Вполне возможно, что, находясь в уютных апартаментах огромного замка, вдали от посторонних глаз, они смогут поговорить по душам и им удастся восстановить утраченное доверие.
Эллиот обвинил Кинрата в том, что тот участвовал в битве при Чевиот-Хилсе, и эти слова маркиза постоянно звучали в ее голове. Если бы она точно знала, что он был там, то относилась бы к нему с величайшей осторожностью и никогда бы не доверилась ему.
Увидев, с какой легкостью Кинрат и Колин расправились с шайкой бандитов на гладиаторской арене в Донкастере, Франсин окончательно убедилась в том, что шотландский граф обладает магическими способностями. До тех пор, пока она не отыщет нужную загадку и отгадку, которая поможет снять волшебное заклятие, она будет его послушной рабыней. Но это отнюдь не означает, что она не сможет устоять перед чарами этого привлекательного мужчины, который настойчиво пытается соблазнить ее. Франсин, конечно, очень хотелось лечь с ним в постель, чтобы познать те плотские радости, о которых он ей рассказывал, но она знала, что у нее хватит силы не поддаться этому желанию.
Уолтер Мак-Рат, как и прежде, неотлучно находился возле Анжелики, ни на минуту не выпуская ее из поля зрения. Даже в их личных апартаментах. За то время, которое они провели в пути, он и няня малышки смогли-таки заключить перемирие.
Люсия больше не осыпала бранными словами этого огромного, похожего на медведя шотландца, а Уолтер перестал ворчать и жаловаться, что итальянка пытается сглазить его. Оба они, похоже, осознали, что, в силу необходимости, им придется терпеть общество друг друга. Они разговаривали друг с другом довольно вежливо и любезно, хотя и с большой неохотой.
От проницательного взора черноглазой Люсии не укрылся тот факт, что у Франсин на поясе для чулок появился шотландский кинжал, и она поняла — сама, без каких-либо объяснений, — что это может означать. Итальянка, судя по всему, догадалась, что, когда они гостили в поместье Бродсворт, Эллиот пытался изнасиловать ее госпожу, а Кинрат этого не допустил.
Франсин знала, что из всех живущих на земле людей синьора Грациоли больше всего ненавидела маркиза Личестера. И у нее на это были серьезные причины. Люсия присутствовала при рождении Анжелики, которая появилась на свет в Неаполе, и заботливо ухаживала за прелестной молодой мамой, которая вскоре умерла от послеродовой горячки…
Лахлан не переставал удивляться тому, насколько изобретательной была леди Франсин. Они находились в ее личных апартаментах в замке Понтефракт, когда она заявила, что ему нужно будет надеть маскарадный костюм.
— В этом маскараде будут участвовать абсолютно все, — настаивала графиня. — Поэтому даже не пытайся придумать какую-нибудь отговорку. Темой этого вечера будет «Парад Любви». Все придут в костюмах героев римской мифологии. Ты будешь Меркурием, а я твоим Купидоном. Сегодня вечером ты должен беспрекословно выполнять все мои приказы и распоряжения, иначе я выпущу стрелу из своего маленького лука и убью тебя.
Лахлан с интересом рассматривал ее в высшей степени соблазнительный костюм. Зачесав волосы назад, она украсила их гирляндой из цветов. Ее локоны, словно золотой водопад, струились по спине до самой талии. На ней была белая туника в мелкую складку; извилистый край этого одеяния спускался по ее стройным ножкам, перевитым длинными ремешками от золотых сандалий, в которые они были обуты. Сквозь ремешки были видны ее голые пальцы.
— Можно узнать, что ты надела под эту короткую тунику? — спросил он, недовольно поморщившись. Обычно женщины под платье надевали широкую нижнюю сорочку длиной до самых лодыжек.
— Вероятно, то же, что ты обычно надеваешь под свой килт, — ответила она, одарив его обворожительной улыбкой, и на ее щеке появилась ямочка.
Определенно, эта прелестная женщина могла свести с ума кого угодно…
Лахлан тихо фыркнул.
— Если ты не наденешь еще что-нибудь, то не выйдешь из этой комнаты, — заявил он.
Это открытое проявление деспотизма возмутило Франсин. Ее карие глаза полыхнули гневом.
— Мне кажется, сэр, что вы не имеете права указывать, что мне надеть, а чего не надевать, — громко запротестовала она.
Лахлан не был собственником и никогда не заставлял своих возлюбленных беспрекословно подчиняться его воле. Но сейчас все кардинально изменилось. Он улыбнулся, стараясь скрыть свое раздражение. Зачем ее провоцировать понапрасну? И он спросил спокойным, ласковым голосом:
— Дорогая, скажи, ты эту тунику надела на голое тело или под ней что-нибудь есть?
Он явно начинал терять терпение, и женщина расхохоталась, решив отплатить ему той же монетой, но при этом показать свое возмущение и досаду.
— Думаю, вы этого никогда не узнаете.
— Не нужно дразнить меня, девочка, — повысил голос Кинрат. — Предупреждаю, что ты сейчас играешь с огнем.
— Вот ваш костюм, — сказала она, указав на скамью возле кровати. Там лежали длинная туника и тога. — Так как Анжелика и Люсия уже спят, то я попрошу Касберта сопроводить меня в зал.
Когда она направилась к двери, Лахлан преградил ей дорогу.
— Пропустите, — сказала она и, засмеявшись, попыталась обойти его. — Не прикасайтесь ко мне. Своими грубыми, мозолистыми ручищами вы помнете мою тунику.
Он легко поймал ее и, взяв на руки, понес к кровати.
— Я потрогаю тебя своими грубыми, мозолистыми ручищами, — сказал он. — И если окажется, что твоя попка голая, то я ее как следует отшлепаю.
Когда он положил Франсин на покрывало, та захихикала.
— Осторожно, — предупредила она, попытавшись сесть. — Я буду лягаться, как упрямый деревенский мул.
Услышав столь дерзкие слова, Лахлан улыбнулся. Он больше не злился и чувствовал, как его охватывает желание. Не говоря ни слова, он схватил Франсин за лодыжки, уложил на постель, раздвинул ее ноги и встал на колени между ними. Потом схватил ее за запястья, наклонился, развел ее руки в стороны и прижал их к кровати.
— Ты сейчас покажешь мне, что надето под этим куцым костюмом, потому что твой голый зад может видеть только один-единственный мужчина. И этот мужчина — я, — сказал он хриплым голосом.
Лахлан нежно целовал ее глаза, нос, подбородок. Он упорно и настойчиво гладил языком ее сжатые губы. И она все-таки открыла рот, чтобы он мог проникнуть внутрь. Кинрат погрузил язык в ее рот, потом вытащил его, ясно давая понять, чем хочет с ней заняться.
Однако игривое настроение исчезло, как только они почувствовали, что от страстного желания стали содрогаться их тела. Молодых людей тянуло друг к другу. Она хотела его, а он хотел ее. И эта неуемная страсть постоянно жила в них, она стала частью их существования, всецело подчиняя себе, заставляя совершать странные и неожиданные поступки.
