня постепенно начала завоёвывать популярность у детей, несмотря на то, что родители их продолжали относиться к ней с большим недоверием. Ведь она была ребёнком, который, по их разумению, взялся невесть откуда. Мало ли, что Сайор и Рин говорили, будто она — ребёнок Лайана…
Большую часть периода сна Аня рыдала. У неё ничего не болело — просто она хотела, чтобы мать почувствовала вину за то, что она её наказала. Кончилось тем, что Рин снова поднялась к ней на чердак и приказала ей замолчать, да таким тоном, что испуганная Аня отвернулась к стене и моментально уснула.
В начале следующего периода бодрствования в Лайанхоуме появился пришелец. Он был необычайно худым от долгого голодания, а одежда его состояла из драных штанов, рубахи в каких-то пятнах и плаща, подобранного где-нибудь у обочины дороги. Несмотря на это, он дурачился и весело плясал, стуча в бубен, под музыку, которую наигрывал на своей флейте. Аня чувствовала, как музыка эта отдаётся в её собственном теле. Не переставая играть, певец умудрился пройтись колесом вдоль главной улицы, и грязный плащ при этом периодически скрывал его лицо. Когда он играл на флейте, Аня чувствовала, что её пальцы двигаются в точности как у него, будто они играли вместе.
Певец перестал кувыркаться, убрал флейту, взял в руки бубен и запел песню, которую совсем недавно сочинил:
Семь женщин проскакали в эту ночьПо городу Старвелин.Копыта лошадей их высекалиИз камня звёзды, падавшие в пыльЧто растворялись в бледном лунном свете.Они смотрели в мрачные углы,Где тени прятались, сгущаясь и темнея,Как старое вино. [ 1 ]
И слова и музыка казались Ане нектаром, настолько они были близки её сердцу. Сайор и Рин рассказывали ей о волшебстве, которое может создавать музыка, но никто из них не умел играть её, если не считать неуклюжих попыток настучать что-то ладонями по столу. Этот же человек — Реган, вытаскивал из-под своей грязной, смрадной одежды музыкальные инструменты и извлекал из них небесные звуки.
Он закончил играть и улыбнулся мальчишеской улыбкой. Аня стояла рядом. Он только взглянул и тотчас узнал в ней девочку, описанную ему Элисс. Затем повернулся, чтобы поблагодарить жителей деревни за аплодисменты. Их приём был ему по душе. Он протянул к публике руки, в одной из которых держал флейту, и снова низко поклонился. Сейчас ему надо было побеседовать с этой светловолосой девочкой.
Элисс говорила, что если он пойдёт туда, куда ведёт аккорд, то найдёт девочку. Теперь, когда он выполнил это, в нём родилось нетерпение: согласно воле Элисс, он стоял рядом с Той Кто Ведёт, девочкой, которая в своё время возглавит армию, призванную уничтожить тиранию Эллонии…
— Нет, не армию, — сказала Аня.
— Что? — испуганно переспросил Реган.
— Нас будет немного. Максимум — несколько тысяч, но скорее — несколько сот человек. Забудь о колоннах кавалерии — так нельзя завоевать Альбион. Правда.
— Это ты сейчас говоришь, — сказал Реган, убеждаясь что его слова, кроме неё, никто не слышит. — Но ты сейчас всего лишь ребёнок.
— Поговори с Рин. Она была рядом с Лайаном, когда тот вёл против Дома Эллона огромную армию. Он проиграл эту войну. И Рин считает, чтобы победить Эллонию надо использовать другие пути.
Она села на корточки, обнаружив вдруг на земле интересные камни. Реган присел рядом с ней и провёл по камням пальцами. Аня показала рукой на небо.
* * *
«Я потеряла любовь своей дочери…»
Внизу и чуть слева от Сайор был виден посёлок Лайанхоум. Казалось, его немногочисленные улицы расплавились и потекли от жаркого солнечного света. Она прижала руки к лицу, старясь не загораживать пальцами глаза. Под ней была глубокая пропасть с острыми камнями.
«Я потеряла свою любовь к дочери…»
Это пришло не сразу. Просто постепенно усиливалось ощущение, что Аня была не её ребёнком. Снова и снова Сайор обнаруживала, что лишь играет роль матери, не будучи таковой на самом деле. Ребёнок, которого она вырастила и вскормила, был для неё чужим, даже более того — был врагом. Казалось бы — пустяк: Аня избила того мальчишку, Сайор наказала Аню, чувствуя, что ненавидит себя за это, но всё это вместе было мукой. Ей надо было рассказать Ане о своей боли, но она не привыкла доверять секреты чужим людям. Она могла бы поговорить с Рин, но от неё Сайор ожидала уважения, а не жалости.
«Я одна. Я всегда была одна. Когда со мной был Лайан, мне казалось…»
Она словно оказалась в комнате со множеством дверей, не запертой из которых была только одна. Сайор подалась вперёд, почувствовала, что падает, и расставила руки в стороны, чтобы лететь свободно, как птица.
Глава третья. Пришельцы
Сначала тетива врезалась ей в пальцы, но теперь, после долгой практики, кожа на пальцах стала такой твёрдой, что она уже не чувствовала боли. Аня посмотрела на кончик стрелы, чувствуя её как бы продолжением своего тела, и совместила её со стилизованным изображением оленя, которое сделала Рин на стволе дерева. Вся шея оленя была в отметинах от Аниных стрел.
Она отпустила тетиву и поглядела вслед стреле, пролетевшей быстро, как свет, и гордо застывшей между глаз оленя. Почти тотчас она достала новую стрелу, и опять была готова к стрельбе. Она была недовольна собой, потому что еле дышала от напряжения, а Рин говорила, что самое главное в искусстве стрельбы из лука заключается в спокойствии и полном контроле над телом. Чтобы она могла провести весь период бодрствования, стреляя из лука, и после этого не чувствовать усталости. Вторая стрела чуть не расщепила первую. Третья вонзилась в дерево между первых двух. Если бы олень был настоящим, а не нарисованным, он был бы уже убит три раза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
