закона. И за это можно получить немалый срок.
— А донор?
— А донор — это инопланетянин. Думаю, на Земле вряд ли официально признано, что среди вас гуляют инопланетяне. Власти знают об этом, но помалкивают. Такое же лицемерие и у нас. Официально не признано, что между нашими мирами давно существует связь. Путешественники вроде меня (их не очень много) помогают страждущим завести потомство. К тому же услуга эта очень дорогая, и никто не афиширует рождение детей.
— Теперь непонятно, почему меня хотели схватить полицейские. Хоть я и контрабанда, но меня не существует, — осознание этой неприятной истины сильно взволновало Макса.
— Ну, в принципе…, — Барказ развёл руками, как бы говоря, что поделать, если так уж сложилось.
— В каком принципе? Что меня ждёт? Нет, не хочу знать! Давай быстро отправляй меня назад
— Что может ждать человека, которого не существует? — пряча глаза, заметил он. — А вот домой! Так с этим не просто.
— То есть я не должен находиться на Марсе. Что значит: не просто с возвращением? — не понял Макс.
— Канал открыт не всегда.
— Так, когда он откроется? — спросил он, уже понимая, что ответ вряд ли устроит.
— Я думаю, что для тебя это уже не будет иметь значения, — Барказ потихоньку стал отодвигаться.
— Почему? — злость стала наполнять Макса.
— На Марсе для землян маловато кислорода, и, к сожалению, наша атмосфера не такая плотная, чтобы защитить ваше неприспособленное тело.
— Ах, ты!.. — Макс резко нанёс Барказу удар снизу в челюсть. Тот, клацнув зубами, отлетел в угол и сполз по стене. Струйка крови потекла из уголка рта.
Подскочив, Макс схватил ослабшее тело за грудки и встряхнул. Однако Барказ так и не пришёл в сознание. Выругавшись, он присел на какой-то камень и в отчаянии схватился за голову. Вспомнилось прекрасное сегодняшнее утро, не предвещавшее ничего неприятного. И вот. Он находился непонятно где, среди трущоб, безо всякой перспективы оказаться вечером дома. Дома? Иметь бы на ночь хоть какое-то укрытие и то было бы неплохо. Кто знает, что за ночи здесь. А вдруг по ночам заморозки. От подобных мыслей Макса охватил озноб. Он с трудом убедил себя, что это нервное и что надо успокоиться. Да, ещё этот. Макс с презрением посмотрел на лежащее рядом тело. Интересно, он ещё живой? Протянув руку, потрогал пульс на шее. Вроде есть. А может, и нет. Только этого не хватало. Впрочем, кто его знает, где надо проверять пульс у марсиан? Да и Марс ли это? Но холодное маленькое солнце настойчиво говорило о том, что это действительно так. Необходимо успокоиться и собраться с мыслями. Он опять посмотрел на Барказа. Грустно сознавать, но всё-таки тот был ему нужен. Куда идти, где найти крышу или еду, без него было не то, что трудно, а практически невозможно. Не спрашивать же у первого встречного? Да и вернуться домой, если он не врёт, поможет далеко не каждый. Так что, куда не кинь, везде клин, а, точнее, этот инопланетный контрабандист.
Неплохо было бы знать, который час и сколько времени он провёл здесь? А лучше, сколько ещё проведёт? Макс тяжело вздохнул, затем посмотрел на небо. Солнце клонилось к закату, но сколько оно ещё будет клониться, оставалось загадкой. Да и сколько часов сутки на Марсе, также оставалось под вопросом. Нет, он когда-то знал, сколько, но забыл, как всё ненужное.
Что вообще он помнил об этой планете? Красная планета. Вопрос! Не очень-то она красная. Диаметр меньше земного. А кто его мерил в нынешней ситуации? Два естественных спутника. О… Есть шанс. Во всяком случае, ночью будет чем заняться. Ещё раз посмотрел на небо. Нет. Обзор маловат. Подняться выше некуда. Идти, пока этот… контрабандист не придёт в чувства, тоже некуда.
Один, в заброшенных руинах. Даже странно, что при такой перенаселённости остаются места, никем не востребованные. Макс огляделся. Старые, битые стены из чего-то похожего на кирпич. Как странно. Где-то в Богом забытом месте, а всё равно кирпичи. Вспомнились изощрения фантастов. А оказывается всё просто: кирпич и весь сказ. И клал какой-то халтурщик. Вон, швы неровные. Смотри-ка, разъезжаются прямо на глазах. Чушь. Сказывается усталость и куча приключений. Надо поспать. Но швы на кладке не переставали расходиться. Даже наоборот. Через пару минут он уже стал различать образующиеся контуры. Сначала именно контуры, которые постепенно стали превращаться в барельеф. Мурашки побежали по спине. Постепенно барельеф превратился в статую из кирпича, сидящую рядом. Но совсем у Макса сдали нервы, когда статуя открыла глаза. Он от ужаса сам чуть не превратился в барельеф, настолько плотно вжался в стену. Статуя, постепенно меняя не только очертания, но и цвет, превращалась в человека. Стал исчезать рисунок кирпича. Статуя встала и, подойдя к Максу, протянула руку. Беззвучный крик застрял у него в горле. Рука легко легла на голову и, уже теряя сознание, он почувствовал во рту привкус штукатурки.
Глава 4
Оранжевое небо непривычно слепило глаза. Горячий воздух обжигал ноздри. На зубах скрипел песок. Впрочем, нет, не песок. Штукатурка. Вспомнилось из детства, когда они с пацанами во дворе по глупости грызли её. Кто и зачем это придумал, он уже не помнил. А вкус остался в памяти. Воспоминания вызвали тёплые чувства. Однако реальность быстро расставила всё на свои места.
Ноги медленно, но верно погружались в грунт, с виду казавшийся надёжным. «Ещё несколько минут и меня экскаватором не вытащишь», — подумал Макс и стал, с трудом вытягивая ноги из грунта, пробираться к располагавшемуся неподалёку настилу.
Низкие коричнево-оранжевые тучи носились по небу, и от этого было не по себе. Он попытался вспомнить, как попал сюда. Перед глазами всплывали непонятные картинки. Какие-то развалины. Лежащее на полу бесчувственное тело. И чья-то рука на голове. Вот и всё. «Немного, — подумал Макс, добравшись до настила. — Ну, что ж. Надо осмотреться».
Оранжевый свет наполнял всё пространство. Обманчиво-каменистая оранжевая почва составляла почти весь пейзаж, если не учитывать те промоины, где она напоминала лечебную грязь: текла и местами бурлила, стекая в озёра, которые, в свою очередь, сильно парили, наполняя и без того густой воздух влагой и едким туманом. Редкие представители флоры жались ближе к почве, стараясь спрятаться от жары. Растительность, оказавшись в тумане, расправляла красные до черноты листья, но стоило туману хоть немного развеяться, они сразу сворачивались в трубочки. Низкие тучи застилали всё небо, не давая возможности пробиться свету звёзд. И только огромный круг Солнца с трудом просматривался через них, рисуя сюрреалистическую
